За мертвой чертой - Александр Кучаев

– Бедное создание, – прошелестело в тишине зала. – Как же ты теперь…

Я оглянулся.

В полутора шагах стояла незатейливо одетая девчонка среднего роста, тоненькая, светленькая, слегка курносенькая; возле носика едва заметная россыпь небольших веснушек.

Не больше секунды понадобилось для узнавания её.

Это была Зина Тимошина, дочь заместителя городского главы. Вспомнилось, как на цирковом представлении дона Кристобаля она тщилась предотвратить переодевание зрителей.

– Эта женщина страдает, – негромко проговорил я. – И ей предстоит долгое одиночество, может быть, на всю жизнь.

Девушка повернулась ко мне. Наши взгляды встретились и прочитали нечто таинственное, спрятанное в глубине каждого из нас.

Несколько мгновений продолжалось взаимное проникновение. Ах, как сладко затрепетало моё сердце, какой бальзам пролился на душу! Пусть простят меня за сантименты. В качестве оправдания могу сказать только, что до этого мне ни разу не доводилось встречать столь явно выраженный интерес к моей личности.

Тимошина смущённо перевела взгляд на картину. Я продолжил разговор о натюрморте, затем мы перешли к другому полотну.

Нам не хотелось расставаться, и после ознакомления с выставкой Зина предложила зайти в небольшую церковь, бывший молельный дом. Опять мы долго переходили от одной иконы к другой, на этот раз молча, без единого слова.

– А вы знаете, у нас дома есть икона с ликом Иисуса Христа, – сказала девушка, когда мы покинули храм Божий. – Он на ней такой невинный, незащищённый и совсем не грозный. От него непросто оторвать взгляд, возникает желание встать перед ним на колени и разделить часть его страданий. Хотите, поедем сейчас и посмотрим?

Так я оказался в квартире Тимошиных. Потом я ещё много раз бывал у них.

Уже прощаясь, Зина сказала:

– У меня ощущение, что где-то я видела вас раньше. Мы никогда не встречались?

– Вы присутствовали на цирковом представлении знаменитого испанца, а по его окончании некоторое время стояли на ступеньках крыльца Дворца культуры. В тот момент я находился в нескольких шагах от вас. Вы были одна из немногих прилично одетых.

Лицо девушки окрасилось горячим стыдливым румянцем.

– До сих пор испытываешь чувство унижения, вспоминая это ужасное зрелище, – с содроганием сказала она. – А ведь я предупреждала. «Мастер и Маргарита» – одно из моих любимых произведений, и я не один раз перечитывала его. События после феерии дона Кристобаля почти один в один походили на то, что устроила свита Воланда.

Мы обменялись номерами телефонов, и на другой день Зинаида позвонила.

– Как насчёт того, чтобы встретиться сегодня вечером, часов в семь? – сказала она так, будто мы сто лет были знакомы. – Лучше в кафе «Аю», что на Тенистой улице. Бывали там когда-нибудь?

По-татарски «аю» означает медведь. Это был уютный кафешантан с несколькими столиками и тихой музыкой, где подавали только безалкогольные коктейли и мороженое. Иногда на крохотной сцене кафешки выступали начинающие вокалисты, ещё не признанные широкой публикой. В самом заведении в прежние времена мне бывать не доводилось из-за ограниченного количества денег или полного отсутствия таковых, а в окна заглядывал, и не раз.

– Сегодня не могу, – ответил я. И почти сразу же категорично добавил, сам пугаясь своих слов: – И вообще, впредь нам лучше не встречаться.

Несколько долгих секунд телефон не издавал ни звука.

– Почему? Появился какой-то серьёзный мотив для такого решения? – немного растерянно спросила наконец Зинаида. – Мне показалось, вчера вы были настроены совсем по-другому.

Мотив был один: она дочь богатого предпринимателя, ныне – большого городского начальника. У неё хорошее образование, закончила гуманитарный факультет престижного столичного вуза. Ведущий специалист благотворительного фонда, созданного её отцом. А я кто? Бывший детдомовец, у которого ни кола, ни двора. Был дом, и тот сгорел.

А каковы мои университеты? Запойное чтение библиотечных книг: художественных, философских, а также религиозных. Среди них Библия, Коран, высказывания Конфуция, литература о буддийском учении – вот, пожалуй, и весь мой культурный багаж.

Словом, мы были не парой, и мне не хотелось обременять такую чистенькую девочку своим присутствием.

Конечно, можно было обратиться к дону Кристобалю и попросить его о достаточно крупных средствах. Много ли ему стоило предоставить мне один или десять миллионов, когда алмазы и рубины появлялись на его ладони одним лишь шевелением мысли? Но мы тратили средства от продажи драгоценностей в основном только на работу, на достижение реформаторских целей, а не на обретение личного благополучия, и я отвергал саму мысль о подобной просьбе.

– Так какой же мотив? – более требовательно прозвучало в телефоне. – Это из-за моего отца, его состояния? Но оно не столь уж и велико! Его едва хватает, чтобы поддерживать производство в современных технических условиях и обеспечивать семью жильём, одеждой и пропитанием.

Что мне было ответить? Нельзя же было взять и брякнуть, мол, да, причина в вашем богатстве и лично в тебе, такой образованной и на удивление хорошей. Я пыжился сказать что-нибудь вразумительное, но язык словно присох к гортани.

– Кажется, наш милый друг на время потерял дар речи, – проговорила Зинаида. – В общем, встреча около семи в указанном месте. Если вы не придёте, я перестану вас уважать.

Ну что мне было делать? Короче, ровно в семь я уже сидел за столиком в кафе «Аю». Зинаида появилась две минуты спустя. Поздоровалась, села напротив.

– Я вспомнила вас, – сказала она. – Вы были ассистентом испанца, устроившего жуткое зрелище во Дворце культуры. Ещё я видела вас по телевизору рядом с мэром Черноусовым. Последний раз – вчера вечером, уже после того, как мы расстались. Какую роль вы играете теперь? Роль помощника мэра или его телохранителя?

– И ту, и другую. Я стараюсь устранять различные препятствия в его работе и выполняю поручения, не всегда подлежащие огласке.

– Значит, работа мэра не так уж прозрачна?

– Непосредственно его работа – прозрачна, как утренняя роса. Но не могу же я сказать нынешним неприятелям – «иду на вы». Подобные приёмы в далёком прошлом. Против мэра нередко действуют исподтишка. Я должен вовремя обнаруживать угрозы. А для этого зачастую требуется негласность.

Нам принесли по стакану фруктово-молочного коктейля с соломинкой.

– Вы довольно откровенны со мной, – сказала Зинаида перед тем, как потянуть напиток через полый пластиковый стебелёк.

– Случается, я читаю отдельные мысли людей. Знаю точно – личности наподобие вас на предательство не способны. Вдобавок вы дочь зама Черноусова, ближайшего соратника моего шефа.

Мы перешли на разные пустяки, вспомнили о погоде, после чего девушка сказала:

– Аркадий, мне интересно с вами, не сторонитесь меня. Мне приятен ваш голос, я запоминаю каждое слово, произнесённое вами. Вчера вечером, забравшись в постель, я уснула, перебирая все нюансы нашей первой встречи. А утро опять начала с думами о вас. При вашем появлении у меня повышается настроение, правда. Признайтесь, я тоже вам не безразлична. Иначе вы не пришли бы в это кафе.

– Мадемуазель, вам не кажется, что вы чересчур смелы? – сказал я с деланной усмешкой.

– Смелость – из-за страха потерять неординарного человека.

Каким-нибудь донжуанам и казановам этот диалог покажется детским лепетом, но наше свидание происходило именно так, как я описываю.

Повторяю, я всегда был одинок и у меня отсутствовал опыт каких-либо отношений с особами женского рода. До этого, чаще всего, у меня были лишь контакты с парнями, которые заключались в жестоких кулачных боях, из которых я нередко выходил с разбитой физиономией и повреждёнными фалангами пальцев.

А здесь… такая милая пери с чистым открытым взглядом и безмятежной душой. На фоне тогдашней сексуальной раскованности мы и вправду были как дети.

Дочка Тимошиных была невинна в силу своей натуры, мне же, в очередной раз говорю, избежать всеобщей мужской участи помог проклятый горб и отчасти простодушие, получившее подкрепление в тургеневских произведениях.

Я не терпел, когда мне навязываются. Но Зиночка и не навязывалась, а лишь точно обрисовывала ситуацию.

Часто человек слаб, и во мне проявилась слабина. Короче, я пошёл на сделку с совестью и, забыв о недавних сомнениях, полностью отдался сердечному влечению. С каждым днём наша дружба становилась всё крепче, и, наконец, мы поняли, что любим друг друга страстно, беззаветно.

К сожалению, наши отношения продолжались лишь считанные недели, а потом наступила длительная полуторагодичная размолвка. Я уж и думать почти перестал о Зине, но, видимо, действительно союзы заключаются на небесах. Наступил момент, когда нас обвенчали при весьма незавидных обстоятельствах, и мы пообещали любить друг друга до конца дней своих. Но сколько до этого произошло разных событий и сколько раз моя жизнь висела буквально на волоске!