Юмор в науке, в истории и в жизни - Александр Иванович Журавлев

брата острая вспышка туберкулеза, его надо немедленно госпитализировать. Поскольку из-за развития бюрократического аппарата с туберкулезом берут только на третьи сутки после заявки, а такое промедление смерти подобно, я беру ответственность на себя и пишу: «Подозрение на форму 70».

– А что это такое? – робко спросил потрясенный Александр.

– Форма 70 – это тиф.

Врачи из санитарной машины, подъехавшей к подъезду, подтвердили диагноз. Александр взял брата Леву на руки и так же на руках внес его в приемный покой огромной городской больницы.

Принимавший больных врач произвел на Сашу впечатление непогрешимого. Он быстро со всех сторон осмотрел, ощупал, прослушал и промерил брата и бросил:

– Диагноз подтверждаю.

– Значит, туберкулез? – вырвалось у Александра.

– Тиф, – отрезал врач.

– Но ведь у него туберкулез! Я знаю, – настаивал Саша.

– Если вы настаиваете, – усмехнулся доктор, – мы проведем консилиум.

3 врача, спустившиеся в приемный покой через несколько минут, были не менее авторитетными и добросовестными. Диагноз был подтвержден единогласно. Тиф.

Александр был потрясен. Брата положили в тифозный корпус.

Дома санитары на совесть облили все наличные поверхности всех наличных предметов мутной жидкостью с дезинфекционным запахом. Александра в квартиру не пустили, а сразу предложили сесть в машину и отвезли в дезинфекционный городской пункт. Только к вечеру он пробился домой.

Растерянная Эмма стояла посреди разгромленной и пятнистой квартиры. Ее растерянность еще больше увеличилась, когда муж шарахнулся от нее, как от тифозной.

– Это я могу быть тифозным, – успокоил Саша жену.

Отец Александра, приехавший следующим утром навестить и поздравить молодоженов, застал странную картину. В необычно выглядевшей квартире молодожены лежали на разных кроватях, в разных комнатах, спиной друг к другу.

– Стараюсь на нее не дышать, чтобы не заразить тифом, – сказал Александр в ответ на изумленный взгляд отца.

А с братом дело было плохо. 3 дня Александр ходил к нему ежедневно. Температура не снижалась ни на йоту. Даже для тифа это было уже слишком.

Жизнь стала неопределенной и бесперспективной. Все же четвертый день был посвящен уборке квартиры.

На пятый день брат, сильно прихрамывая на правую ногу, вошел в квартиру.

– Как тебя выпустили с тифом?! – ахнул Саша.

– У меня не было тифа, – буркнул брат.

– Что же у тебя было?

– Сильный нарыв под толстой кожей.

– Где?

Вместо ответа Лева протянул бюллетень, на котором синим по голубому был написан окончательный диагноз: «Легкая потертость правой пятки».

В наше время не зевай

Теперь в науке не зевай. Мало работу сделать, ее еще и напечатать надо как можно быстрее. Чуть опоздал – будет как с Сашей Галкиным.

Саша получил результат. Разительный, надо сказать, результат.

Такого еще в биологии не было. Этот результат мог явиться основой для целого ряда экспериментов.

Чтобы не потерять приоритет, Саша быстро изложил суть дела в статье и, как полагается, послал рукопись в двух экземплярах в редакцию соответствующего журнала.

Дальнейшая работа шла так успешно, что об этой статье Саша забыл, пока через полгода не наткнулся в американском журнале на краткое сообщение – реферат с точно таким, как его статья, заголовком и точно такими же результатами. Если бы под рефератом не стояла подпись Смита и Джонса, Саша просто не отличил бы эту работу от своей. «Ловкачи американцы! Сама статья у них появится, может быть, через год. У них там тоже с печатью не ахти как быстро. Так они рефератом».

В общем, американцы напечатали раньше, и приоритет был явно потерян.

Саша ворвался в редакцию журнала и устроил там днем Варфоломеевскую ночь за задержку своей статьи. Редактор тут же отослал статью на рецензию самому покладистому и самому быстрому рецензенту.

Чтобы не отстать от американцев, Саша работал как зверь. И через полгода выяснил такой факт. Оказывается, в реактивах была непредусмотренная часть железа. Она-то и давала такие удивительные результаты в опытах.

Ознакомившись с литературой, Саша увидел, что у американцев была та же ошибка. Однако проворный американский журнал опять же успел тиснуть реферат на этот раз с опровержением всех предыдущих данных.

Коллеги шли в ногу через океан. Саша снова бросился в редакцию и на глазах у изумленного редактора уничтожил первый экземпляр своей статьи. Второй экземпляр рукописи еще был у рецензента, и редактор обещал вернуть статью вовремя. Он отделался легче, чем американцы. Опровержение давать не пришлось, и он спокойно принялся за другую работу.

Через год журнал напечатал эту статью по второму экземпляру на основе блестящей рецензии ведущего академика.

Несчастный диссертант

Всеволод Петрович Хитров, среди друзей – Сева Хитрый, защитил диссертацию. Все члены ученого совета проголосовали «за». Ничего не попишешь – очко.

Диссертация была напечатана на машинке в трех экземплярах.

После защиты, как заведено, один экземпляр диссертации был положен в Центральную медицинскую библиотеку, другой – в библиотеку института, в котором работал Сева, а третий должен был остаться у автора.

Но у автора ничего не осталось. Оппонент, который дал на эту диссертацию блестящий отзыв, в данном случае не покривил душой. Диссертация хоть и была кандидатской, но по насыщенности идеями, фактами и совершенно новыми обобщениями стоила докторской.

Оппонент был человеком с положением. Он заведовал целой лабораторией, и поэтому, когда он попросил у Севы диссертацию «на некоторое время», Сева отказать не мог.

«Некоторое время» – понятие растяжимое. Шел месяц, другой, третий. На вежливые Севины намеки о возврате диссертации оппонент не менее вежливо извинялся и еще более вежливо просил подождать еще «некоторое время».

Сева ждал бы, может быть, до бесконечности. Нельзя же силу, а тем более закон, к собственному оппоненту применять. Неудобно как-то.

Но вдруг Сева выяснил, что его диссертацию читает вовсе не оппонент, а по очереди все сотрудники его лаборатории. Они время от времени при встрече и по телефону задавали Севе исключительно странные вопросы, касающиеся материалов диссертации. Особенно много вопросов задавал Борис Круглов. Сева старательно давал разъяснения.

Вскоре после Севиных разъяснений они напечатали свои собственные статьи на эту же тему.

Хоть Сева и был Хитрый, но этого стерпеть не мог. Диссертация была нужна ему самому для дальнейшей работы, и он однажды по телефону более твердо, чем обычно, попросил свою диссертацию. Оппонент не менее твердо попросил подождать «некоторое время».

Позор, но факт. За своей собственной диссертацией Сева пошел в библиотеку своего собственного института. А институт был солидный, и порядки в нем были строгие.

Вел как-то Сева опыт. Поглядит в свою диссертацию – и по ней раствор приготовит. Еще поглядит – и температуру кипения этого раствора отрегулирует и так далее.