Лабиринты - Кристина Щукинская

- Дед же погиб на фронте? - Ксения недоуменно посмотрела на бабушку.

В детстве девушка всегда любила рассматривать фотографии, на которых был запечатлен мужчина в военной форме, грудь которого украшали ордена, а на мужественном лице играла едва заметная улыбка.

- На любовном фронте, - жестко, с плеча рубанула Софья Михайловна. - Война закончилась, его перевели в Одессу служить. Я и мама твоя должны уже были ехать, как вдруг приходит телеграмма. Умер ваш муж, соболезнуем. Войну всю прошел, а тут умер! Я тогда ни слезинки не проронила, приехала на место разузнать, что к чему. Оказалось, он с дружками из-за смазливой актрисы в русскую рулетку играл. Пуля ему последнему досталась. Факт самоубийства скрыли, списали всё на бандитизм, тем более тогда в городе обстановка была та еще.

- Почему ты никогда не говорила? - ошеломленно проронила Ксения.

- Хотела, чтобы отец и дед остался в памяти, как настоящий герой и офицер.

- А зачем сейчас рассказала? - девушка все еще пыталась воспринять слова бабушки, но не могла. Дед в ее представлении всегда был на порядок выше других людей - герой, защитник родины, прошедший всю войну без единого ранения.

- Потому что Вадим твой из такой же породы, - вздохнула Софья Михайловна. - Но Ксюша, лучше узнать такого мужчину, чем всю прожить почти сто лет, не зная, как хорошо бывает.

Ксения сглотнула ком, образовавшийся в горле, бросила на бабушку взгляд из-под опущенных ресниц. Женщина покачала головой, но не укоризненно, а понимающе. Софья Михайловна разделяла увлечение внучки, сочувствовала ей и прекрасно знала, что девушка не в состоянии сбросить путы, которыми ее опутал Вадим еще при первой встрече.

- И еще одно. Я тут в глаза его заглянула. Красивые, синие, как море. Но пустые. Не держит уже его ничего здесь, - вздохнув, проронила бабушка, коснулась руки внучки. - Ксюш, лови каждый момент, скажи ему всё, что хотела. Но не жди, что это остановит его. Не такой твой Вадик... Дом, быт, жена в переднике на кухне - не это ему надо. И мается, пытается бежать, но к тебе все дорожки ведут.

Подавив вздох, Ксения вздрогнула и зябко поежилась, хотя ветра не было, и на открытой террасе, где проходили завтраки и ужины, стоял самый настоящий зной. Прогретый мрамор на полу и стенах щедро делился своим теплом с посетителями.

Бабушка сумела озвучить ее самый большой страх, который неотлучно находился в сердце. Ей постоянно казалось, что Вадим скоро исчезнет, растворится в небытие, забрав с собой, то немногое, что пока еще у них было.

- Я знаю, бабуль, знаю, - прошептала Ксения, пытаясь пропустить мимо последнюю фразу Софьи Михайловны. - С ним я могу быть собой. Можно тебя попросить, - она закусила губу, в нерешительности, но Софья Михайловна давно уже всё поняла.

- Можешь не просить. Ничего я не скажу матери твоей. Вот уж не думала, что моя Танюшка такой моралисткой будет, которая только о деньгах и сытой жизни думать начнет... Наверное, я сама виновата, не говорила ей часто ласковых слов. Да куда уж ласки-то? Без отца растила, на работе пропадала. Все думали - идейная, раз в белой блузке и черной юбке ходит, а у меня вообще вещей не было, - бабушка подавила горькую усмешку, с теплотой в глазах посмотрела на Ксению. - Будь счастлива, внучка, и неважно, каким образом. Это так редко бывает.

Разговор всё никак не хотел уходить из памяти, Ксения все чаще и чаще прокручивала в голове отдельные фразы, решая для себя, что же такого важного ей сказала бабушка. Мысль, словно ночной мотылек вокруг зажженной лампы, билась на краю сознания, но никак не хотела приобрести отчетливую форму.

Сейчас же Ксения и Вадим находились в маленькой бухточке, уютно примостившейся среди прибрежных скал. Здесь не было праздных отдыхающих, потому как им пришлось бы пробираться сюда, преодолевая крутые склоны гор, поросшие густым кустарником. Это место девушке показал один из ее приятелей по детским играм, с которым она познакомилась возле бабушкиного дома, когда ей было девять лет. С тех пор, каждый приезд в Крым, она приходила сюда, когда хотелось остаться в одиночестве и полюбоваться закатом. Но для них с Вадимом небольшой дикий пляж, спрятанный среди скал, стал самым настоящим раем обетованным.

Прохладные капли морской воды упали на разгоряченное солнцем тело. Ксения взвизгнула, хотела оттолкнуть Вадима, но его сильные руки прижали девушку к земле, а соленые губы жадно приникли к ее губам. Его дыхание, язык были обжигающе горячими, лишали разума и забирали в свой плен. Сердцу было мало место в темнице груди, оно волчком закрутилось, захотело выпрыгнуть на свободу.

- Ксюха, что с тобой такое? - между поцелуями спросил Вадим, чувствуя, что девушка, как никогда страстно отвечает ему.

Ксения замерла, поняла, что выдала себя с потрохами. Ее необоснованное волнение проявлялось буквально во всем - она пыталась вглядываться в его лицо, старалась запомнить каждую черточку, забрать с собой, спрятать в глубинах памяти, как сентиментальную фотографию, и извлекать ее время от времени, чтобы вновь пережить запечатлённый на ней краткий миг счастья. Их взгляды встретились. Ксения провела рукой по намокшим темным прядям рукой, откинула со лба Метлицкого челку, не выдержала его прожигающего насквозь синего взгляда, отвела глаза.

- Эй, посмотри на меня, - скомандовал он.

- Так лучше? - наигранно улыбаясь, спросила девушка.

- Нет, - буркнул Вадим, переворачиваясь на спину. - О чем думаешь всё время? Мы приехали сюда, чтобы убежать от грустных мыслей.

- Возвращаться не хочу, - недолго раздумывая, произнесла Ксения. Это было отчасти правдой.

- И не надо. Скоро бархатный сезон, останемся.

- А как же твоя работа? Новый сезон в театре, да и у меня занятия, - она поняла, что придется теперь убеждать Вадима вернуться в Москву. Из своего упрямства он может погубить и свою карьеру, и ее учебу.

- Да к черту этот театр! Как нового худрука поставили, так можно сказать, что я без главных ролей остался. А здесь хорошо, - Метлицкий вновь повернулся к Ксении, нежно провел рукой по ее шее, спустился к груди, скрытой под двумя лоскутами синтетической ткани купальника, принялся поглаживать живот.

- Не уговорил, - Ксения хихикнула, резко поднялась и подошла к валуну, о края которого с пенным шепотом разбивались барашки волн. Она взгромоздилась на камень, дерзко улыбаясь Вадиму.

- Замри! - он взял фотоаппарат, сделал несколько снимков. - А теперь перекинь волосы на одно плечо.

Ксения беспрекословно повиновалась, чувствуя себя Афродитой, вышедшей из морской пены. Она меняла позы, призывно улыбалась, ощущая себя всесильной, чувствуя на себе восхищенный мужской взгляд, который хочет забрать с собой эти мгновения краткого счастья с помощью фотопленки. Вадим положил фотоаппарат рядом с одеждой, направился к девушке, подхватил ее на руки и вошел в море.