Комнатный фонтан - Йенс Шпаршу

— Сейчас ты будешь у меня учиться приносить тапку!

Я подобрал с пола один из снарядов и запустил его по той же траектории, стараясь попасть как можно дальше.

Пятница даже и не думал шевелиться.

Я строго посмотрел на него. Ладно, попробуем по-другому. С тяжелым вздохом я опустился на четвереньки и резво поскакал к тапке, схватил ее зубами и отнес Пятнице. Слегка запыхавшись, я опустил учебный объект к его лапам.

— Теперь ты!

Войлочная тапка снова пересекла со свистом воздушное пространство.

Пятница сидел как вкопанный, недоверчиво глядя на происходящее. (Я сохранял полное спокойствие. До сих пор, честно говоря, я не очень-то отличался в том, что касается его воспитания. Поэтому для меня в его сдержанном отношении не было ничего удивительного, и я готов был его понять.)

Я снова встал на четвереньки и пополз вперед, только теперь я полз гораздо медленнее, чтобы ему было легче запомнить движения.

На сей раз он решил все-таки присоединиться ко мне. Зажмурив от удивления глаза, он возбужденно махал хвостом и неотступно следовал за мною.

Уже неплохо. Это была маленькая победа.

Я поднялся. Конечно, нужно было с ним заниматься по системе, последовательно тренировать команды «Сидеть!», «Лежать!», «Место!», «Принеси мне тапки!» (то есть «Апорт!»), «Служить!» (= вставай на задние лапы) — все это нужно было вводить постепенно, шаг за шагом.

Но что поделаешь, раз уж так вышло, попробую хотя бы научить его вставать на задние лапы. (Я прямо так и представил себе: вот прихожу я вечером домой, усталый, разбитый, открываю дверь и — кто это тут меня встречает на задних лапках?)

Я, стало быть, снова опустился перед ним на колени, крепко прижал локти к туловищу, выставил вперед руки наподобие двух канделябров, слегка приоткрыл рот и свесил набок язык…

Пятнице это не понравилось. Он ушел. Ушел, оставив меня стоять на коленях! Я тут же вскочил, побежал за ним и снова плюхнулся на пол, локти по швам, руки канделябрами, язык в сторону. Он отвернулся.

Ну ладно, на первый раз хватит. Главное — начало положено.

За всеми этими упражнениями я успел изрядно проголодаться. Я открыл банку собачьих консервов. С педагогической точки зрения это было, конечно, неверно; впредь нужно будет держать что-нибудь такое про запас, чтобы давать Пятнице в качестве маленькой награды во время наших дальнейших занятий, а то получается, что он, видите ли, ничему учиться не хочет, а я его тут балую. Ну ладно, в другой раз. Есть одному мне совершенно не хотелось.

И вот сидим мы с ним на полу, я достаю себе из банки холодную сосиску марки «Викинг», стараясь, чтобы с нее не очень капало, надкусываю ее так не спеша и…

Надо пригласить Юлию на обед! — ударило меня в голову. Это мысль взялась невесть откуда (наверное, из бурчащего живота) и была поистине гениальной! Она захватила меня целиком и полностью, вытеснив собою все остальное. Я только представил себе это: канун Рождества, двадцать четвертое, мы сидим за столом, обедаем! Как прежде… У меня закружилась голова.

Я перестал жевать.

Подумал о карпе.

Кролик, конечно, тоже сгодится, если его сделать с клецками. Мои мысли обратились к прошлому.

Конец года, неповторимое время! Время, когда можно как следует выяснить отношения.

Я медленно вытер руки о кухонное полотенце. Чуть позже я уже сидел за столом. сочиняя для Юлии приглашение на рождественский обед, который должен состояться 24 декабря в 12 ч.

Пятница лежал у моих ног. В своем послании поэтому я решил заранее намекнуть, что дома будет ждать большой сюрприз. Я оторвал ручку от бумаги, закрыл глаза и представил себе: вот Юлия приходит домой. Привет, скажу я. Никакого тявканья, дурацких прыжков, Пятница чинно сидит в углу и ждет своего выхода. Тогда я говорю ему: «Иди сюда, дан лапку, как мы с тобой учили». А он подходит и протягивает Юле правую лапу.

На какую-то долю секунды я задумался, а не приложить ли мне к приглашению несколько цветных фотографий, которые я сделал в начале месяца, — мы с Пятницей в гостиной и на балконе (я тогда поставил камеру на автомат).

Но потом передумал. Картинки, пожалуй, это лишнее. Зачем заранее отравлять радость будущей встречи.

Во избежание каких бы то ни было недоразумений (а также для того, чтобы Юлия не подумала, что я шучу и развожу с ней трали-вали) я приписал внизу большими печатными буквами: «ПОЛУЧАТЕЛЮ: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТОЛЬКО ПРИ НАЛИЧИИ ПИСЬМЕННОЙ ГАРАНТИИ СВОЕВРЕМЕННОГО ПРИБЬПИЯ!»

После того, однако, как я прочитал этот текст Пятнице вслух, мне показалось, что он получился у меня немного суховатым, в нем появилась какая-то канцелярщина. (В зависимости от того, под каким углом зрения его читать, он мог показаться со всеми этими строгостями совершенно идиотическим!) Тогда я добавил еще одно примечание: «Просьба подтвердить своевременное прибытие обусловлена тем, что мне хотелось бы 24.12 заранее разогреть духовку до необходимой температуры и не перегреть ее. И кстати, о клецках. Их мне тоже хотелось бы на сей раз поставить вовремя на огонь. Я навел по этому поводу справки, обратившись к специальной литературе, в частности к голубой поваренной книге (на стеллаже в коридоре, верхняя полка, справа, ближе к ванной), которую мы подарили друг другу, если ты помнишь, на десятилетие нашей свадьбы, в 1977 г. В результате мне удалось разобраться с тем самым вопросом, который мы с тобою обсуждали в позапрошлом году на Рождество и поссорились. В порядке самокритики я снимаю все свои тогдашние возражения. Признаю свою глубокую ошибку и считаю, что был неправ! При моей методе они неизбежно должны были слипнуться!»

Все, хватит, уже и так достаточно прогнулся! Я же не явку с повинной тут оформляю, так и до самооговора можно дойти. Я запечатал письмо и наклеил марку. Пятницу я оставил дома. Это я должен был сделать сам. Немного волнуясь, я отправился к почтовому ящику на углу Вивальди — штрасе.

Письмо провалилось сквозь щель и кануло в неизвестность.

Время пошло.

21 декабря.

Встал рано, с вечера поставил себе будильник.

В Книге учета записан следующий список дел на этот день:

«1. Восстановление старого порядка! (Архиважная задача текущего момента, начало всех начал в любом деле); 2. Продолжение занятий с Пятницей; 3. Прочее».

Первым делом я расформировал свой склад в коридоре, тем более что после рождественских продаж осталось не так уж много, и я спокойно мог перенести нереализованный товар к себе в комнату отдыха и досуга. Пятница проявил вдруг необычайную смышленость и все ходил за мною по пятам с тряпкой в зубах. С особой тщательностью нужно было обработать комод и секретер. 1 км было столько стружек и опилок, что дело продвигалось не слишком бойко. Эта мебель шла у нас по Юлиной линии, то есть появилась вследствие женитьбы. Поэтому я обтирал ее с максимальной осторожностью, используя на отдельных участках собственный помазок. Потратив больше часа на эту кропотливую работу я остался вполне доволен результатами своего труда.

Гораздо проще было мне управиться с мебельной стенкой. По своим габаритам и «дизайну» она прекрасно вписывалась в общий колорит нашей новостроечной местности, а ее простые, ясные, легко обозримые формы значительно облегчали жизнь. Ни одна пылинка, ни одна соринка не могла появиться на ее блестящей поверхности, чтобы не быть обнаруженной сразу невооруженным глазом.

Застрял я только из-за того, что решил для порядка заглянуть в нижний отдел. Открываю дверцу, а оттуда вываливается цела груда папок. Мои старые жилконторские акты!

Это, конечно, полностью выбило меня из графика, но я решил, что пора поставить точку и в этой главе моей жизни. Эти бумаги давили на меня тяжелым грузом. Лучше всего, конечно, было бы прямо тогда их и уничтожить. В растерянности перебирал я документы, эти подшитые и сброшюрованные свидетельства моей предшествующей жизни…

Чем дольше я над этим размышлял, тем больше мне нравилось словосочетание «предшествующая жизнь», в нем что-то было. Еще не настоящая жизнь, а та, что перед нею, некий период подготовки, когда ее еще как будто нет, ей нужно еще вылупиться. (Другой вопрос, а не является ли вся наша жизнь предшествующей? Но это уже, скорее, вопрос религиозный. Я не хотел и не мог внедряться в эту область. Тем более что я не специалист по этой части.)

Чтобы навести хоть какой-то маломальский порядок в бумагах, я решил сначала отобрать аварийные акты: стопка серых, желтоватых, розовых бумажек быстро росла.

В те годы, когда я работал техником — смотрителем в жилконторе, главной моей служебной обязанностью было обходить самых стойких и активных жалобщиков с целью определения на месте масштаба бедствий. Случаи тут были самые разные, от потолков в спальной, на которых из-за бесконечных протечек буйно размножались плесень и грибки, прогнивших кухонных полов, дававших возможность всякому желающему полюбоваться — долго ли еще? — несущими балками, не говоря уже об окнах, которые целиком, вместе с рамами, свободно и легко, сами собою отделялись от замшелых стен.