Мечтают ли андроиды об электрических овцах? - Филип Дик

Он вытащил из кейса нужный документ и заглянул в графу «кажущийся возраст».

«Двадцать восемь», — гласила ориентировка. Однако сделать окончательный вывод можно только при личной встрече, в контактах с анди всегда так.

«Хорошо, что я хоть что-то знаю об опере, — подумал Рик. — В этом еще одно мое преимущество перед Дейвом: в смысле культуры я более развит. И я попытаюсь сам отправить в отставку еще одного анди, прежде чем попрошу помощи у Рэчел. Если, конечно, мисс Люфт не окажется крепким орешком…»

Однако интуиция подсказывала ему, что с певичкой проблем не возникнет. Полоков из всей восьмерки считался самым крутым. Остальных, даже не знающих, что на них началась охота, он положит одного за другим, как утиный выводок…

Спускаясь к украшенной декоративными элементами крыше оперного театра, он распевал попурри из оперных арий на псевдоитальянском языке, слова которого сочинял тут же, на ходу. Даже без «Пенфилда», которого сейчас не было под рукой, настроение Рика было пропитано сплошным оптимизмом. И острым ощущением ликующего предчувствия.

ГЛАВА 9

Старинное здание оперного театра было построено из стали и камня и имело форму кита. Рик прошел в его брюхо и сразу же окунулся в гармонию голосов и звуков музыкальных инструментов. Оказалось, он попал на репетицию. Труппа работала над «Волшебной флейтой» Моцарта — он мгновенно узнал мелодию последней сцены первого акта. Мавры-рабы — другими словами, хор — вступили чуть раньше, нарушив прелесть простого ритма волшебных колокольчиков.

«Приятная неожиданность», — улыбнулся Рик и уселся в одно из кресел бельэтажа. «Волшебная флейта» была одной из самых любимых его опер. Внимания на него, похоже, никто не обращал.

На сцене Папагено, одетый в фантастическое одеяние из птичьих перьев, присоединился к Памине, чтобы спеть четверостишие, от которого у Рика всегда накатывались слезы на глаза.

Könnte jeder brave Mannsolche Glöckchen finden,seine Feinde würden dannohne Mühe schwinden.[6]

«Жаль, — подумал Рик, — что в реальной жизни нет волшебных колокольчиков, которые могут заставить наших врагов исчезнуть. Да и сам Моцарт, написав „Волшебную флейту", почти тут же умер — на четвертом десятке — от какой-то болезни почек. И похоронен был вместе с нищими».

Вспомнив это, Рик задался вопросом: а предчувствовал ли Моцарт, что будущего для него не существует, что он уже растратил все отпущенное ему время? «Возможно, то же ждет и меня, — подумал он, наблюдая за продолжающейся репетицией. — Подойдет к концу репетиция, закончатся спектакли, умрут певцы, рано или поздно утихнет последняя нота… В итоге имя „Моцарт" будет побеждено всепоглощающей пылью. Если не здесь, на Земле, так на другой планете. Все что мы можем, так это ускользать какое-то время от назначенной нам судьбы. Вот и анди… Какое-то время они могут ускользать от меня, но рано или поздно все равно будут отправлены в отставку. Либо мной, либо другим охотником за премиальными. В каком-то смысле я — часть разрушающей мир энтропии. „Роузен Ассошиейшн" создает, а я разрушаю. Во всяком случае, так это должно казаться им».

На сцене Папагено и Памина теперь пели дуэтом. Рик, прервав философские размышления, слушал их голоса.

Папагено. Дитя мое, что нам теперь сказать?

Памина. Лишь правду, вот что можем мы сказать!

Подавшись вперед, Рик принялся изучать Памину и ее замысловатое платье с волочащимся сзади шлейфом. Сравнив ее внешность с ориентировкой, Рик удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

«Вот он, мой третий андроид модели „Нексус-6"», — подумал °н удовлетворенно. — Его зовут Люба Люфт. Ирония судьбы, но ее роль пробуждает сентиментальность. Что ж, такой энергичный и привлекательный беглый андроид вряд ли сообщит правду о себе».

Люба Люфт продолжала петь, и Рик поражался возможностям ее голоса. Сравнивая его с записями старых мастеров из своей коллекции, он все больше убеждался, что Люба Люфт ни в чем им не уступает. В «Роузен Ассошиейшн» создали шедевр, этого нельзя не признать. И он вновь ощутил себя, sub specie aeternitatis[7], разрушителем того, что видит и слышит.

«Возможно, чем лучше она функционирует, чем лучше поет, тем нужнее я, — подумал он. — Останься андроиды низкокачественными, как древние Q-40 (производитель — «Дирейн Ассошиейшн»), то не возникло бы никаких проблем, и никому бы не потребовались мои профессиональные навыки…»

Люба Люфт продолжала петь.

«И все-таки — когда же ее прикончить? — подумал он. И решил: — Да чем скорее, тем лучше. Хотя бы в перерыве, когда она окажется в гримерной».

Репетицию прервали, когда завершился первый акт. Дирижер на английском, французском и немецком языках объявил, что репетиция продолжится через полтора часа, и отправился прочь из оркестровой ямы. Музыканты, убрав инструменты, последовали за ним. Рик встал из кресла и направился за кулисы, туда, где располагались артистические уборные. Он шагал за музыкантами, раздумывая, не пора ли начать процесс «отставки».

«Самое время, — решил он. — Надо кончать с нею как можно быстрее. Немедленно приступаю к делу, и как только получу убедительные доказательства…» Впрочем, он понимал, что убедительные доказательства будут получены только в процессе тестирования. «Кроме того, может оказаться, что Дейв в случае с Любой Люфт ошибся», — подумал он.

Рик и вправду в глубине души надеялся, что Холден ошибся. Но понимал, что это маловероятно. Интуиция профессионала говорила Рику об обратном. А она за долгие годы работы в департаменте ни разу его не подводила…

Остановив статиста, одетого в костюм мавра-раба, Рик спросил, где находится гримерная мисс Люфт. Мавр подсказал. Через минуту Рик был у двери, на которой висел листок бумаги с надписью: «Мисс Люфт. Просьба не беспокоить». Рик вздохнул и постучал.

— Войдите.

Он вошел. Девушка сидела возле гримерного стола. На ее коленях лежала раскрытая папка с нотами — певица просматривала партитуру, делая в ней пометки шариковой ручкой. Мисс Люфт была в сценическом костюме Памины, край шлейфа лежал на соседнем стуле.

— Да? — Она оторвала глаза от партитуры. — Вы же видите, я занята.

Грим делал ореховые глаза девушки неправдоподобно большими. В ее английском Рик не уловил ни малейшего акцента.

— Вы поете лучше, чем Шварцкопф, — сказал он.

— Кто вы? — В голосе певицы прозвучали холодные и враждебные нотки.

Но Рик уловил и совсем другой холод — тот, которым веяло от всех андроидов. Они выделялись одним и тем же: мощный интеллект, целеустремленность… и холодность. Она всегда вызывала у него чувство сожаления. Но без нее он бы не смог их выслеживать.