С первого взгляда - Галина Романова

– Думаешь, что на этой машине ездит любовница твоего Дениса, с кем он был запечатлен на фотографии? – торопливо, но с усердием, проговорил Антон. – И он, поняв, что как раз ее машина тебя заинтересовала, убрал этот номер из списка? И когда ты начала задавать ему вопросы, он разозлился и… Черт, а нехорошая картинка-то вырисовывается, Сашок. Очень неприглядная, очень! И даже твоя ревность тут ни при чем.

Слава богу! А то она уж начала думать, что свихнуться успела из-за неуемного желания сохранить семью. Семью, которой, возможно, уже и нет.

– Слушай, как поступим, – деловито оповестил Антон. – В понедельник утром я переложу все дела на своего помощника. Заеду за тобой, и мы метнемся к институту. Там, если машина на месте, я аккуратно переговорю с охраной.

– Как это аккуратно? – не поняла Саша.

– За деньги то есть. Что ты такая непонятливая? Короче, узнаем, чья машина и все такое. Как только узнаем, постараемся узнать у этого человека…

– А если этот человек не пожелает с нами говорить? – язвительно перебила его Саша, сделав акцент на слове «человек». – Если пошлет ко всем чертям!

– Ладно тебе паниковать-то. Не пошлет, – проговорил он с уверенностью. – А станет выделываться, я навру с три короба.

– Что, например?

– Например, то, что машина, принадлежащая этому человеку, – он тоже сделал нажим на последнем слове, – была замечена на месте преступления. И что этот человек попадает под подозрение. Да будет время у нас с тобой придумать что-нибудь поубедительнее. Ты, главное… Не переживай так сильно. Может, он и не ушел еще от тебя, Денис твой. Если бы хотел, то ушел давно.

– А может, он просто трусит.

– Чего, чего?

– Трусит сделать первый шаг.

– Ладно тебе, Сашок, нести ерунду. Первый шаг он сделал, когда в чужой постели оказался. А теперь, если он чего и боится, так это разоблачения. Может, давят на него с другой стороны. Грозят открыть тебе глаза на правду. Он психует. Не знает, что ему делать, вот и…

– Ты правда так считаешь, Тоша?!

– Конечно!

Она так обрадовалась, так обрадовалась, что все может быть именно таким – безопасным и обнадеживающим, что снова расплакалась.

– Ну, ты чего снова, Сашок? – расстроился тут же Антон. – Я плохой утешитель, да?

– Напротив, Тоша. Ты очень, очень хороший. Я… Я не только прощу его, я вообще забуду обо всем. И даже согласна ребенка его признать. И…

– О господи!!! – простонал тот. – Нельзя быть такой уступчивой, милая. Нельзя! Хорошо, если люди понимают и ценят твою жертву. А если нет?!

– А если нет, то что?

– То будет все плохо. Твоя жизнь превратится в сплошное угодничество. Ты перестанешь существовать, как Александра, если станешь всю жизнь лакействовать перед этим… уродом. Извини уж!

– Я его люблю, – пискнула она, уливаясь слезами. – Я его так люблю!

– Ну, как ты его любишь, как?

– Как ты Аллу…

Глава 12

Марин отключился, покатался по кровати, подминая под спину подушки. Включил телевизор. Выключил. Смотреть не получалось. К тревоге за Сашу, за милую, добрую, отзывчивую Сашу, с которой судьба обошлась так несправедливо, а все он – Денис ее ненаглядный, – примешивалось тошнотворное раздражение. Как вгрызлось в него со вчерашнего вечера, так до сих пор и сидело в нем.

А с чего все началось? Правильно, началось все с поездки к ювелиру. Правильнее, чуть позже.

Влада, исправно исполняющая роль счастливой невесты, заехала за ним в семь и повезла через весь город в район дорогих частных владений. Все что-то щебетала всю дорогу. Он угрюмо молчал. Не выдержал, когда она спросила про дату их свадьбы.

– Ты же у нас руководишь процессом, тебе и назначать! – вспылил он.

Тут же заметил, как задрожал ее подбородок и налились слезами глаза. Похвалил себя за смекалку, так, мол, держать, иначе ее ничем не проймешь, прет как танк. И снова отвернулся к окошку, намереваясь молчать и дальше.

Но Влада и не думала сдаваться. Настырная! Она проморгала свою обиду. И говорит:

– Думаю, что середина июня самое хорошее время для свадьбы. Как ты считаешь?

– Мне все равно. – Он пожал плечами, почти ее не слушая.

– Тебе не должно быть все равно, Антон, – проговорила она после непродолжительной паузы. – Тебе не должно быть все равно, Антон, потому что это касается и тебя тоже!

И он тут же углядел для себя угрозу в ее настойчивости. Как это он услышал? Приблизительно так: не выпендривайся, дружок, ты у меня на крючке, если не будешь хорошим и сговорчивым мальчиком, то я тебе смогу создать проблемы.

Он развернулся и со звериным блеском в глазах спросил:

– А то че?

– В смысле? – то ли не поняла она, то ли прикидывалась.

– А то че будет-то, я не понял? Если я вдруг не проявлю заинтересованности ко всей твоей суете, то че, посадишь меня, что ли?

И снова ее лицо исказила гримаса жгучей обиды. И ей снова пришлось справляться с собой в одиночку. На этот раз понадобилось чуть больше времени. Но она снова справилась.

– Ты презираешь меня, милый. Я догадываюсь.

Он фыркнул.

Догадывается она! Он ее, что – презирает? Да это слишком мягко сказано! Это сильный блеф против действительности.

Она путем грязнейшего шантажа тащит его к алтарю, задействовав при этом и его друзей тоже, у которых просто не оказалось выбора. Опять же она его им не оставила, а не кто-то еще. Она использовала драматическую ситуацию себе во благо и считает, что после этого он ее всего лишь – что? Презирает?

– Нет, я не могу презирать тебя, Влада, – ответил он, стараясь говорить спокойно и не брызгать в ее сторону слюной, ох, хорошо бы она оказалась ядовитой. Хоть какая-то польза от его беспомощного гнева. – Я не могу презирать человека, которого люто ненавижу!

И что, думаете, она сказала?

– Прости, – мяукнула, и все.

– Прости?! Что?! Прости?!

Забыв, что Влада за рулем, он схватил ее за рукав белоснежного плаща и попытался развернуть на себя. Она выставила локоток для защиты, начала им отбиваться, делая это очень неумело, и не было никакой силы в этих движениях. Резко вывернула руль, машина завиляла по дороге.

– Прекрати, Антон! Мы разобьемся! – закричала она, когда у нее не получилось высвободить свой рукав из его руки.

– А хоть бы и так, – рычал он. – Что за радость от такой жизни!

– У тебя был выбор! – крикнула она, ей удалось справиться с управлением и, в который раз, с собой. Покосилась на него со значением. – Нет радости от этой жизни, шел бы в тюрьму.

Антон счел ее аргумент убедительным и заткнулся.

Решено же все, чего он теперь кулаками машет?

– Попрошу вести себя прилично. Вениамин Игнатьевич очень известный и уважаемый в обществе человек.

– Это кто – Вениамин Игнатьевич? – поинтересовался он равнодушно и полез из машины возле шикарных кованых ворот.

– Это ювелир, у которого мы собираемся выбирать мне кольцо. – Она поправила плащ, вдела руку в дужку ручек сумки, взяла его под руку. – Мы, Антон! Именно мы! Не надо на людях устраивать сцен, фыркать и отворачиваться. Им просто неинтересна наша жизнь и наши проблемы. Просто подыграй мне и все…

Кстати, подыграть Владе оказалось не таким уж сложным занятием. Она щебетала, рассматривая образцы и каталоги. Антон снисходительно улыбался, что-то даже советовал, оценивающе выпячивал нижнюю губу, кивал.

– У вас очень красивая невеста! – с восхищением шепнул ему на прощание Вениамин Игнатьевич. – Такая женщина достойна самого лучшего! Думаю, вам удастся сделать ее счастливой!

Конечно, он понимал, что ювелир лил елей из-за того, что Влада выбрала одно из самых дорогущих колец из коллекции. И слова подобные этим он наверняка говорил десятку молодых пар, навещающих его дом. А все равно Антону сделалось очень неприятно.

Оттого, что пришлось играть в отношения с Владой на публике, и теперь это будет повторяться и повторяться, он же сам сделал выбор, винить было некого.

Но самое противное, что это не составило особого труда. Удалось и поддакивать, и даже восхищаться. И невольно, подогретый комплиментом ювелира, посмотрел вслед Владе, как обычный мужчина, а не как потенциальная жертва, попавшаяся на ее крючок. И нашел, что ноги у нее действительно очень красивые, и попка как раз такая, какие ему всегда нравились.

Ювелир тут же поймал его взгляд, начал прищелкивать языком и украдкой показывать оттопыренный большой палец.

Вот тут-то раздражение Марина и накрыло.

Что за ерунда, в самом деле, а?! Чего он размяк-то?! Слюни распустил на женские ноги? Может, еще и оставит ее у себя ночевать после того, как вызвался кольцо-то оплатить? Оголодал без женщины, живя отшельником?

Что случилось-то? Почему так?

Попросил высадить его за квартал от его дома, сославшись на встречу со знакомым. Зашел в какой-то первый попавшийся по пути бар, выпил залпом триста граммов водки, хотя давал себе зарок после вечеринки у Снегиревых к водке не притрагиваться. Долго сидел в одиночестве в углу за столиком. И все ждал, когда исчезнет навязчивое, как икота, прилипшее к нему в доме ювелира раздражение.