Лавина (сборник) - Виктория Токарева

Андрей купил Луке велосипед и отправился к Надьке. Без звонка. Как ни в чем не бывало. Как будто они расстались вчера.

Надька открыла дверь, спокойная, загорелая. Смотрела на Андрея с умеренным интересом, как на почтальона.

— Привет, — сказал Андрей. — Ты где загорала?

— В Египте.

— С Нэлей?

— Нет. Не с Нэлей.

— С Борисом?

— При чем тут Борис? — не поняла Надька.

— При том, что он все время здесь ошивается.

— Нет. Это не Борис.

— А кто?

— Губернатор Шубин. Знаешь такого?

— Естественно…

Андрей лично знал губернатора Шубина. Его деньги лежали в их банке.

— Это твой любовник?

— Нет. Это мой жених. Я выхожу за него замуж.

— Когда?

— Я жду из Германии копию о разводе.

Андрей испытующе смотрел на Надьку.

— Врешь. Это невозможно.

— Почему же? — спокойно возразила Надька. — Я свободная женщина с двумя детьми. Я хочу, чтобы у меня был муж, а у детей — отец. Я не имею на это права?

— Имеешь, конечно. Я могу войти?

— Не надо. Там Таня убирается.

— А Лука дома?

— У него английский.

— Ну, пока…

Андрей поставил велосипед и пошел вниз по лестнице.

«Сволочь, — думал Андрей. — Сука. Денег ей мало…»

Всю ночь Андрей не спал. Ворочался.

С одной стороны, пора было как-то разрубить этот узел. Надька разрубила. Баба с воза — кобыле легче.

С другой стороны, он имел над ней полную и неограниченную власть. Он был уверен: все так и будет продолжаться. И что же? Вместо него Шубин. И значит, она каждый день ложится с ним в постель. В квартире Андрея, купленной на его деньги. Рядом с сыном Андрея, рожденным для него лично. С женщиной Андрея… Да что же это такое? Что они говорят друг другу, какие слова: «Вместе? Навсегда?»

А почему бы и нет? Надька умная и красивая. Она может составить честь любому мужчине, включая губернатора и даже президента. Андрей ее проворонил, а губернатор разглядел и оценил.

А вдруг она врет? Нет никакого губернатора. Просто мучает.

Утром Андрей встал с тяжелой головой и, вместо того чтобы ехать на работу, отправился к Надькиному дому. Он поставил машину так, чтобы видеть подъезд, и стал ждать. Ожидание длилось час.

В одиннадцать утра из подъезда вышел Иван Шубин. Он был загорелый, подтянутый, в черном кашемировом пальто с красным шарфом. К нему тут же подкатила черная машина.

«Значит, правда…» — понял Андрей.

Он достал мобильный телефон. Набрал Надьку.

— Спустись, пожалуйста…

— А ты где? — спросила Надька.

— У подъезда.

— Можешь подняться, — разрешила она.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что не хочу.

Ему было противно входить в дом, где пахло «воровством».

Надька накинула шубу. Спустилась к Андрею. Села в его машину.

— Учти. Ребенка я не отдам, — объявил Андрей.

— А это не твой ребенок, — просто сказала она.

— Мой. Хныкин Лука Андреевич.

Все повторялось с точностью до наоборот. И Надька была другая. У нее — другие глаза. Она иначе смотрела. Это надо было как-то переломить.

— Ладно, — сказал Андрей. — Ты меня дожала. Я разведусь.

— Это твое дело.

— Мое. Но ты сегодня же должна выгнать этого.

— Нет. Сначала разведись.

— Ну что за торговля, Надя… Мы же не на базаре… Ты что, не веришь?

— Не верю.

Надька спокойно и бесстрашно смотрела на Андрея. Она ничего не хотела и ничего не боялась.

Прежняя Надька — нервная и напряженная, как бездомная собака, забежавшая на чужой двор. Новая Надька — как собака на выставке, при хозяине и при всех медалях. Уверенно взирает свысока.

Надька посмотрела на часы и вышла из машины. У нее были дела более важные, чем Андрей. А еще совсем недавно Андрей был важнее всех дел.

Андрей высунулся из машины и заорал:

— Но ведь ты сегодня ляжешь с ним в постель! Я этого не вынесу!

— Вынесешь, — спокойно сказала Надька. — Ничего с тобой не случится.

Андрей стал искать виноватых и нашел очень быстро. Светлана. Она держала его за горло своей порядочностью.

— Нам надо поговорить, — сказал Андрей, входя в ее кабинет.

— Может быть, поговорим дома? — предложила Светлана.

— Нет. Мне здесь легче.

Светлана посмотрела на часы. Двенадцать часов. Полдень.

— Я слушаю. — Светлана сложила руки на столе. Как школьница.

Андрей молчал. Медлил выпустить слова-пули. Все-таки он не убийца.

За двадцать лет совместной жизни Светлана научилась чувствовать своего мужа как себя. Считывала его мысли и состояния.

— Ты хочешь развестись? — спросила Светлана.

— Да.

— А что произошло?

— То, что я ее люблю.

— Это было и раньше. Что-то новое?

— У нее другой. Она нашла себе другого.

— И кто же он?

— Губернатор Шубин.

— А… Иван Савельевич. Богатый человек.

Светлана смотрела в стол. Семилетняя война была проиграна. И кому? Светлана недооценила противника.

— Ты думаешь, она бросит Шубина и уйдет к тебе?

— Да. Если я стану свободен, она уйдет ко мне.

— Она не бросит губернатора. Так что будь готов к длинному марафону.

— Ее марафон продолжался семь лет. Если понадобится, я буду терпеть.

— Терпи, только не спейся.

Светлана встала, давая понять, что разговор окончен. Не прошло и трех минут, как жизнь рухнула. Ей хотелось обхватить голову и зарыдать, закричать, выплеснуть из себя волну страданий. Но плакать при Андрее она не будет. Андрей — человек Надьки, и значит — часть Надьки. А от того, что называется «Надька», даже частично, хотелось держаться подальше.

— У меня дела, — сухо сказала Светлана, как будто Андрей был просто клиент банка.

— А ты… ты будешь меня ждать? — по-детски спросил Андрей.

— Как карта ляжет. Искать не побегу, но и запрещать себе не буду. Знаешь, что такое верность? Умение себе запрещать.

Они пересеклись глазами. Глаза у Андрея были больные и тревожные, как у взбесившейся собаки. Ей стало его жалко, но она скрыла жалость к нему по той же причине, что и жалость к себе.

Андрей ушел из дома и снял квартиру. Теперь он ждал, когда Надька выгонит губернатора. Но Надька не торопилась.

Губернатор был ее ВСЕ. Он любил ее и не мызгал. Просто любил, и все. На любую просьбу отвечал: «Ну конечно, Наденька…» У любящих легко просить, потому что просьбы им в радость.

То, что другим в Надьке не нравилось: алчность, наглость, неразборчивость в средствах, — Иван Шубин воспринимал как творчество и бесстрашие. Надька не боится жизни, пробует ее на зуб. И выигрывает в конце концов.

Женщины, как правило, консервативны, идут по накатанной дороге, всего боятся. А Надька — редкий зверь, пусть даже хищный.

Губернатор — благородный человек. Хоть и политик. А когда рядом живет человеческое благородство, то и самой хочется быть на уровне. Хочется соответствовать. Новое бытие определяло новое сознание.

Движимая новым сознанием, Надька объявила Ивану:

— Я должна деньги. Я хочу отдать долг.

— Правильно, — одобрил Иван. — Деньги смывают обиды.

Надька позвонила жене Рубинчика. Трубку взял Лева. Значит, он был в Москве.

— Привет, — поздоровалась Надька. — Я хочу отдать тебе долг.

Рубинчик молчал, как подавился. А может, он действительно подавился такой новостью.

— Ты удивлен? — спросила Надька.

— Нисколько. Я был уверен, что ты отдашь, — бодрым голосом отозвался Рубинчик.

— Почему это? — не поверила Надька.

— Потому что ты хорошая девочка из хорошей семьи.

Надька задумалась: действительно ее семья была хорошей. Дедушка и бабушка — советская интеллигенция, наивная и доверчивая, которую дурили семьдесят лет. А они верили, как дети, и жили с верой. И как выяснилось, верить в миф — лучше, чем не верить ни во что.

Мать — человек талантливый и трудовой. Отец гуляет по Нидерландам, да и Бог с ним. Она его не знает, так ведь и он не знает свою дочь. Он сам себе подписал обходной лист.

— Ладно, — сказала Надька. — Запиши факс…

Лева прислал по факсу реквизиты своего банка.

Иван Савельевич перевел деньги со своего счета на его счет.

Денежной операцией занималась Светлана.

Все сплелось и связалось в один узел. И даже странно, что такой просторный мир оказался таким тесным.

Возвращать долг Андрею Надька не спешила. Еще неизвестно, кто кому должен…

Надька звонила Нэле.

— Он любит меня, несмотря ни на что. Более то-го — зная все, — проникновенно говорила она.

— Просто он любит ТЕБЯ, — уточняла Нэля.

И это правда. Иван Шубин поднимался по лестнице через ступеньку. Взлетал. В глазах зажглись лампочки. Он был счастлив. И даже перестал ненавидеть своего соперника. Он даже стал его понимать. Власть так желанна. Власть — самый мощный наркотик. Кто познал — уже не соскочит.