О, мой ангел… - Марсия Иваник

Надя, закрыв глаза и широко распахнув руки, кружилась все быстрей и быстрей в ритме сумасшедшей музыки. Отблески костра играли на ее платье, вспыхивали искрами на взметавшихся волосах. Ее округлые груди вздрагивали под блузкой под аккомпанемент звенящего монисто. Ему еще никогда не приходилось видеть такой зажигательный танец. Страсть, желание так и кипели в Наде. Оуэну казалось, что она плясала для него.

Когда прозвучал финальный аккорд, Надя замерла. Густаво медленно опустил скрипку, а девушка склонила голову, тяжело дыша. Оуэн затаил дух и ждал, когда же утихнут аплодисменты.

Надя подняла голову, отыскивая взглядом Оуэна. Сейчас ее глаза еще больше напоминали темные бездонные озера. Беззвучно, словно по воздуху, она прошла по траве и остановилась перед Оуэном.

— Я танцевала для тебя.

Он словно растворился во взгляде ее черных глаз.

— Еще никто никогда не танцевал для меня. — Оуэн нежно и бережно погладил ее разгоряченные щеки. Кожа их была влажной. Надя чувствовала себя, как женщина, которая только что провела бурный час в постели с любовником. — Спасибо. Я навсегда сохраню этот танец в своей памяти.

— Ты понимаешь, что значит, когда женщина танцует для своего избранника?

Оуэн отвел взгляд от пылающих очей Нади, напоминавших два маленьких костра. Надино семейство было занято вином, а Юрик рассказывал очередную забавную историю. Казалось, они забыли о Наде и Оуэне и продолжали празднество. Оуэн пошел в темноту и потянул за собой Надю.

— Значит ли это, что я тебе нравлюсь?

Не отвечая, она прижалась к нему. Легкий ветерок раздувал юбку, которая касалась его ног.

— Это значит, что я хочу тебя.

Она прижала ладони к груди Оуэна, вгляделась в его лицо, но ничего не смогла прочесть на нем — стало слишком темно.

— Ты нужен мне, Оуэн, — ее голос трепетал от желания. — Ты мне нужен больше, чем первый вдох. — Ее руки дрогнули. — Ты мне нужен больше, чем музыка.

Оуэн ногой закрыл за собой дверь и осторожно поставил Надю на пол кухни. Он нес ее четверть мили, отделявшей дом от табора, и все потому, что Надя была босой и не хотелось тратить время на поиски ее сандалий. В эту ночь никто не мог им помешать.

Надя прижималась щекой к груди Оуэна и слушала, как колотится его сердце.

— Я же говорила тебе, что очень тяжелая.

— Ничего, я донес тебя. — Сквозь ткань рубашки он ощущал теплоту ее тела.

— Я боялась, что мы не заберемся на этот последний холм. — Она губами притронулась к жилке, пульсирующей на его шее, вызвав у Оуэна ощущение, похожее на шок.

— Это твоя ошибка, — сказал он, отбросив прядь ее волос, и нежно потерся о смуглую щеку. — Никогда не забавляйся с ухом мужчины, который несет тебя в гору.

В ее глазах заплясали смешинки, когда она взглянула на ухо, которое только что поцеловала.

— Я не могла удержаться.

Она потрепала его за мочку и улыбнулась.

— Меня в первый раз переносят на руках через вершину холма. Оказывается, это очень романтично.

— Что бы ты сказала о романтичности, если бы я уронил тебя?

Надя усмехнулась и снова потерлась о его влажную щеку.

— Мы бы решили, что нам делать, лежа на земле.

Оуэн обнял Надю и выключил свет в кухне. Стало темно, только узкая лунная дорожка вела к лестнице.

— Как ты считаешь, будет ли романтично, если я понесу тебя наверх?

— Не знаю, Оуэн. — Надя опять скользнула губами по его шее. Ей нравилось поддразнивать его. — Если ты не удержишь меня, мы оба сломаем шею.

— Если ты не перестанешь, — он взял ее на руки, — мы никогда не преодолеем ни одной ступеньки.

Надя тихонько хихикнула и положила голову ему на плечо.

— Я даже дышать перестану.

— Думаешь, это поможет? — Он посмотрел в ее улыбающееся лицо. — Подожди, через несколько минут ты у меня запыхаешься, как паровоз. — Он ступил на площадку и остановился.

Надя кивнула головой в сторону одной из дверей. Пальцами она нащупала выключатель. Как только Оуэн опустил ее на пол, вспыхнул свет. Ноги ее коснулись белого прохладного кафеля. Она окинула взглядом комнату: интересно, оценит ли Оуэн ее искусство создания интерьера? Разве она не старалась быть похожей на американку?

Оуэн зажмурился от яркого света, а потом заморгал, осматриваясь. Надя не могла сразу позволить ему войти в ее спальню, и сейчас они очутились в середине белой, сверкавшей чистотой ванной. Все здесь было украшено изображением Микки Мауса, любимого американского героя.

Он был везде: на белых пластиковых занавесках, на ярких красно-черных полотенцах, на двух красных ковриках, покрывавших пол, и даже на большом эмалированном бачке для мусора. На стенах красовались целующиеся Микки и мышка Минни.

Ванная комната поведала Оуэну нечто важное о человеке, жившем в этом доме. У Нади было хорошее чувство юмора, которое позволяло ей легче справляться с повседневными заботами. Увы, она постоянно беспокоилась о своей семье, о своей музыке и о… деньгах. Но что-то подсказывало ей создать ванную «а ля Дисней».

Он внимательно оглядел все вокруг, потом улыбнулся, посмотрев на женщину, стоявшую перед ним.

— Декоратору — мои комплименты.

Она грациозно поклонилась.

— Я уверена, что Уолт Дисней им бы обрадовался.

Оуэн хохотнул и, погладил ее щеку.

— Это относится персонально к тебе.

Она прикрыла дверь, расстегнула пояс на юбке и бросила его на пол, после чего принялась снимать украшения и раскладывать их на керамической полочке.

— Они замечательные, — она вытащила из ушек массивные серьги, — но весят целую тонну.

Мужчина прислонился к двери, наблюдая, как она снимает с себя украшение за украшением. Зрелище возбуждало его. Сейчас она подняла ногу и осторожно разомкнула браслет на щиколотке. Его руки невольно потянулись к Наде, желая помочь, но сильная дрожь свела пальцы.

Надя отошла от полочки и посмотрела на Оуэна, потом через голову стянула блузку и кинула ее в сторону красной корзинки.

— Я целый день возилась на кухне. — Она пробежалась по пуговицам на юбке, и цветастый материал широкими складками упал к ее ногам. — От меня пахнет гуляшом и капустой.

Оуэн чуть не задохнулся. Она стояла перед ним почти обнаженная, только в белом лифчике, сквозь который просвечивали соски, и красных шелковых трусиках, прикрывавших ее женственность.

Она расстегнула лифчик, и глазам Оуэна явились матовые полушария, плотные и нежные. Темные, как сумерки, соски отчетливо выступили вперед. Грациозным движением Надя освободилась от кружевных трусиков, переступила через них, подобрала пальцем и метнула в сторону бельевой корзины. Она продолжала вопросительно поглядывать на Оуэна. Похоже, он едва не потерял сознание. Может быть, она вела себя слишком вызывающе? Может, она плохо знала американских женщин? За четыре года ее жизни в этой стране они показались ей не только слишком откровенными, но иногда просто бесстыдными. Что если Оуэн предпочитает женщин более скромных? Может, ей следовало позволить ему раздеть себя? Но она устала ждать. Она целых две недели искала подходящий случай, чтобы взять на себя инициативу, которую он недостаточно активно проявлял. Будь они прокляты эти манерные джентльмены! Пусть он наконец узнает, что она желает его больше, чем возвращения своей музыки.