Охотники на мамонтов - Джин Мари Ауэл

руками мягкие складки и припал губами к сокровенной влаге. По ее телу пробежала дрожь сильнейшего наслаждения, и она закричала, прогибаясь ему навстречу. Джондалар ощутил, что скоро уже не сможет сдерживать нараставшее желание. Ему нравилось доставлять ей Радость, чувствовать, как ее тело откликается на его искусную любовную игру. Это любовное искусство было сродни его профессиональному мастерству. Работая с кремнем, он испытывал радость, откалывая тонкие ровные пластинки. И он был по-настоящему счастлив, сознавая, что с ним Эйла впервые познала истинную Радость. До этого ей приходилось испытывать лишь боль и насилие, и именно он пробудил в ней способность воспринимать дар Радости, которым Великая Земная Мать наделила Своих детей.

Джондалар нежно прикасался к ней, исследуя малейшие изгибы ее тела и выясняя наиболее чувствительные точки; он возбуждал в ней желание, щекоча ее влажным языком и проникая ловкими пальцами в сокровенные глубины. Когда, откинувшись на меховое ложе, Эйла начала двигаться ему навстречу, он понял, что она готова принять его. Она судорожно дышала, убыстряя движения, и Джондалар, обнаружив, что сам уже не в силах сдерживаться, задействовал наконец своего восставшего кудесника. Его сокровенные соки уже жаждали выхода, когда она прикоснулась к нему рукой и воскликнула:

– Джондалар… О-о-о… Джондалар!..

Эйла уже не осознавала ничего, кроме него, кроме его восставшего мужского естества. Она хотела его, хотела ощутить в себе всю его полноту. Почти бессознательно она направила его, помогая найти верный путь, и наконец он вошел в нее, чувствуя приближение высшего наслаждения. Чуть отклонившись назад, он вновь и вновь погружался в нее, проникая все глубже и глубже; ее глубины полностью соответствовали его размерам.

Движения Джондалара были пока не слишком быстрыми, ему хотелось, чтобы она тоже приблизилась к этой высшей точке. Он намеренно продлевал эти мгновения, словно хотел, чтобы они никогда не кончались, однако он не в силах был больше ждать. Каждый новый толчок мог завершиться кульминацией. В слабо мерцающем свете их блестящие от пота тела слаженно двигались, инстинктивно выбирая новый ритм этого постепенно ускоряющегося животворного биения.

Тяжело дыша, они полностью отдались во власть всепоглощающего напряженного движения, объединив все свои силы и желания, мысли и чувства. Затем, почти неожиданно, эта напряженность резко возросла, и сладостная чувственная волна вдруг вознесла их обоих на вершину бесконечного блаженства. И в последнем напряжении сил они, казалось, пытались продлить ощущение этого полнейшего слияния, но вот их мышцы расслабились и тела замерли в блаженном покое.

Они неподвижно лежали, восстанавливая дыхание; потрескивающий, ослабевший огонек светильника внезапно вспыхнул последний раз и погас окончательно. Спустя некоторое время Джондалар приподнялся и лег рядом с ней, пребывая в каком-то блаженном туманном состоянии – между сном и бодрствованием. Но Эйла была еще вполне бодра, ее открытые глаза с легким волнением вглядывались в темноту; впервые за долгие годы она слышала в ночи звуки людских голосов.

Тихое воркование, видимо, принадлежало жениху и невесте, которые обосновались на соседней лежанке, а с противоположной стороны слышалось неглубокое, свистящее дыхание уснувшего шамана. Из помещения следующего очага доносился мужской храп, а из первого очага – периодические восклицания и стоны Талута и Неззи, явно обменивавшихся дарами Радости. В другой стороне заплакал ребенок. Затем раздался чей-то успокаивающий голос, и плач внезапно прекратился. Эйла улыбнулась: можно было не сомневаться, что младенца приложили к материнской груди. Чуть дальше определенно шел какой-то спор, гневные голоса взвились в последнем приглушенном крике негодования и тоже затихли. А из последнего очага доносилось лишь частое сухое покашливание.

Самым ужасным временем ее одинокой жизни в долине были именно ночи. Днем она всегда могла найти себе какое-то приятное или полезное занятие, но по ночам застывшая пустота пещеры действовала ужасно угнетающе. Поначалу, слыша только звук собственного дыхания, Эйла даже боялась уснуть, и сны ее были очень тревожными. В пещере клана было всегда многолюдно, и худшими из возможных наказаний считались изгнание и смертное проклятие, когда человека обрекали на одиночество и полные опасностей скитания.

Эйла на собственной шкуре убедилась, что это было действительно ужасное наказание. И в данный момент она понимала это лучше, чем когда-либо. Сегодня Эйла впервые встретилась с людьми, которых в клане называли Другими, и сейчас, лежа в темноте, слыша звуки окружавшей ее жизни и тихое дыхание Джондалара, она наконец почувствовала себя дома.

– Джондалар? – тихо позвала она.

– Хм…

– Ты уже спишь?

– Нет, не совсем еще, – пробормотал он.

– Они очень приятные люди. Ты был прав. Мне действительно нужно было прийти сюда и познакомиться с ними.

Его затуманенное сознание мгновенно прояснилось. Он всем сердцем надеялся, что, встретившись с похожими на нее людьми и познакомившись немного с их жизнью, она перестанет так сильно бояться их и поймет, что они совсем не страшные. Джондалар странствовал уже много лет. Путешествие в родные края обещало быть долгим и трудным, и ему хотелось, чтобы она сама решила уйти туда вместе с ним. Но пока родным домом для нее была ее долина. Там имелось все необходимое для выживания, ей удалось даже создать свой маленький мир, отсутствие людей в котором заменялось дружелюбными животными. Эйле не хотелось покидать этот мир; более того, ей хотелось уговорить Джондалара остаться.

– Я знал, Эйла, что они понравятся тебе, – убедительно произнес он, – когда ты узнаешь их получше.

– Неззи напоминает мне Изу. Как ты считаешь, почему такой ребенок, как Ридаг, мог родиться у той женщины из клана?

– Кто может знать, почему Великая Мать дала ей ребенка смешанных духов. Пути Великой Матери неисповедимы.

Эйла немного помолчала.

– Не думаю, что она забеременела оттого, что Великая Мать соединила духов разных людей. Мне кажется, в этом был замешан мужчина из племени Других.

Джондалар нахмурился:

– Я знаю, ты считаешь, что мужчины каким-то образом способствуют зарождению новой жизни, но как могла самка плоскоголовых познать мужчину?

– Да, это непонятно, ведь женщины клана никогда не ходят поодиночке и сторонятся Других. И, кроме того, мужчины клана всегда оберегают своих женщин. По их представлениям, дети зарождаются с помощью духа мужского тотема, и они не хотят, чтобы дух мужчины из племени Других оказался слишком близко. Да и сами женщины опасаются этого. На Сходбищах клана всегда рассказывали новые истории о том, какие несчастья случились по вине Других, особенно с женщинами.

– Но ведь мать Ридага не боялась Других, – продолжала Эйла. – Неззи говорила, что она следовала за ними два дня, а потом послушно отправилась в лагерь вслед за Талутом. Любая другая женщина клана просто убежала бы от него. Должно быть, она раньше знала