Противоядие от алчности - Кэролайн Роу

— Нет, ваше преосвященство, — ответил Юсуф.

— Тогда ты можешь присоединиться к нам, не правда ли, Руффа? А заодно ты передашь мне сообщение. Надеюсь, ничего серьезного, что бы потребовало от меня немедленных действий.

— О нет, ваше преосвященство, — сказал Юсуф и вскоре уже сидел за столом рядом с епископом в просторном зале.

В день прибытия путешественников па обед в большом зале епископского дворца в Барселоне собралось восемнадцать человек. Большинство из них были священниками, занимающими различные должности в соборе. Помимо Юсуфа и четырех церковников из Жироны — епископа, его секретаря, его исповедника и священника из женского монастыря — было трос светских гостей: приветливый землевладелец по имени Гонсалво де Марка и двое рассудительных купцов, которые являлись частью городского совета.

— Зачем они здесь? — тихо спросил Бернат.

— Как говорит отец Бонанат, — пробормотал Франсес Монтерранес, кивая на священника, сидевшего с другой стороны стола, — у членов совета есть неотложные дела, которые необходимо обсудить с каноником. Я ничего не знаю об этом господине, даже о том, для чего он оставил своих коров и свиней и отправился в город, — добавил он, указывая на Гонсалво де Марка. — Знаю только, что он очень богат и что его давно умерший двоюродный дед был весьма влиятельным сеньором.

За столом было странно тихо. Путешественники сильно устали, и у них не было сил на разговоры. Дон Гонсалво, будучи местным, начал длинное и путаное объяснение причин недовольства крестьянства, которое было способно убаюкать даже их самого горячего защитника. Наконец он допил свой бокал и, пытаясь подвести итог своим аргументам, окончательно выдохся. После нескольких мгновений напряженной тишины Франсес Монтерранес, стараясь подхватить нить угасшей было беседы, обратился к епископу:

— У вашего преосвященства есть новости о нашем несчастном юном Жилберте? Насколько я помню, его состояние было довольно тяжелым, когда мы уехали вчера утром.

Он произнес это громко, чтобы заглушить дальнейшие попытки выступлений со стороны дона Гонсалво.

— Вы хотите сказать, что были и другие неприятности во время вашего путешествия помимо нападения? — торопливо спросил каноник.

— Нет, с нами ничего не случилось, — ответил Беренгер. — Но мы натолкнулись на молодого дворянина, лежавшего около дороги. На него напали воры и бросили его, посчитав мертвым. Со вчерашнего вечера я ничего о нем не слышал. Надеюсь, ему лучше, Юсуф?

Мальчик покачал головой и спокойно ответил, что за прошедшее время не было отмечено значительного улучшения его состояния.

Послышался сочувствующий шепот на фоне смущенных взглядов тех, кто не понимал, о чем идет речь.

Затем один из каноников отвлекся от стоявшего перед ним блюда с бараниной.

— Они повсюду. Как жаль, что дороги в город настолько ужасно охраняются, что прячущиеся в холмах бандиты без опасений нападают на честных христиан.

— Путешествия всегда опасны, господин, — сказал Гонсалво Беренгеру. — Вы, господин, довольно много путешествуете, так что знаете об этом не понаслышке. Когда я покидал усадьбу, то помимо слуг я взял с собой трех крепких парней.

— Трудно предположить, что на такую большую группу людей, как наша, все же нападут вооруженные бандиты, — сказал Франсес в оправдание.

— Приятно отметить, — произнес Беренгер, — что в бой вступили все члены моей свиты, даже повара, и действовали весьма смело и умело. А ради чего вы предприняли столь опасную поездку, уважаемый? — спросил епископ, поворачиваясь к Гонсалво. На его лице не было даже тени улыбки.

— Закон, ваше преосвященство, — сказал он, сияя от самоуверенности. — Все мы должны стремиться к тому, чтобы закон восторжествовал, нельзя ослаблять бдительность ни на мгновение. Вы так не находите? — обратился он к одному из торговцев, тихо беседовавших с каноником.

Торговец удивленно воззрился на него.

— Вы совершенно правы, — вежливо ответил он и вернулся к прерванной беседе, понятия не имея о том, чему он только что поддакнул.

— У вас есть дело в суде? — спросил Бернат.

Гонсалво несколько задержался с ответом.

— Можно сказать и так, — ответил он. — Небольшое дело, пустяк, который касается только меня.

— В таком случае, удивительно, что вы отважились ехать в такую даль ради столь незначительного дела, — сказал епископ.

— Были и другие причины, — сказал Гонсалво, подмигнув Бернату. — У каждого есть семья, друзья, знакомые, — доверительно добавил он. — У меня есть дочь, которая достигла брачного возраста. — Он кивнул в направлении каноника. — Я воспользовался этой возможностью, чтобы узнать у каноника, нет ли каких подвижек по моему делу.

— А-а, — протянул Беренгер. — Значит, ваше дело слушается в епископальном суде?

— Я, видимо, неточно выразился, ваше преосвященство. Это не мое дело, — сказал Гонсалво. — Это касается соседа, земля которого находится в пределах барселонской епархии. Вопрос связан с небольшим участком моих земель, орошаемых общим ручьем.

— А ваш сосед тоже здесь, чтобы поддержать свое дело в суде? — спросил Бернат.

— Насколько я знаю, нет, — ответил Гонсалво. — Но дело слушалось не в Барселоне. Оно было передано на рассмотрение папского суда.

— Боюсь, — сказал Франсес Руффа, каноник Барселоны, — что по этому вопросу у нас нет никакого решения из Авиньона. Пока нет. — Он говорил холодно, как будто устал от прошений дона Гонсалво. Или от самого дона Гонсалво.

— Не беспокойтесь, отец мой, — заметил Гонсалво. — Ходят слухи, что бумаги уже в пути. Мудрый человек всегда готов к решению, особенно если думает, что оно может быть неблагоприятным.

Беренгер встал.

— Мой дорогой Руффа, — обратился он канонику, — хотя мне было весьма приятно находиться в вашем обществе, все же я вынужден просить вас простить меня. Я воспользуюсь охраной Его Величества, чтобы прогуляться по саду, поскольку нам нужно обсудить некоторые вопросы. Затем, если вы сможете уделить мне полчаса, мы с вами обсудим некоторые вопросы, по поводу которых мне хотелось бы узнать ваше мнение.

Франсес Руффа поднялся и проводил епископа Жироны и Юсуфа до выхода из зала.

— Но что я скажу Его Величеству, если он прикажет мне оставаться при дворе? — обеспокоенно спросил Юсуф. — Я думал об этом еще до того, как мы оставили Жирону, ваше преосвященство, и очень расстроился. Мой хозяин слеп и беспомощен. Я не могу бросить его. И он может многому научить меня.

— Ты нужен своему хозяину, Юсуф, но он не настолько беспомощен, как ты думаешь. Однако если ты не решишься его оставить, то увидишь, что Его Величество способен понять привязанность и преданность, — сказал Беренгер. — Он может решить, что ты глуп, но он не будет оскорблен. И, конечно, Ее Величество не будет оскорблена, а к ней он прислушивается гораздо внимательней, чем к любому из своих советников.

— Спасибо, ваше преосвященство.

— Я вижу, что Руффа направляется прямо ко мне, — сказал Беренгер. — Можешь подождать меня немного? После разговора с каноником я буду знать, что следует передать господину Исааку.

— Конечно, ваше преосвященство. Я буду ждать вашего возвращения у двери.

Привычно тихо ступая, Юсуф вернулся в огромную столовую. Он скользнул в глубокий оконный проем, где куски стекла были так искусно подогнаны один к другому, что не только не пропускали сквозняки, но и позволяли свету свободно проникать в комнату. Через стекло он мог видеть сад почти так же ясно, как если бы в оконном переплете вообще не было стекла. Это произвело на Юсуфа сильное впечатление. Даже у мастера Мордехая — достаточно богатого человека, имевшего стеклянные бокалы и кувшины для вина, — было всего одно застекленное окно, а здесь стекла были вставлены во все окна большого зала.

В зале оставались двое мужчин. Они стояли спиной к нему и были глубоко погружены в беседу. Скучая, Юсуф прислушался к их разговору. Слуги убирали длинный стол и уносили остатки роскошного обеда. Когда они закончили свою работу и ушли, голоса двух мужчин зазвучали отчетливей и на них уже сложно было не обращать внимания. Юсуф прислушался, а разобрав несколько слов, с любопытством посмотрел, кто это произнес. Они не были священниками. Один из них был дон Гонсалво — никто из присутствовавших на обеде не носил столь необычно скроенную тунику; другой был моложе и выглядел большим модником. Он не обедал во дворце, но казался очень знакомым, хотя Юсуф не смог вспомнить, кто это.

Затем до него донеслось имя «Жилберт», и Юсуф напряг слух.

— Но это все, что я знаю о его состоянии, — сказал Гонсалво.

Ответ второго человека был слишком тихим, и Юсуф не смог его расслышать.