Перманентная революция - Лев Троцкий

Радек, как и многие другие, вопрос о демократии вообще механически отделяет от вопроса о демократической диктатуре. В этом источник величайших ошибок. "Демократическая диктатура" может быть только маскировкой господства буржуазии во время революции. Этому учит как опыт нашего "двоевластия" (1917), так и опыт китайского Гоминдана.

Безнадежность эпигонов очевиднее всего проявляется в том, что они пытаются и сейчас демократическую диктатуру противопоставить, как диктатуре буржуазии, так и диктатуре пролетариата. Но ведь это значит, что демократическая диктатура должна иметь промежуточное, т. е. мелко-буржуазное содержание. Участие в ней пролетариата не меняет дела, ибо арифметической средней разных классовых линий в природе нет. Если это не диктатура буржуазии и не диктатура пролетариата, значит определяющую и решающую роль должна играть мелкая буржуазия. Но это возвращает нас к тому самому вопросу, на который практически ответили три русские и две китайские революции: способна ли ныне, в условиях мирового господства империализма, мелкая буржуазия играть руководящую революционную роль в капиталистических странах, хотя бы эти страны были и отсталыми, и хотя бы им предстояло еще разрешить свои демократические задачи?

Что были эпохи, когда низы мелкой буржуазии устанавливали свою революционную диктатуру, это мы знаем. Но это были эпохи, когда тогдашний пролетариат или предпролетариат не выделялся еще из мелкой буржуазии, а наоборот, в неразвитом своем виде, составлял основное ее боевое ядро. Совсем не то теперь. Не может быть и речи о способности мелкой буржуазии руководить жизнью современного, хотя бы и отсталого буржуазного общества, поскольку пролетариат уже выделился из мелкой буржуазии и враждебно противостоит крупной на основе капиталистического развития, обрекшего мелкую буржуазию на ничтожество и поставившего крестьянство перед необходимостью политического выбора между буржуазией и пролетариатом. Каждый раз, когда крестьянство выбирает по внешности партию мелкой буржуазии, оно фактически подпирает своим хребтом финансовый капитал. Если в вопросе о степени самостоятельности (только о степени!) крестьянства и мелкой буржуазии в демократической революции могли еще быть разногласия во время первой русской революции, или в период между двумя революциями, то всем ходом событий последних двенадцати лет вопрос этот решен, и притом бесповоротно.

После Октября он ставился практически заново во многих странах, во всех возможных видах и комбинациях, и везде разрешался однородно. Основным после опыта керенщины является, как уже сказано, опыт Гоминдана. Но не меньшее значение имеет опыт фашизма в Италии, где мелкая буржуазия с оружием в руках вырвала у старых буржуазных партий власть, чтобы через руководителей своих тут же вручить ее финансовой олигархии. Тот же вопрос встал в Польше, где пилсудчина направлялась непосредственно против реакционного буржуазно-помещичьего правительства, отражая чаяния мелко-буржуазных масс и даже широких кругов пролетариата. Не случайно же старый польский социалдемократ Варский, убоявшись, как бы не вышло с его стороны "недооценки крестьянства", отождествил переворот Пилсудского с "демократической диктатурой рабочих и крестьян". Было бы слишком долго анализировать здесь болгарский опыт, т. е. постыдно путанную политику Коларовых и Кабакчиевых в отношении к партии Стамболийского, или позорный эксперимент с фермерско-рабочей партией в Соединенных Штатах, или роман Зиновьева с Радичем, или опыт компартии Румынии и пр. и пр., без конца. В существенных своих элементах некоторые из этих фактов проанализированы в моей "Критике программы Коминтерна". Основной вывод полностью подтверждает и закрепляет уроки Октября: мелкая буржуазия, включая в нее и крестьянство, не способна руководить современным, даже и отсталым буржуазным обществом, ни в эпоху революции, ни в эпоху реакции. Крестьянство может либо поддерживать диктатуру буржуазии, либо подпереть диктатуру пролетариата. Промежуточные формы являются прикрытием диктатуры буржуазии, уже пошатнувшейся или еще не ставшей на ноги после потрясений (керенщина, фашизм, пилсудчина).

Крестьянство может итти либо за буржуазией, либо за пролетариатом. Если пролетариат пытается во что бы то ни стало итти с крестьянством, которое еще не идет за ним, то пролетариат фактически оказывается в хвосте финансового капитала: рабочие-оборонцы в 1917 году в России, рабочие-гоминдановцы, в том числе и коммунисты, в Китае, рабочие-пепеэсовцы*1, отчасти и коммунисты в 1926 г. в Польше и т. д. Кто этого не продумал до конца, не понял по живым следам событий, тому лучше не путаться в революционную политику. /*1 P. P. S. - польская социалистическая партия (Дашинский и Ко.)./

Основной вывод, который Ленин сделал из уроков февраля и октября в наиболее законченном и обобщенном виде, начисто отвергает идею "демократической диктатуры". Вот, что Ленин писал не раз и не два, начиная с 1918 г.:

"Вся политическая экономия, если кто-либо чему-нибудь научился, вся история революции, вся история политического развития в течение всего XIX века учит нас, что крестьянин идет либо за рабочим, либо за буржуа. Если вы не знаете почему, сказал бы я таким гражданам... подумайте над развитием любой из крупных революций XVIII и XIX века, над политической историей любой страны XIX века. Она вам ответит почему. Экономика капиталистического общества такова, что господствующей силой может быть только капитал или свергающий его пролетариат. Иных сил нет в экономике этого общества" (т. XVI, стр. 217).

Не о современной Англии или Германии тут идет речь. На основании уроков любой из крупных революций 18 и 19 века, т. е. буржуазных революций в отсталых странах, Ленин приходит к выводу, что возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата. Никакой "демократической", т. е. промежуточной диктатуры быть не может.

* * *

Свою теоретическую и историческую экскурсию Радек, как мы видели, резюмирует в довольно тощем афоризме: надо отличать буржуазную революцию от социалистической. Спустившись на эту "ступень", Радек прямо протягивает палец Куусинену, который, исходя от своего единственного рессурса, т. е. "здравого смысла", считает невероятным, чтобы и в передовых странах и в отсталых можно было выдвигать лозунг диктатуры пролетариата. С искренностью ничего не понимающего человека Куусинен обличает Троцкого, который-де с 1905 года "ничему не научился". А Радек, вслед за Куусиненом, иронизирует: для Троцкого-де

"своеобразие китайской и индийской революции состоит именно в том, что она ничем не отличается от западно-европейских, и поэтому должна привести при первых (?!) шагах к диктатуре пролетариата".

Радек забывает мелочь: диктатура пролетариата осуществилась не в западно-европейских, а как раз в отсталой восточно-европейской стране. Виноват ли Троцкий, что исторический процесс проморгал "своеобразие" России? Радек забывает далее, что во всех капиталистических странах, при всем разнообразии их уровней, социальных структур, традиций и пр., т. е. при всем их "своеобразии", господствует все-таки буржуазия, или еще точнее, финансовый капитал. Опять-таки, недостаток уважения к своеобразию исходит тут от исторического развития, а никак не от Троцкого.

В чем же тогда разница между передовыми странами и отсталыми? Разница большая, но это все же разница в пределах господства капиталистических отношений. Формы и методы господства буржуазии в разных странах чрезвычайно разнообразны. На одном полюсе господство ее имеет обнаженный и абсолютный характер: Соединенные Штаты. На другом полюсе финансовый капитал приспособляется к пережившим себя учреждениям азиатского средневековья, подчиняя их себе и навязывая им свои методы: Индия. Но и там и здесь господствует буржуазия. Из этого вытекает, что и диктатура пролетариата будет иметь в разных капиталистических странах крайне разнообразный характер, в смысле социальной базы, политических форм, непосредственных задач и темпа работы. Но привести народные массы к победе над блоком империалистов, феодалов и национальных буржуа может только революционная гегемония пролетариата, превращающаяся после завоевания власти в диктатуру пролетариата.

Радек думает, что разделив человечество на две группы: одну "созревшую" для социалистической диктатуры, а другую - только для демократической, он тем самым, в противоположность мне, учитывает, будто бы, "своеобразие" отдельных стран. На самом деле, он пускает в ход безжизненный шаблон, способный лишь отучить коммунистов от исследования действительного своеобразия данной страны, т. е. живого переплета в ней разных ступеней и стадий исторического развития.

Страна, которая не совершила или не завершила своей демократической революции, представляет величайшие по значению своему особенности, которые и должны быть положены в основу программы пролетарского авангарда. Только на основе такого рода национальной программы коммунистическая партия может развернуть действительную и успешную борьбу с буржуазией и ее демократической агентурой за большинство рабочего класса и трудящихся вообще.