В ритме сердца (СИ) - Майрон Тори

— М-м-м… — откусывая первый смачный кусок пирога, Никс протяжно стонет и в наслаждении прикрывает глаза, слегка откидывая голову назад, а кремовая начинка тягучей каплей сползает с её губ на подбородок.

Мне кажется, от этой сцены я забываю даже своё собственное имя, а член всего за миг пробуждается до полной готовности, словно не он ещё несколько минут назад трижды добирался до финиша.

— Вот это страсть! — слышу слова Мэгги словно сквозь вату.

— Что? — с силой отрываю взгляд от Никс, обращая всё своё внимание на бабушку.

— Говорю — девчонка наша ест с такой страстью, аж приятно смотреть! — поясняет Мегги, закидывая кусочек пирога в рот. — Никогда не понимала, как можно отказываться от сладкого? Это же такая радость жизни — просто пальчики оближешь!

Что в подтверждение бабушкиным словам и делает Никс, слизывая начинку с каждого пальца.

Да это просто издевательство какое-то! Она что, специально это делает, чтобы окончательно добить меня?

Я нервно сглатываю и чувствую, как кровью наливается не только член, но и моё лицо.

— А ты чего не ешь, дорогой? Хорошо себя чувствуешь? Ты сегодня какой-то странный. — Бабушка взволнованно касается моего лица.

— Всё нормально, видимо, немного переработал, — заверяю я, даже не представляя, как запихнуть в себя хоть немного еды. Я зверски голоден, но пирог — совсем не то, что мне сейчас сможет помочь.

— Ох, милый мой, мне кажется, тебе стоит немного умерить свой пыл. Боюсь, что такими темпами ты можешь скоро перегореть.

— Не переживай, мне просто нужно поспать, — говоря это, осознаю, что сон в самом деле может стать решением моей проблемы и капитального бардака в голове. — Мэгги, я пробуду у тебя завтра до обеда, поэтому у нас ещё будет возможность провести время вместе, а сейчас я, пожалуй, и правда пойду отдохну.

— Но ты же совсем не поел, — огорчённо говорит бабушка, и я тут же целую её в макушку.

— Всё в порядке, я не голоден. Но завтра обязательно попробую твой пирог.

— Мой ещё в духовке, а этот Николина готовила, даже несмотря на свои израненные руки, — говорит Мэгги, вынуждая виновато посмотреть на Никс, на лице которой мне ничего не удаётся прочесть.

Она смотрит на меня совершенно обычным взглядом, словно между нами и не было напряжённого неловкого момента. Или, может, только мне наш эпизод на кухне казался невыносимым?

Поняла ли она, что там со мной произошло? Ощущает ли сейчас, что со мной творится? Если да, то что чувствует и думает по этому поводу? Считает меня озабоченным отморозком, которому мало других девушек и теперь решил залезть в трусы почти что к своей сестре?

Об ответах на все эти вопросы мне остаётся лишь гадать. Но не сегодня. Не сейчас.

— Всё в порядке, Мэгги, пусть идёт отдыхать. Он в самом деле неважно выглядит, а пирог мы ему оставим, — говорит Никс, словно меня уже нет в комнате, и жадно впивается в очередной кусок выпечки.

Не в состоянии больше смотреть на её «невинное» поедание десерта, я скрываюсь в своей комнате, делая именно то, о чём мечтал в самом начале, — включаю проигрыватель и раскидываюсь на кровати, но теперь я не совсем уверен, что это поможет мне достичь желаемого расслабления. Как, впрочем, и глубокого сна.

***

Тёплое ламповое звучание виниловой пластинки всё ещё продолжает ласкать мой слух, когда в кромешной темноте мне чётко удаётся расслышать тихий звук открывающейся двери, мерное дыхание, осторожные неторопливые шаги, а вслед за ними сильный стук о деревянную ножку кровати и сдавленный болезненный стон.

Включаю прикроватный светильник и вижу вполне свойственную для Никс картину — она неуклюже скачет на одной ноге, а вторую усердно массирует, явно пытаясь унять острую боль от удара.

— Ну и что ты делаешь? — приподнимаясь на локтях, устало спрашиваю я, но теперь уже без капли раздражения. Пару часов отдыха в одиночестве под любимые песни если и не вернули мне самообладание полностью, то значительно успокоили нервы и распутали весомую часть тугого клубка информации в моей голове. А тот факт, что Никс додумалась наконец накинуть на себя халат Мэгги, в разы облегчает мне общение с ней.

— Я оставила здесь пластыри и лечебную мазь, а мне перед сном ещё раз нужно обработать раны, — сквозь жалостное мычание говорит она.

— А почему свет не включила?

— Не хотела тебя будить.

— И что, не разбудила? — говорю с напускной суровостью и наблюдаю за уникальным моментом, как она, продолжая стоять на одной ноге, теряет равновесие и с грохотом падает на пол.

Роняю голову обратно на подушку, мгновенно разражаясь беззвучным смехом. Вот эта сцена уже больше похожа на мою обычную Никс.

— А-у-у-у! Да чтоб меня… — только и слышу в ответ с пола сквозь такой же тихий хохот.

Продолжая задыхаться от веселья, встаю с кровати и направляюсь к ней.

— Такими темпами, Никс, уже к двадцати годам на тебе не останется ни одного живого места. — Она лежит на полу в шерстяном бабушкином халате и заразительно смеётся, продолжая справляться с новой порцией боли, отчего я сам не могу унять теперь уже громкий раскатистый смех.

— Тихо! Хватит ржать! — шикает малышка, прижимая палец к губам. — Ты сейчас Мэгги разбудишь.

Мой приступ смеха немного угасает, и, схватывая её за руки, я рывком поднимаю вверх.

— А-у-у-у! — вновь стонет она.

— Что такое? Нога? — Бросаю взгляд на колено, кровь из которого уже насквозь пропитала пластырь.

— Нет, ладони! — Никс попеременно дует на раны на обеих руках. — Наверное, на мне уже нет ни одного живого места, — устало выдыхает она, но глаза всё равно светятся озорным счастьем.

— Как ты вообще умудряешься быть столь неуклюжей по жизни и одновременно умеешь так грациозно танцевать? — Не могу найти причины на это, но даже в приглушённом свете ночника мне удаётся заметить, как она вмиг бледнеет.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашиваю я и вновь сдерживаю себя от порыва коснуться её лица.

Я всегда так делал и до сих пор не видел и капли неловкости в столь невинном жесте, но сегодня я в самом деле не на шутку удивлён и растерян реакцией своего непокорного тела и потому до конца не понимаю, как мне следует теперь себя с ней вести.

— Да, всё нормально, просто нужно раны обработать, — нервно сглотнув, отвечает Никс.

Что же в моих словах её так сильно испугало? Или это я её пугаю?

Чёрт, как же бесит, что я её «не ощущаю».

— Ладно… Давай, садись. — Нарушая несвойственное нам неловкое молчание, подвигаю её к краю кровати, а сам осматриваю комнату. — Где там твоя мазь?

— На подоконнике. Найдёшь по запаху.

Подхожу к окну, где стоит стеклянная банка с вязкой массой отвратительного болотного цвета, и сразу понимаю, о чём говорит Никс.

— Боже, только не это… — теперь стонать начинаю я, ещё с детства помня пахучий запах бабушкиной целительной мази.

— Да, да, именно она, — с тем же брезгливым выражением лица подтверждает Никс. — К выходным мне нужно вернуться на работу. И так пришлось взять отгул на несколько дней, так что выбора у меня нет — надо мазать.

— Выбор есть всегда, Никс. Может, это хороший повод бросить работу в клубе? — я вновь начинаю старую балладу, но в этот раз стоит мне только подумать о том, что Никс каждую ночь танцует перед сотнями чужих глаз, виляя своим сочным задом, я ощущаю, как десятки острых иголок вонзаются в грудную клетку. Я никогда не одобрял её работу в клубе, но сейчас она меня прямо-таки бесит. Даже не сразу ощущаю, как от внезапно вспыхнувшей злости чересчур сильно сдавливаю банку в руках. — Я не хочу, чтобы ты там работала! — твёрдо заявляю я до того, как успеваю обдумать.

Но она смотрит на меня совершенно спокойно, и мои слова её нисколько не удивляют, так как слышит их далеко не в первый раз.

— Я тоже много чего не хочу, Остин, но есть такое слово «надо», — ровно отвечает она и тянется к зловонной банке в моих руках.