Чтоб знали! Избранное (сборник) - Михаил Армалинский

Жизнь с Джил происходила бы в вечно неубранной дешёвой квартирке, жрали бы мы всухомятку, её настроение менялось бы десять раз на дню, и ебля – главная радость наших долгих отношений – превратилась бы в разовые перепихивания наспех. Нет, в жёны она не годилась. Как, наверно, и я – в мужья. На последнее я напирал сильнее всего, чтобы не оскорблять достоинство Джил указанием на её никчёмность в этом деле. Если бы я ей сказал, что она не годится в балерины, то она согласилась бы с этим безо всяких обид, но не дай Бог сказать женщине, что она не годится в жёны, – больнее удара не нанести, хотя талант здесь требуется побольше, чем у балерины.

В отношениях с каждой любовницей наступает такой момент, когда никакие подарки, никакое внимание её не радует, и единственное, чего она желает, и единственное, что её излечит от недовольства и сварливости, – это замужество – тотальное свидетельство любви, которое она принимает всерьёз и с тайным ощущением победы над сопротивлявшимся любовником.

С каждым месяцем недовольство Джил усиливалось. После нескольких оргазмов – хорошо хоть, что не «до», а то они могли бы и вовсе не возникнуть (у неё) – между нами неизбежно начинался разговор о безысходности наших отношений, и её настроение становилось беспросветным. Я одевался и уходил. С чувством великого освобождения и счастья я нёсся по автостраде домой и поздравлял себя с очередной победой, ибо если мужчина выеб женщину без денег и без наложения на себя обязательств по продвижению в сторону брака, значит, он выиграл бой. Ведь в глубине души женщина всегда презирает мужчину, который женился на ней, поскольку женитьба для мужчины – это акт слабости. Он уступает требованиям общества вместо того чтобы следовать требованиям своих желаний. Итак, если мужчина не женится на женщине, то она его начинает ненавидеть, а если женится, то она его начинает презирать. Но, как известно, до любви гораздо ближе от ненависти, чем от презрения.

Я дружески посоветовал Джил искать мужчину, который бы исполнил её брачные мечты, а пока ебаться со мной. Мне с ней было сладко, и, признаться, я представлял со страхом, что я когда-нибудь буду без неё, но мне было ещё страшнее представить, что когда-нибудь я буду только с ней.

Наши прежние отношения строились на презумпции моногамии (как Джил того желалось). Я же ей внушал, что моногамия и прочая верность вовсе не являются доказательством любви. Ведь теперь уж все признались-перепризнались, что в фантазиях измены всякого рода процветают, как в тропиках. Задача общества в том, чтобы не позволить фантазиям превратиться в реальность. А раз есть желание, то разве не является самым естественным попытаться удовлетворить его для того, кого любишь. Истинная любовь будет стремиться моногамию уничтожить, ибо моногамия противоречит фантазиям возлюбленных, а значит, и их сексуальной жизни. Так что, если ты требуешь верности от партнёра, то это эгоизм. Если же ты принуждаешь к верности себя, то это самоистязание. Истинная моногамия уже заложена в мужчине природой, и она заключается в том, что, если перед тобой лежит десяток голых баб, то ты выбираешь одну, в которую хочешь кончить. В этом и состоит «единственность» женщины, ибо ты не можешь кончить одновременно в нескольких. Вот в чём настоящая суть моногамии.

Джил в ответ на мою теорию пыталась уничтожить меня словом «циник». «Что ж, – думал я, но вслух не говорил, – женщины ненавидят цинизм, потому что с его помощью мужчине удаётся избежать женитьбы».

Джил была исключительно ревнива и бесилась от одной только мысли, что я могу совокупляться с кем-либо ещё. Я же не тревожился, представляя, что она с кем-нибудь спит, – главным для меня было, чтобы она была готова раздвигать ноги, когда бы я этого ни захотел. А что она делает в промежутках, меня мало волновало. Более того, я испытывал не ревность, а неожиданный восторг, представляя её с другим мужчиной, мысленно глядя на неё со стороны, на наслаждение, ею поглощаемое, на её столь знакомые движения бёдер, стремящихся к оргазму. И я испытывал от этих фантазий вполне законное наслаждение. В психоаналитических анналах такие чувства диагностируются как латентный гомосексуализм. Что ж, пущай диагностируют, пока я наслаждаюсь.

Джил постоянно подозревала меня в неверности, и не без оснований, хотя я тоже спал с ней всегда, когда ей этого хотелось, но в промежутках у меня имелась, по меньшей мере, ещё одна любовница. Женщины требуют верности, потому что тогда им легче управлять партнёром, шантажируя пиздой, а если нет другой пизды, ты становишься более зависимым от единственной.

Самое мучительное чувство у Джил, как, впрочем, и у многих женщин, возникало от предположения, что я хочу её только ебать. Женщины чувствуют себя несчастными в двух случаях: когда их никто не хочет ебать или когда их хотят только ебать.

И ничто не могло убедить Джил в противном: ни моя безотказная помощь в её бытовых делах, ни наши общие интересы в искусстве и совместная и, что самое главное, успешная работа в нём – ничто не убеждало её в моей заинтересованности, выходящей за пределы её половых органов. Единственным доказательством моей любви для неё была женитьба.

После того как Джил стало совершенно ясно, что я на ней не женюсь, она начала стараться (а я её подначивал) наши отношения прервать, чтобы быть свободной для другого мужчины. Ведь по традиции, если женщина начинает совокупляться с другим, то получается нечестным продолжать ебаться с прежним любовником. А Джил хотела быть честной. Я же говорил, что не ревную, что я остаюсь ей другом, желающим ей всего наилучшего, а значит, и наслаждения, пусть не обязательно со мной. Но со мной – тоже. Главным для меня было, чтобы она перестала смотреть на меня как на потенциального мужа, а то я хочу посадить бабу на хуй, а она хочет сесть мне на шею.

Отношения любовников состоят в том, что требования женщины к мужчине постоянно возрастают и доходят до требования брака. В результате женщина остаётся либо с разбитым, либо с новым, но всё равно – корытом. Значит, чувствами женщины руководит вовсе не любовь, ибо при любви должно существовать одно желание – быть с любимым при любых условиях. Но если эти растущие требования женщины не выполняются, то она решительно похерит эту не нужную ей любовь.

Вот мы и стали встречаться вместо нескольких раз в неделю – один, чтобы у неё было время на поиски. Я выспрашивал о её похождениях. Джил сначала было неловко рассказывать о них, да ещё – мне, но потом она решилась и, увидев, что моя реакция не болезненная, а эротически заинтересованная, совсем раскололась. Любовница стыдлива ровно настолько, насколько ей позволяет любовник.

Сначала было вроде не о чем рассказывать – мужики были малоинтересные, и дальше поцелуев не доходило. Но вот она мне объявила, что познакомилась с Тэдом, богатым мужчиной сорока пяти лет, который к ней замечательно относится и который после нескольких встреч стал планировать, через сколько недель они съедутся жить вместе, а через сколько месяцев – поженятся. «То, чего я не могла добиться от тебя в течение лет, я получила от него за две недели, – сказала она, торжествуя. – Моя уверенность в себе была нулевая, а теперь она взметнулась до небывалых высот». Она рассказывает, как Тэд шлёт ей на работу открытки, цветы, подарки и прочие знаки внимания. «Он очень старается», – говорит Джил. И в этой фразе столько холодной наблюдательности за развитием чувства у жертвы, попадающей в капкан пизды.

– Ну, а что он за любовник? – спросил я.

Тут Джил замялась:

– Странно мне как-то говорить об этом с тобой…

– А ты не смущайся, мне же не может быть безразлично, как удовлетворяют мою девочку. Ты кончила с ним?

Я знал, что ей трудно кончить с новым мужчиной и что ей нужно к нему приспособиться, приноровиться. У мужчины направление – от оргазма к комфорту, а у женщины – от комфорта к оргазму. Несчастные женщины: одна может кончать, только лёжа на спине, другая – только лёжа на животе, третья – только лёжа на боку и т. д., а мужик – хоть вниз головой, хоть на бегу, и всё – без всякого труда.

– Нет, ещё не кончила, – призналась Джил.

– Но он хоть знает, что делает?

– Я ещё не разобрала. Мы были вместе только три раза, и первые два раза я была совсем пьяная.

– Теперь ты понимаешь, почему испокон веков считалось для женщины неприличным напиваться?

– Почему?

– Да потому, что пьяной женщине трудно кончить. Вот мужчины, заботясь об экономии собственных сил, и установили удобные для себя моральные нормы.

– И по той же причине для мужчины пить – признак мужества, потому что у него, когда хорошо выпьет, стоит, и он кончить не может, – продолжила мою мысль Джил.

– Вот видишь, какая ты молодец – всё понимаешь. Но у Тэда этот закон, как мы знаем, не сработал. Давай встретимся, ты небось голодная, да и расскажешь всё поподробнее. Ты сегодня не занята?