Сексот поневоле - Аркадий Карасик

Но бдительный хозяин сундучка сидел ко мне вполоборота, помахивая прутом, так и разливался, так и выдавал байку за байкой. Похоже, он был доволен молчаливым слушателем, возможностью вволю наговориться.

— Ентот Родька трепач был страшенный. Уставал я от него поболе, нежели от строевых занятий и службы. Как заведёт волынку — не остановишь. И все — про баб. Любитель он был женпцинов адский. Хранцуженки, небось, от него цельную роту пацанов нарожали… Ты, паря, тожеть мастак по ентой части. Помню, приводил ко мне на ночевку деваху. Знатная была фря. Непонятно, почему сам ушел, ее не обработавши? В сторожке такого не сделать — понимаю. Всяк может заглянуть. А у меня — тишь да гладь, да Божья благодать. Наперед учти — никто не узнает, не пронюхает. Старуха тожеть — могила. Води ко мне мамзелей, каких хошь безбоязненно.

За очередной сопкой показался карьер с замерзшим экскаватором и очередью машин. Похоже, взвод солдат, выброшенный сюда для погрузки, не справляется с поставленной задачей. Придется просить помощи у Анохина. И дли ремонта экскаватора, и для погрузки…

Но это сейчас почему-то мало меня волновало. Как бы забраться в дедов сундучок? Тем более, что за время совместной поездки мы с ним стали настоящими «друзьями».

Одно из заданий Малеева выполнить удалось… Почти удалось.

3

За прожитые годы я понял простую истину: есть задания приятные, есть — противные. И те, и другие перемешаны, словно в коктейле, который зовется емким названием «жизнь».

«Разработку» дочери Куркова я без колебаний отнес к разряду приятных, «дружбу» с Никифором Васильевичем — наоборот. Хотя и в одном, и в другом задании были свои нюансы.

В целях создания хорошего настроения порешил после тошнотворных переговоров с кладовщиком встретиться с Оленькой. Увлёкшись обязанностями сексота, я забросил личные проблемы. В первую очередь — любовь к дочери инструктора. Не пора ли совместить полезное с приятным?

Без женского внимания и ласки прожить на этом свете становилось все трудней и трудней. Когда тебе перевалило за тридцать, поневоле задумываешься над своим будущим. А оно сейчас виделось мне в сплошном тумане.

Учительница — дело верное, за ней нет нужды ухаживать, не нужно расточать комплименты, простаивать ночами под окнами, надрывая голос пением серенад. Стоит мне только манить Светку пальчиком — прибежит без оглядки, раздеваясь на ходу.

Видимо, преодолев обиду за нанесенное оскорбление, она еще таит надежду на примирение. Почти ежедневно нахожу на почте письма до востребования без указания обратного адреса. Причем, все они написаны с пользованием шифра, который легко разгадывается.

Шесть точек с восклицательным знаком — привет. Точка, тире, четыре точки, тире, шесть точек, восклицательный знак. Переводится однозначно — я тебя люблю. Точка, тире, две точки, вопросительный знак. Конечно, означает: а ты ? Подписи нет, но она легко угадывается.

Послать бы в ответ такое же зашифрованное послание: согласен на встречу, приезжай. Примчится по знакомому адресу, бросив свои учительские дела. А там — все просто. Воспользоваться приглашением Никифора Васильевича, поселить девушку в боковушку и ежедневно наведываться по два раза — утром и вечером. Отказа не предвидится.

Так бы я и сделал, не будь… Оленьки. Зацепила дочка Куркова мое одичавшее от одиночества сердце и накрепко привязала его к своему. Ничего тут не поделаешь, ничего не изменишь.

Терпел я Светкины «шифровки», терпел неделю, две, три — надоело. Отправил «точечное» письмо. Восемь точек, тире, одна точка, тире, пять точек, восклицательный знак. Уверен, многоопытная учительница в пять минут разберется. «Обратись к врачу!» — Вот что я ответил настырной, бывшей любовнице.

Отстанет? Не уверен. На недельку обидится, помолчит, потом решит еще попробовать. Дескать, прораб — человек занятый, эмоциональный, ему психануть ничего не стоит.

Не скрою, Светкины письма повысили степень моей самоуверенности, и без того находящуюся у верхнего предела. Под влиянием этого чувства я бодро пошагал в гости к отцу и матери Оленьки.

Предварительно был проведен цикл оперативных мероприятий.

— Как поживаете, Сергей Сергеевич?

Тщательно отрепетированный вопрос задан на подмостях, где царил инструктор. Он то и дело отстранял кого-нибудь из учеников от работы, отбирал у него мастерок, сам ловко укладывал кирпичи. С такой лихостью, что солдаты рты раскрывали.

— Вашими молитвами, — недружелюбно ответил инструктор, смахивая тыльной стороной ладони пот со лба. — Быстрее можно зайца научить зажигать спички, чем солдат вести кладку…

— У вас да не получится? — подхалимски воскликнул я. — Светлая голова, золотые руки! Зря вы так принижаете свои возможности, Сергей Сергеевич!.. Говорят, что вы не только плотник великолепный и каменщик классный, но еще и резьбой по дереву увлекаетесь …

— Хобби, — довольно усмехнулся Курков. — В семье у всех хобби: я — пилю, строгаю, Матрена Сидоровна печет-варит, Ольга вышивает… Ты, что, шнурка не видишь? — накинулся он на солдата, ведущего переднюю версту кладки. — Сантиметров на пять ушел, холера!

Инструктор, извинившись передо мной, бросился к бракоделу.

Не знал я, что Оленька ко всему еще и мастерица! Не зря говорят: с человеком пуд соли нужно съесть, чтобы его узнать.

Светку, к примеру, я изучил с ног до головы. Во всяком случае, так мне кажется. Учительница для меня — сто раз читаная книга, страницы которой от частого употребления протерты до дыр.

Мне досконально известно, как она поведет себя в любой ситуации. Скажем, когда нырнет ко мне под одеяло и заверещит голодным птенчиком: «Димочка… ох, Димочка; Димочка». Ублаготворю — сыто замурлыкает: «Димка — любимый мальчишка, Димка — хулиган…»

Поставит передо мной тарелку борща, оближет ложку, подаст… Будто поцеловала… Включу телевизор: «Снова политика, надоело, когда же покажут фильм про горячую любовь?»

Дошло до того, что я слышал ее очередное высказывание, видел тот или иной жест задолго до того, как они появятся…

Скучно-то как!

Оленька — совсем другая. Она непредсказуема — будто новенькая книжка, в которой мне удалось прочитать первое предложение вступления. Страшно хотелось заглянуть в последнюю страницу, узнать какая она, посланная мне судьбой, любимая… Нельзя — наглухо заблокировано.

То, что девушка вышивает — очередная информация, микроскопическая, но важная. Для того, чтобы узнать о Курковой больше, нужно сблизиться, познакомиться по-настоящему.

Это вполне соответствует моему желанию и. . . приказанию майора.

Разломав дефектную часть кладки, и выложив ее заново, возвратился Курков.

— Какие-то безголовые пошли солдаты. Не знаю, как их ещё учить — мастерком по заднице, что ли? Он еще что-то бурчал, возмущался. Постепенно успокоился.

— Хочу напроситься к вам в гости. Полюбоваться рукоделием. Вашим и дочкиным. Признаюсь, люблю вышивание, чеканку, резьбу по дереву и… вкусные закуски…

— Чего проще, — с налету заглотнул Курков подброшенную приманку. — Загляните вечером — отведаете, полюбуетесь….

Встретила меня семья Курковых, как говорится, по первому разряду. Едва я извлек из кармана поллитровку водки — древняя, мол, традиция! — как Матрена Сидоровна отчаянно замахала полными руками. Будто я нанес ей смертельную обиду.

— Спрячьте, Дмитрий Данилович, немедля спрячьте! Но выношу я этого зелья, да и Сергей Сергеевич не почитает. Говорит, вдоволь на Севере наглотался дряни, выпил свою цистерну до донышка… Наливочка — другое дело, душа повеселеет, голова не потеряется…

Снова я удивился манере называть мужа по имени-отчеству… интересно, в постели тоже так общаются? Ох, милый Сергей Сергеевич, обнимите покрепче… Как же я вас люблю, родной Сергей Сергеевич… Ох, Сергей Сергеевич, как же сладко вы целуете… Смахивает на фельетон!

Впрочем, судя по литературе, в стародавние времена такое обращение было обычным делом. Но в наше время…

Курков на монолог жены не реагировал. На вытянутых руках принес ведерный самовар, водрузил на изукрашенную резьбой деревянную подставку. Пододвинув ко мне ярко раскрашенную чашку на блюдце.

Ольга украсила стол вазочками с вареньем. Каждая — на вышитой салфетке.

— Малиновое, сливовое, вишнёвое, — перечисляла она. — Не покупные — мы с мамой стараемся. Матрена Сидоровна не умолкала:

— Возвернулся Сергей Сергеевич с дальних краев — кожа по кости. Проспиртован — ужас. Принялась откармливать муженька. Сальце, маслице, сметанка. Спиртного — ни-ни, капли не употреблял… Гляжу — отошел, стал походить на справного мужика. На праздники — минералочкой чокается…

— Хватит болтать, Мотя, — добродушно молвил Курков. — Ты только что заикнулась о наливочке, вот и привечай гостя… А я, простите, на самом деле отвык…

Отвык? А зачем же он на пару с Сичковым водку в буфете закупал? Сам же признался тогда в конторе — выпили, дескать, полторы бутылки, половинку оставили на опохмелку. Или скрывает от жены и дочки свое пристрастие к спиртным напиткам?