Умри ради меня - Эми Плам

А потом он поднял руку, чтобы смахнуть с моего лба упавшую прядь волос, и осторожно заправил ее мне за ухо, прежде чем коснуться губами моих губ.

Наши губы едва-едва соприкоснулись. Винсент как будто колебался, словно знал, чего именно он хочет, но боялся напугать меня. Внутри меня как будто натянулась некая струна, все мое тело издало негромкую, чистую ноту… Я медленно вскинула руки, чтобы обнять Винсента за шею, боясь, что резкое движение может разрушить чары. Но когда его губы снова прижались к моим губам, магия лишь усилилась, а одинокая нота превратилась в мощное крещендо, и все остальные звуки исчезли.

И Париж исчез, растворился. Плеск волн под нами, гудение автомобилей по обеим сторонам реки, шепот парочек, бредущих рука об руку… все куда-то подевалось, и мы с Винсентом остались одни на всей земле.

19

Что-то зашуршало в ногах моей кровати. Я заставила себя открыть один глаз и сквозь дымку прерванного сна увидела сестру, пристроившуюся на краешке. Она выглядела как-то уж слишком взволнованно для такого раннего утреннего часа. Или ночь еще не кончилась? Приподняв одну бровь, Джорджия приказала:

— Расскажи мне все! — А потом, потащив на себя одеяло, которое я натянула на голову, изобразила строгость: — Не расскажешь — не разрешу тебе снова с ним увидеться!

Застонав, я кое-как протерла глаза и с трудом приподнялась на локте.

— Который час?

Я зевнула, отметив про себя, что Джорджия полностью одета.

— У тебя ровно пятнадцать минут на то, чтобы собраться в школу. Я позволила тебе поспать подольше.

Я посмотрела на часы и поняла, что Джорджия права. В ужасе я сбросила одеяло и начала метаться по комнате, выхватывая из ящиков комода лифчик и трусики и роясь в куче чистой одежды, сложенной в кресле.

— Я подумала, что, если ты вернулась так поздно, тебе не помешает хоть немного выспаться, — ворковала моя сестра.

— Весьма тебе признательна, Джорджия, — пробормотала я, через голову натягивая красную футболку и бросаясь на поиски джинсов. А потом, внезапно вспомнив события прошедшего вечера, я резко села на край кровати.

— Ох, боже мой… — выдохнула я, чувствуя, как мои губы складываются в мечтательную улыбку.

— И что же случилось? Он тебя поцеловал?

Должно быть, ответ Джорджия прочитала на моем сияющем лице, потому что она подпрыгнула на месте и заявила:

— Так и есть! Я должна с ним познакомиться!

— Погоди, Джорджия, ты меня совсем смутила. Дай ты мне сначала разобраться, так ли он мне нравится, — возразила я, просовывая ноги в штанины и быстро натягивая джинсы повыше.

— Мы ведь уже говорили об этом, — сказала сестра, хватая меня за плечо и всматриваясь в меня секунду-другую. — И как мне ни жаль говорить такое, Кэти-Бин, только, судя по всему, разбираться уже поздно.

И она, пританцовывая, вышла из комнаты, смеясь и хлопая в ладоши.

— Рада, что сумела позабавить тебя с утра пораньше, — проворчала я и наклонилась, чтобы зашнуровать кроссовки.

Этот день пролетел быстро — я в мечтательном состоянии переходила из кабинета в кабинет и все уроки только и делала, что вспоминала вчерашнее. Признание Винсента в своих чувствах на берегу реки, ужин при свечах, а потом… мое сердце подпрыгивало каждый раз, когда я думала о поцелуе на мосту Искусств. И о том, как после этого Винсент отвез меня домой и еще раз поцеловал, коротко, но невероятно нежно…

И выражение преданности и даже благоговения, светившееся в его глазах, когда он обнимал меня, потрясло меня до глубины души. Я не знала, то ли мне пугаться этого, то ли ответить тем же… Но я пока не могла позволить себе ответить. Я была не готова снять оборону.

Во время обеденного перерыва я включила телефон, чтобы просмотреть сообщения. Джорджия всегда в течение дня присылала мне по нескольку пустых записочек, и конечно же два сообщения от нее уже пришли: в одном она жаловалась на учителя физики, а второе, тоже явно отправленное с ее телефона, гласило: «Я тебя люблю, детка! В.».

Я тут же написала в ответ:

«Мне казалось, я вчера велела тебе убираться прочь, французский шпионишка!»

Ответ Джорджии не заставил себя ждать:

«Уж будто бы! Твои красные щечки утром говорили о другом, лгунья! Ты в него втрескалась!»

Я застонала и уже хотела снова выключить телефон, когда заметила, что там есть еще и третье сообщение, от неизвестного абонента. Я прочитала: «Можно увидеть тебя после уроков? На том же месте, в то же время?»

Я набрала в ответ: «Откуда ты взял номер моего телефона?»

«Позвонил с твоего телефона на свой, когда ты выходила в дамскую комнату в ресторане. Поосторожнее с нами, мы все упорные охотники!»

Я засмеялась и снова поблагодарила свою счастливую звезду за то, что ревенанты не умеют читать мысли, хотя мне все же нужно было тщательно следить за собой в те дни, когда он парил над городом в роли невидимого призрака.

«Да трижды! Увидимся!» — написала я и остаток дня изо всех сил изображала внимание на уроках.

Он уже ждал меня, когда я вышла за школьные ворота. Мое сердце тут же забилось быстрее, стоило мне увидеть Винсента, небрежно прислонившегося к дереву у автобусной остановки. Я не смогла удержать широченную улыбку, расплывшуюся на моем лице.

— Привет, изумительная! — сказал Винсент, протягивая мне шлем, когда я уже подошла к его «Веспе».

Он снял темные очки и наклонился ко мне, чтобы поцеловать в щеки. И этот ничего не значащий жест, который во Франции повторяется десятки раз на дню, — при каждой встрече, и при каждом прощании, и когда ты с кем-то знакомишься, или случайно сталкиваешься с кем-то из друзей, — эти два коротких прикосновения внезапно обрели для меня совершенно другой смысл.

Мне показалось, что время остановилось, когда щека Винсента коснулась моей щеки, а мои легкие напрочь забыли, как втягивать в себя воздух. Винсент чуть отодвинулся от меня и наши глаза встретились, когда он наклонился ко второй моей щеке и едва заметно задел мою кожу губами. Я открыла рот, чтобы вдохнуть, пытаясь обеспечить мозг хоть каплей кислорода.

— Хм, — пробурчал Винсент, сияя. — Это было любопытно…

Его улыбка была такой заразительной, что я вдруг обнаружила, что хохочу, забирая шлем из его рук и надевая его на голову, и радуясь при этом возможности спрятать лицо, пока не сумею взять себя в руки.

— Поскольку сегодня уж слишком холодно, я тут подумал: может, тебе захочется выпить лучшего в Париже шоколада? — сказал Винсент, перекидывая ногу через мотороллер.

— Значит, теперь ты соблазняешь школьниц обещанием шоколада? Плохой ты человек, Винсент-Делакруа! — засмеялась я, пока он заводил мотор.

— А тогда зачем ты приняла мое предложение? — выкрикнул Винсент сквозь шум «Веспы», трогая мотороллер с места.

— Это намеренная доверчивость! — ответила я, обхватывая руками его теплое тело и от восторга закрывая глаза.

20

Этим вечером Джорджия сразу после ужина загнала меня в мою комнату.

— Ну и куда ты пропала после школы? Я тебя ждала!

— Винсент за мной заехал и повез в «Ле дю Маго».

У Джорджии расширились глаза:

— Ты встречалась с ним два дня подряд?

— Ну, сегодняшний день на самом деле не считается, мы там посидели минут пятнадцать… Мне пришлось убежать, потому что завтра у нас тесты, надо подготовиться.

— Неважно! Святая корова, это уже становится серьезным! — Джорджия уселась на край моей кровати. — Итак, давай рассказывай мне об этом твоем таинственном бывшем преступнике.

— Ну… — начала я, соображая, что именно можно сказать сестре. — Он студент.

— Где учится?

— Э-э… я вообще-то не знаю.

Джорджия посмотрела на меня с сомнением:

— Но что он изучает?

— А… литературу, кажется, — предположила я.

— Так ты даже понятия не имеешь, чем он занимается? И о чем же вы с ним говорили?

— Ну, просто о всякой всячине. Так, знаешь ли… Искусство. Музыка. — «Неумершие. Бессмертные. Опасные зомби…»

Я ни слова не могла сказать Джорджии обо всем этом.

Джорджия секунду-другую внимательно всматривалась в меня, потом рявкнула:

— Отлично! Если ты не хочешь мне о нем рассказывать, все в порядке! В конце концов, ты не слишком много знаешь о моей жизни, но ведь это не потому, что я что-то от тебя скрываю и не зову с собой. И пока больше ни о чем спрашивать не буду, потому что вижу уже: ты будешь помалкивать.

— Ладно, Джорджия… А с кем ты встречаешься?

Сестра покачала головой:

— Нет, ничего я тебе не расскажу, если ты сама мне ничего не скажешь.

Я взяла ее за руку и заговорила просящим тоном:

— Джорджия, я совсем не желаю намеренно исключать тебя из своей жизни. Ты же знаешь, мне было очень трудно… ну, и так далее. Но я, наконец, понемногу прихожу в себя и обещаю: я буду очень стараться.