Княжна Дубровина - Елизавета Салиас-де-Турнемир

— Она въ другой разъ будетъ осторожнѣе, сказала Александра Петровна мягко.

— Идите на верхъ, выучите ее держать себя прилично, это ваша обязанность, сказала Варвара Петровна, круто обращаясь къ Англичанкѣ.

Долго въ этотъ день преподавала миссъ Джемсъ Анютѣ правила вѣжливости и свѣтскихъ условій, и такъ какъ она говорила съ ней мягко, ибо строгой но честной Англичанкѣ понравилась прямота Анюты, Анюта слушала ее со вниманіемъ и сама желала въ другой разъ не дѣлать промаховъ. Она даже въ первый разъ рѣшилась поговорить съ миссъ Джемсъ откровенно и краснѣя до ушей, спросила:

— Скажите мнѣ за что они обижаютъ моего папочку, за что не могутъ терпѣть его? Что онъ имъ сдѣлалъ?

— Вотъ и опять: они. Это невѣжливо, скажите: тетушки. Тетушки ваши не обижаютъ вашего дядю и я не слыхала, чтобъ они дурно о немъ отзывались, напротивъ того, но онѣ мало съ нимъ знакомы.

— Нѣтъ, онѣ обижаютъ его, говорятъ онъ бѣдный!

— Да развѣ бѣдность порокъ?

— Ужь конечно нѣтъ, но тетушки такъ говорятъ, какъ будто это стыдъ и порокъ.

— Вамъ такъ показалось.

— Нѣтъ, я знаю. Зачѣмъ тетушки запрещаютъ мнѣ называть его папочкой.

— Я хорошо не понимаю этого названія. сказала Англичанка уклоняясь отъ отвѣта.

— Отцомъ, papa, сказала Анюта, поясняя.

— А!… протянула Англичанка.

— А онъ былъ, есть и будетъ мнѣ отцомъ. моимъ милымъ, дорогимъ папочкой, воскликнула Анюта и яркій румянецъ залилъ лицо ея.

— Пусть такъ, и любите его, какъ отца, но вы должны слушаться тетки — она вамъ вмѣсто матери.

— Никогда! сказала Анюта, ужь если кто мнѣ мать, то моя Маша!

— Развѣ вамъ мѣшаютъ любить ихъ? спросила Англичанка.

— Хотѣли бы помѣшать да не могутъ, возразила Анюта. — Не все ли равно для нея, какъ я зову моего папочку.

— Развѣ вы не можете звать его дядей, какъ вамъ приказываютъ, и любить его какъ отца.

— Любовь моя не въ ихъ власти, сказала Анюта запальчиво.

— Садитесь учиться, сказала миссъ Джемсъ, видя, что разговоръ этотъ только больше и больше раздражаетъ Анюту. — Мы потеряли цѣлый часъ. Это непорядокъ.

Анюта развернула книги и думала: противный порядокъ!

— Безъ порядка, продолжала миссъ Джемсъ, будто угадывая ея мысли, — жить нельзя. Безпорядочная женщина не въ состояніи вести своего хозяйства, распорядиться временемъ и состояніемъ. Безъ порядка въ семьѣ не можетъ быть благосостоянія, благоденствія. Не забывайте этого.

Гдѣ мнѣ забыть эту муку, думала Анюта, выросту, уѣду, съ ними жить не буду… и вдругъ ей пришло на мысль, что у Маши порядокъ и что она говорила ей то же самое. Да, но Маша на часы не смотритъ и по минутамъ ничего не дѣлаетъ… однако, день ея распредѣленъ, только на часы не смотритъ. Этой привычки не имѣетъ… А выходитъ все то же. Стало-быть правда, что безъ порядка жить нельзя.

Но урокъ начался и отвлекъ мысли Анюты въ другую сторону.

Дни шли за днями. Анюта много и прилежно училась и не имѣла времени скучать. Скука томитъ праздныхъ. Только не могла она примириться съ уроками рукодѣлія; вязать чулки и шить рубашки, казалось ей до того невыносимымъ, что она нарочно спускала петли или шила какъ попало, но чѣмъ небрежнѣе относилась она къ своей работѣ, тѣмъ дольше заставляли ее шить и вязать. Немалая доля была у Анюты упрямства, а у Англичанки и Нѣмки нашлось еще болѣе настойчивости. Когда она дурно вязала, Нѣмка неумолимо распускала цѣлые ряды и заставляла вязать снова. Въ этомъ случаѣ ни гнѣвъ, ни слезы не помогали, и Анюта поняла, что надо покориться. переломила себя и на повѣрку вышло, что такъ выгоднѣе. Она выучилась вязать очень скоро, и то, что дѣлала въ часъ, стала оканчивать въ полчаса, а окончивъ могла заняться чѣмъ хотѣла. Она любила чтеніе, но книги выбранные Варварой Петровной и которыя она назвала въ день своего пріѣзда глупыми ее не занимали. Однажды миссъ Джемсъ, питавшая великое презрѣніе къ дѣтской французской литературѣ, сказала Анютѣ.

— Учитесь скорѣй по-англійски и по-нѣмецки и я вамъ доставлю множество самыхъ занимательныхъ книгъ. Вы не успѣете перечитать ихъ.

— Ахъ! успѣю, воскликнула Анюта. — Всю комнату завалите книгами и я все перечту.

Въ виду такого удовольствія Анюта стала ревностно учиться по-англійски и по-нѣмецки.

Вскорѣ послѣ посѣщенія Вышеградской. Анюту опять позвали внизъ. Вошедши въ гостиную она увидѣла женщину зрѣлыхъ лѣтъ и съ ней двухъ красивыхъ дѣвочекъ, почти однихъ лѣтъ съ нею.

— Не узнаете меня, сказала ей сидѣвшая на диванѣ дама и дочерей моихъ не узнаете?

— Не мудрено, сказала Варвара Петровна, — столько лѣтъ тому назадъ и Анна была тогда совсѣмъ дитя. Княгиня Бѣлорѣцкая и ея дочери, прибавила она обращаясь къ Анютѣ, — помнишь ли, ты пріѣхала съ ними съ Кавказа.

— Ахъ помню! помню, воскликнула Анюта, подошла къ дѣвочкамъ и онѣ расцѣловались.

— Подите, познакомьтесь опять, сказала княгиня, и дѣвочки отошли въ сторону и между ними завязался разговоръ.

— Помню, помню, вашъ большой домъ, говорила Анюта, — большія картины и бѣлыя статуи. Я ихъ боялась.

— Я и теперь боюсь ихъ въ потемкахъ, когда прохожу по пустой гостиной, сказала меньшая княжна Алина.

— Ну нѣтъ, я теперь бояться не стану, сказала Анюта.

— Увидимъ, возразила Алина, когда вы къ намъ пріѣдете, мы васъ заставимъ въ потемкахъ пройти по всѣмъ комнатамъ, да одну, одну. Когда вы къ намъ пріѣдете?

— Не знаю, когда позволятъ, сказала Анюта, научившаяся уже не располагать собою безъ позволенія.

— Надо поскорѣе. Вы часто ѣздите въ гости?

— Никогда, сказала Анюта. — Мы никого почти не видимъ, никуда кромѣ какъ въ церковь не ѣздимъ и живемъ такъ…

— Скучно, сказала старшая Нина.

— Ужасно скучно, воскликнула Анюта.

— Ну теперь мы попросимъ маму, у насъ множество знакомыхъ, пріятельницъ, она пригласитъ ихъ, а мы и васъ съ ними познакомимъ.

— И Мостовы, и Прилуцкіе, и Щегловы — съ ними такъ весело! Мы съ ними учимся танцовать и бываемъ въ театрѣ.

— Въ театрѣ! воскликнула Анюта одушевляясь. — Вотъ такъ счастіе! И видѣли Парашу Сибирячку.

— Нѣтъ, мы этой пьесы не видали.

— Не видали? Это прелесть! Прелесть! закричала Анюта громче чѣмъ слѣдовало.

— Анна! послышался голосъ Варвары Петровны изъ другаго угла гостиной.

Анюта тотчасъ понизила голосъ и продолжала тише:

— Не знаете такой прелестной пьесы, мнѣ ее читалъ Митя. Я плакала, какъ плакала!

— Да какое же удовольствіе плакать? сказала Алина, — я не люблю плакать, по мнѣ лучше посмѣяться.

— Ну, если смѣяться, то Ревизора, сказала Анюта. Вы видѣли Ревизора?

— Нѣтъ не видали, мы этой пьесы не знаемъ.

— Что жь вы видѣли?

— Мы видѣли Волшебнаго Стрѣлка и Аскольдову могилу. Это оперы.

— Что такое опера, спросила Анюта.

— Ахъ! Боже мой! какъ же вы не знаете! Это пьеса съ музыкой и пѣніемъ. Въ ней не разговариваютъ, а все поютъ, сказала Нина.

— Поютъ! опять вскрикнула изумленная Анюта, — все поютъ! Когда въ пьесѣ веселыя слова, ихъ поютъ?

— Да, и даже когда трогательно и плачутъ то поютъ.

— Какъ глупо! рѣшила Анюта. — Нѣтъ, я не хочу видѣть такой пьесы. Какая нелѣпость плакать и пѣть! Этого въ самомъ дѣлѣ не бываетъ.

— Конечно не бываетъ; это только такъ, на театрѣ. Представленіе!

— Я хочу представленіе того, что бываетъ, сказала Анюта.

— Такихъ пьесъ я что-то не припомню, сказала Алина. — Вотъ и Конекъ-Горбунокъ прелестная пьеса, но тамъ тоже то, чего не бываетъ. Иванушка-дурачекъ летитъ на луну и крадетъ Царь-дѣвицу. Очень интересно.

— Не знаю, сказала Анюта, — а мнѣ бы хотѣлось, какъ хотѣлось — Парашу Сибирячку.

— Мама! сказала Нина, — Анютѣ хочется видѣть Парашу Сибирячку, пригласи ее съ нами въ театръ.

Княгиня обратилась къ Варварѣ Петровнѣ и просила отпустить съ ней Анюту, когда у нея будетъ ложа, и получила согласіе ея, если только Анюта будетъ послушна. Анюта пришла въ восторгъ.

— Скоро ли, скоро ли? спросила она у княгини, — когда именно? и стояла вся розовая отъ волненія.

— Не знаю, когда будутъ давать Парашу Сибирячку. А то можно и другую пьесу.

— Такъ Ревизора, сказала Анюта, которая была въ такомъ восторгѣ, что говорила громче обыкновеннаго.

— Ревизора я не видала, я ужь не бываю въ театрѣ, сказала Варвара Петровна, — но въ ней выведены все воры и негодяи. Эта пьеса не для дѣтей: откуда ты знаешь такую пьесу.

— Мнѣ Митя читалъ и мы всѣ такъ смѣялись, и самъ папочка…

— Дядя, сказала внушительно Варвара Петровна…

— Да, сказала Анюта уклончиво, такъ, такъ смѣялся вмѣстѣ съ нами и сказалъ: хорошо бы посмотрѣть на столичной сценѣ.