Плоды страсти - Даниэль Пеннак

– Как хочешь.

– Мы предлагали от чистого сердца. Бутылка пошла по кругу. Наверху, в ресторане, кто-то бросил монетку в щель «Скопитона»[26], который затянул протяжную песнь скорби. Невидимая вуаль опустилась на погреб. Это был голос Ум Кальсум[27]. Других песен в стенах этого заведения посетители никогда не слушали.

– В каком году она умерла? – спросил Мо.

– В семьдесят пятом, – ответил Симон.

– Пока мой отец держит бар, она всегда будет жить в наших сердцах, – сказал Хадуш.

– Традиция, – пробормотал Симон.

– Звезда Востока…

Они уже готовы были смахнуть слезу, когда Тяо Банг выдал очередную порцию пузырей.

– Что он говорит?

– Ничего особенного. Арабами нас обзывает.

Тяо Банг вскоре затих в своем засохшем кровавом месиве. Симон слегка хлопнул его по спине, и каждый вернулся к прерванной медитации. У Хадуша в жизни всегда были иные цели, чем у меня. Так, сейчас он пустился в погоню за сокровищем, а я просто искал способ вытащить Терезу из тюрьмы. В прошлом мы иногда обсуждали наши расхождения относительно жизненных ценностей. «Ты заблуждаешься на мой счет, Бенжамен. Ты считаешь меня милым мальчиком, потому что я – твой друг и потому что мы вместе с тобой доползли до университетской скамьи… Ты безгранично доверяешь арабам и интеллигентам, Бен? А почему не швейцарцам, владельцам автомастерских или судебным следователям? Ты сентиментален, братишка. Берегись, от этого погибают».

Мой взгляд скользнул по телу Тяо Банга. Его дыхание стало более-менее ровным. Нет, мне решительно не нравился этот подвал. Наконец я спросил:

– Что вы собираетесь с ним делать?

– Отправить прямо от производителя потребителю, – отозвался Хадуш.

Он схватился за рукоятку орудия пыток и постучал им по небесам три раза.

И небеса разверзлись.

С небес к нам спустились архангелы Титюс и Силистри. На этот раз они были одни. Без заместителя прокурора Жюаля.

Уводя Тяо Банга, лейтенант полиции Силистри бросил в сердцах:

– Черт возьми, и что эти прожигатели жизни себе думают!

Прежде чем небеса вновь закрылись за ними, Титюс, как бы между прочим, обронил:

– Кстати, Малоссен, можешь возвращаться домой, твою сестру освободили. Объявилось ее алиби.

Я, конечно же, тут же бросился наверх, но Силистри задержал меня на лестнице.

– Послушай, Малоссен… Полицейские переглянулись.

– Мы все же хотели бы предупредить тебя.

Титюс добавил:

– Относительно этого алиби…

Силистри долго мялся, словно ему предстояло прыгнуть в холодную воду:

– Не знаю, как ты сам отреагируешь на новость, но, знаешь, мы тут с Титюсом обсуждали это. И пришли к выводу, что будь это наша сестра…

Вода явно была ледяной.

Титюс все-таки нырнул:

– Так вот: будь это наша сестра, лучше бы она вообще не выходила из тюряги.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Страсти по Терезе

– Они наверху, – сообщил мне Жереми, когда от моего стука в дверь едва не развалилась наша скобяная лавка.

Я молнией взлетел по лестнице, но в нашей спальне никого не обнаружил. Я хочу сказать, никого, кроме обычной компании: Терезы, Жюли, Тео в сопровождении Эрве, который, наверное, решил, что теперь вхож в нашу семью. Но ни следа алиби. Неужели они действительно опасались, что я на куски разорву алиби Терезы?

Когда Тео шагнул мне навстречу, собираясь сыграть роль адвоката, я обошелся с ним без церемоний:

– Слушай, ты, заткнись! Дядюшка-защитник придержит свой язычок и даст старшему брату возможность выслушать сестренку. Ты уже по горло натворил глупостей в этом деле. Ты дисквалифицирован, Тео. Заткни пасть и давай послушаем Терезу.

Жюли восприняла мой тон всерьез:

– Бенжамен прав, Тео. Терезе не нужны защитники. Она и сама прекрасно справится.

– Еще бы! – воскликнула Тереза, и в глубине ее зрачков я прочитал вызов. – Привет, Бенжамен, как ты? Ведь я же говорила тебе, чтобы ты не переживал за меня…

Вот так всегда бывает: у вас исчезает ребенок, вы не находите себе места от страха, в вашем воображении проносятся сцены, одна другой страшнее: вот он раздавлен автобусом, вот он зверски изнасилован, разрезан на куски, которые разбросаны по мусорным бакам, жизнь ваша кажется вам в тысячу раз хуже ада, и вот ваше дитя объявляется. И, за редчайшим исключением, вместо того чтобы осыпать ребенка поцелуями, моля Бога, чтобы такое больше не повторилось, взрослые одержимы лишь одним желанием: прибить его на месте.

Тереза взяла меня за руки, усадила на краешек кровати, присев на корточки передо мной, и тоном гувернантки-англичанки, которой платят за терпение, прошептала:

– Успокойся, успокойся, я здесь… Сейчас я тебе все расскажу.

Хорошо. Итак, что же именно я хотел узнать? Что она делала той самой ночью? По большому счету, меня только это и интересовало, разве не так? Мне ведь было до лампочки, кто укокошил Мари-Кольбера? И кто смылся с двумя чемоданами, битком набитыми долларами? Тебе наплевать, куда подевались все эти деньги, нажитые на горе людей в разных уголках земного шара? Да, тебя терзает главный вопрос, один-единственный вопрос: с кем Тереза Малоссен переспала той ночью? Кто же ее загадочное алиби? И почему оно произвело такое ужасное впечатление на инспекторов Титюса и Силистри?

– Я права, Бенжамен? Между драмой и водевилем ты выбрал водевиль?

Она задавала мне вопрос, но ее пронизывающий взгляд приказывал молчать.

– Ладно, я расскажу тебе о той безумной ночи.

Она по-прежнему держала меня за руки.

– Но ты должен немного потерпеть, ты должен выслушать и то, что произошло до кульминационного момента. Я все тебе расскажу, начиная с той самой секунды, когда я покинула нашу скобяную лавку, и до того момента, когда вернулась в три часа ночи домой и на цыпочках, чтобы вас не разбудить, прошла к своей кровати. Я думала, что вы все спите. К тому же ночь стояла темная. Я даже не заметила, что в общей спальне никого нет. Хотя, честно говоря, если бы кто-нибудь там и был, я вряд ли обратила бы на него внимание. Я находилась в… особом состоянии.

Итак, она возвращается после свадебного путешествия домой и, проснувшись, бродит по дому, не поднимая глаз. Ей оставлен теплый ужин, но она даже не притрагивается к тарелке. Она никому не решается взглянуть в глаза. Ее язык отказывается говорить. Она ужасно напряжена, и эта напряженность ей хорошо известна. Она словно вернулась в ледяную эпоху своего отрочества.

– Мне надо погасить Йеманжи и забрать кое-какие вещи.

Именно это она и собирается сделать. Порвать с прошлой жизнью, так и не начав новую. Она умирает от стыда. Идет по улице неуверенным шагом, словно опасаясь, что ее кости проткнут кожу. На ее счастье сейчас обеденное время и улицы Бельвиля практически пусты. Она пару раз оборачивается, чтобы убедиться в том, что за ней не следят Бенжамен с Джулиусом. Незаметно проскакивает в автоприцепчик. Этот тесный сарайчик и есть все ее прошлое. Она гасит Йеманжи, освобождает полки, срывает занавески, сует весь этот хлам в одну из тех пластиковых сумок в бело-синюю клетку, что используют земляки Бен Тайеба, когда ездят в отпуск к себе на родину. Но, в отличие от земляков Бен Тайеба, у Терезы мало вещей, и, когда сумка собрана, она ничего или почти ничего не весит. Тереза прикрывает дверь, не запирая ее на ключ. Автоприцеп открыт для всех, может быть, здесь найдет кров какой-нибудь бездомный или же в нем устроит себе офис бродячий ясновидец-шарлатан. Она выходит на улицу и в растерянности останавливается: куда идти? Ей бы хотелось спрятать содержимое своей сумки подальше, в дарохранительницу мамаши. Возможно, через десятка три лет кто-нибудь вскроет, как это сделала она сама, плетенное из лозы хранилище памяти и, в свою очередь, изумится, осознав, какое это заблуждение – судить о прошлом человека по его настоящему.

Но она боится возвращаться в нашу скобяную лавку.

Никакой скобяной лавки, никакого племени, никаких объяснений, никаких утешений, только не теперь. Откровенно говоря, больше всего на свете она боится тактичного понимания своих родственничков. Ей претит это терпеливое – как у курицы-наседки – молчание, эта, только им присущая, манера ждать, пока не вылупится, окончательно созрев, печаль. Какие терпеливые утешители, какая наигранная нежность… И потом, они думают, что видят ее насквозь, а вот нет. Они будут стараться утешить ту, их Терезу, Терезу, которая никогда не лжет.

– А ведь все начинается со лжи, Бенжамен.

Ну да, она солгала Бенжамену. Наконец-то! Наконец-то она освободилась от влияния старшего брата.

И это единственное, о чем она нисколько не жалеет.

Когда Бенжамен подослал к Терезе Рашиду с астрологическими данными мужчины и женщины, она сразу поняла, что речь идет о Мари-Кольбере и о ней, Терезе. Да только к тому времени она изменилась: уже недели минули с того момента, как страсть к звездам она променяла на любовь к мужчине. Резкая смена жизненных ориентиров. Именно тогда она по-настоящему потеряла девственность, лишившись дара предвидения. Она предпочла земную любовь небесам, она готова была променять вечность звезд на пять минут с любимым мужчиной. Ради новой страсти Тереза готова была бросить вызов звездам. Что не представляло большой трудности: достаточно было просто не верить в них.