Путешествие на космическом корабле "Бигль" - Альфред Элтон Ван Вогт

— Хочу попросить вас о личном одолжении, мистер Гросвенор, — снова заговорил Мортон. — Мне удалось убедить Йеменса в том, что было бы не очень разумно продолжать наступление Кента на вас. Но хотелось, чтобы и вы, в свою очередь, не распространялись о данной истории. Не старайтесь извлечь дополнительную выгоду из вашей победы. Если вас спросят, скажите, что возвращение к статус-кво стало результатом несчастного случая с Кентом, но сами эту тему не поднимайте. Речь идет о мире на борту. Обещаете?

Гросвенор пообещал, затем добавил:

— Могу ли я подсказать вам один ход?

— Давайте, посмотрим.

— Почему бы вам не назначить Кента своим заместителем?

Мортон уставился на него озадаченно:

— От вас я такого совета не ожидал. Лично я не чувствую в себе желания так уж сильно приободрять Кента.

— Речь не о Кенте, — сказал Гросвенор.

Теперь уже Мортон сделал паузу. Наконец, он произнес:

— Пожалуй, это разрядило бы атмосферу.

Тем не менее, он, по-видимому, не испытывал энтузиазма.

— Ваше мнение о Кенте, — заметил с улыбкой Гросвенор, — похоже, совпадает с моим.

Мортон рассмеялся:

— Можно насчитать не менее полусотни людей на борту, которых я предпочел бы в качестве своего заместителя, однако для поддержания мира мне действительно стоит воспользоваться вашей подсказкой.

Они распростились. Гросвенор не был таким удовлетворенным, каким мог показаться. У него оставалось ощущение, что, спровадив химиков из своего отдела, он выиграл стычку, но не сражение. Тем не менее, по его убеждениям, подобный исход в любом случае выглядел лучше продолжения войны, которая могла принять и более ожесточенный характер.

13

Икстл плыл в беспредельной ночи. Время медленно продвигалось к вечности, и тьма пространства была непроницаемой. Сквозь безмерность проглядывали смутные пятна холодного света. Каждое из них, он знал, являлось галактикой пламенеющих звезд, преобразованной расстоянием в вихревую туманность. Там имелась жизнь, которая размножалась на мириадах планет, безостановочно вращающихся вокруг своих солнц. Подобно жизни, извлекшейся когда-то из первозданной грязи Глора, задолго до того как космический взрыв уничтожил всю могущественную расу икстлов, забросив его собственное тело в межгалактические бездны.

Он жил — в этом состояла его персональная катастрофа. Почти бессмертное тело, уцелевшее в катаклизме, поддерживало себя, все более и более слабея, энергией, разлитой в пространстве и времени. Мозг неустанно возвращался к одной и той же мысли; Икстл думал: один шанс из дециллиона, что он когда-нибудь окажется в какой-либо галактической системе. И еще более исчезающе малый — что упадет на планету и найдет драгоценный гуул.

Миллиард миллиардов раз, следуя по кругу, он приходил к тому же самому выводу. Умозаключение стало неотъемлемой частью его бытия. Словно анимационный образ, беспрерывно развертывающийся перед внутренним взором. Вкупе с далекими светящимися лентами там, в черной пучине, это составляло мир, в котором протекало существование Икстла. Он почти забыл об объемном сенсорном поле, сохраняемым его телом. Когда-то он получал от него сигналы, но сейчас не улавливал ничего в радиусе нескольких световых лет.

Он ничего не ждал, и первый признак появления корабля дошел до него с трудом. Энергия, плотность… материя! Очень смутные, ощущения тыкались в уснувший мозг Икстла. Он почувствовал резкую боль, словно вдруг напрягся давно не используемый мускул.

Боль исчезла. Мысль угасла. Мозг снова погрузился в долгий сон, прерванный на мгновение. Икстл вернулся в свой мир безнадежности и мерцающих пятен. Представление об энергии и свете обернулось грезой и начало стираться. Какой-то уголок сознания, пробудившийся более, чем остальная часть, следил за тем, как мысль исчезает и тени забвения разворачивают свои туманные вуали, окутывая слабо вспыхнувший было проблеск. Но снова, и теперь уже более пронзительно, прозвучало сообщение, посланное сенсорами. Конвульсивное движение напрягло изможденное тело. Четыре руки дернулись вперед, четыре ноги резко распрямились в рефлекторном прыжке.

Широко раскрытые глаза настроились. Взгляд, ничего уже не искавший, снова обрел свою живость. Часть нервной системы, контролировавшая поле восприятия, внезапно пришла в возбуждение. Икстл отвлек внимание от биллионов кубических километров, не подающих никаких сигналов, и сосредоточил все силы на установление точного места, откуда поступил импульс.

Но пока Икстл пытался его определить, оно переместилось на огромное расстояние. И только тогда отшельник подумал о корабле, летящем из одной галактики в другую. Одно ужасное мгновение ему казалось, что аппарат сейчас удалится еще дальше и он не сможет его больше обнаружить, что потеряет контакт навсегда, так и не сумев ничего сделать.

Он чуть растянул сенсорное поле и неожиданно опять ощутил возбуждение, вызванное несомненным присутствием посторонней материи и энергии. На этот раз он в нее вцепился. Он вылил в один электромагнитный пучок всю энергию, которую могло поставить ослабевшее тело.

Через этот луч он жадно втянул в себя огромное количество энергии. Ее было больше — в миллионы раз больше — чем он мог использовать. Он вынужден был изливать ее в пространство. Но, словно чудовищная пиявка, он удлинял свою присоску на четыре, пять, десять световых лет и сосал движущую энергию корабля.

Поскольку уже бесчисленные эры он перебивался слабыми лучиками света, Икстл даже не осмелился попробовать впитать в себя колоссальные количества, доставшиеся ему сейчас. Они рассеются в пространстве, которое поглотит их навсегда. Но и то, что он взял, вдохнуло в его тело жизнь. С неистовой силой он ощущал, как расширяются его возможности. Мощным порывом он привел в движение собственную атомную структуру, и сам устремился в луч.

Корабль, потерявший энергию двигателей, но продолжавший движение за счет имевшейся скорости, проследовал мимо и отдалился на один световой год, на два, на три. Всполошенный Икстл осознал, что аппарат ускользает, вопреки всем его усилиям. Но в этот момент…

Корабль остановился, на полном ходу. Он продвигался со скоростью многих световых лет в день и неожиданно замер в состоянии равновесного покоя, вся скорость оказалась мгновенно погашенной. Он все еще был на значительном расстоянии, но уже не удалялся.

Икстл догадывался, что произошло. Находящиеся на борту корабля заметили вмешательство и остановились выяснить, в чем дело. Мгновенное торможение указывало на высокий уровень техники, хотя Икстл и не мог определить его с точностью. Сам он собирался останавливаться, преобразуя свою скорость в движение электронов внутри собственного тела. Потеряется на этом очень малое количество энергии. В каждом атоме скорость электронов немного возрастет — совсем немного — и добавленная скорость перейдет в движение на субмолекулярном уровне. Именно на этом уровне он ощутил, что корабль рядом.

События следовали одно за другим в чересчур быстром темпе, чтобы успевать их обдумывать. Корабль отгородился от него сплошным энергетическим барьером. Ощутив концентрацию энергии на пути, внутренние рефлексы остановили движение Икстла на долю микросекунды раньше, чем он хотел. В расстоянии это выразилось пятидесятью дополнительными метрами.

Он смотрел на корабль, блистающий в черном пространстве. Барьер по-прежнему был на месте, другими словами это означало, что находящиеся внутри, вероятно, не могли его обнаружить, равно как и он не сумел бы подобраться к кораблю. Он предположил, что чувствительные приборы на борту заметили его приближение, идентифицировали как угрозу и установили защиту.

Икстл находился в нескольких метрах от почти невидимой преграды. Отделенный от исполнения своих надежд, он с вожделением разглядывал аппарат. Это было сферическое чудовище из темного металла, утыканное рядами светящихся точек. Корабль парил в бархатно-черной пустоте пространства, сверкающий, словно драгоценность, спокойный, но живой, обжигающий жизнью. Он принес с собой ностальгическую мысль о мириадах далеких планет и о жизни, неукротимой и суматошной, которая устремилась к звездам, чтобы овладеть ими.

До сего момента ему так много нужно было делать с физической точки зрения, что он пока еще очень смутно представлял, чего может добиться, поднявшись на борт. Тысячелетиями погруженный в беспредельное отчаяние, мозг пришел в безумное возбуждение. Подобно пляшущим языкам пламени, ноги и руки корчились и извивались под ярким светом из иллюминаторов. Изо рта, напоминающего порез на карикатурном изображении человеческого лица, выступила белая пена, разлетевшись мгновенно застывшими капельками. Икстл чувствовал, как растет надежда, затопляя его всего до такой степени, что мутилось зрение. И уже сквозь туман он увидел, как на металлической обшивке корабля набухла световая прожилка. Вздутие обернулось огромным люком, который, вращаясь, открылся. Из проема хлынул ослепительный свет.