Звезда Аделаида - 1 - GrayOwl

Главное при этом рискованном мероприятии - остаться в живых самому, а для этого нужна не только волшебная палочка. Наставник Моальворус, пожилой чистокровный волшебник из обедневшего рода, обучал юного Северуса фехтованию на рапирах, когда наследник и единственный сын Рериуса возвращался из Хогвартса на каникулы.

Значит, рапира…

- В Сибелиуме должна, да просто обязана быть кузня. Теперь главное - объяснить кузнецу, о котором даже неизвестно, гражданин ли он или простой колон, но да это и не столь важно, главное, что б сообразительным оказался, - напряжённо думал профессор, - объяснить, как выковать принципиально иной вид оружия, более действенного в бою, чем, по старинке сделанные, гладиусы легионеров. Даже спата мне не подойдёт - слишком тяжела и непривычна для руки. Она же - рубящее оружие в отличие от рапиры, могущей, конечно, изрядно поранить пуанкаре* , но, в основном, всё же, колющей.

Ведь у варваров длинные, железные мечи и наконечники копий и стрел. Хоть железо и дрянного качества - в этом я убедился, когда в ту злополучную и для меня, и для наевшегося «травки» Нуэрдрэ, ночь, рассматривал его копьё.

Просто, когда мы были ещё с Минервой - о, что с тобой сейчас, трусливая женщина? - и появились колесницы воинственных х`васынскх`, в солнечных отбликах, и находясь в состоянии крайней ажитации, я решил, что у бриттов медное оружие, однако… оно оказалось железным.

Итак, что мы будем иметь? Трёх- или четырёхгранный стальной клинок длиной до трёх футов, обязательно с гардой, пусть и простой, сложную он не выкует. Так, получается около 2,5 кубитусов* * . Колющее оружие, способное, при достаточном владении, а у меня оно есть, перерезать противнику горло. По-моему, этого достаточно - просто владению родовым мечом Снейпов меня учили недостаточно для ведения настоящего боя.

Да и такой длинный меч был бы перебором, ведь у варваров мечи лишь чуть длиннее гладиусов и уж много короче спат!

Ха! Подумать только - профессор зельеварения Хогвартса - школы волшебства и магии, Мастер Зелий, первый в Европе алхимик, ездивший на конференции коллег и поражавший их своими докладами и язвительной манерой вести последующие дискуссии, волшебник в неизвестно теперь, каком поколении, но всё же…

Северус Снейп будет убивать не ядом, не на магических дуэлях, как в страшные, слава Мерлину, ушедшие безвозвратно времена шпионажа на двух самых одиозных личностей того, «настоящего», времени, а, взяв холодное оружие в ручки свои белые, запачкает их в крови древних бриттов - не смешно. Хотя, после лорда Уоррика…

Нет, не буду вспоминать об этом недоразумении…

Так думал Северус, оставшись в покое и желанном одиночестве.

Он насильно вытолкал из библиотеки назойливого, старающегося обнять ноги профессора и облобызать его туфли из драконьей кожи, Братика, аж пустившего слезу от «величия высокородного брата и Господина своего Северуса, способного менять облик прекрасный человеческий на тело мудрейшей птицы Альбиона - великого, чёрного, как безлунная ночь, ворона и могущего летать како сия величественная птица».

И так достал Снейпа высокопарный слог унижающегося перед ним Братика, что даже тошно стало, но в груди предательски защемило, и в мыслях остался Квотриус, как ни занимал себя Северус мыслями об оружии вообще и о рапире в частности - столь необходимому и единственному холодному оружию, с которым он хорошо ладил.

Странно это всё, загадочно и неясно…

- Отчего Братик… так относится ко мне, будто бы я - невиданная диковина, более того, драгоценность? Не понимаю.

Папенька после неудавшейся оргии - холоден, как и положено настоящему ромею, да он и вообще не из чувствительных.

Маменька - в откровенной прострации - что она сделала такого, что её восставший из мёртвых «сын» не желает более трапезничать с семьёй?

А вот Братик… Будь он девицей, я бы подумал, что он влюбился в меня, но, да, ведь он же - полукровка и способен на более сильное и откровенное выражение эмоций, чем «мои родители» - патриции…

А вдруг он и вправду влюбился… в меня? Вот ведь незадача какая…

Если только он действительно не колдун и не ворожит так, чтобы приходить ко мне по ночам в таких живых, явственных снах, которые ярче реальности, таких… наваждений.

Вот сегодня ночью и проверю - если взялся «любить» меня в снах, значит, явится снова, и сон будет более… откровенным, не знаю, как и подумать об этом. Это же противоестественно… но не в эти развратные времена - одни финикийцы и мальчики со здоровенными солдатами Императора чего стоят…

Северус взялся за «Сатиры» Публиуса Овидиуса Насона - они нравились ему больше аналогов Ювенала и… снова забыл обо всём - и о термах, и о холодности Папеньки, и о предполагаемой женитьбе, и о Братике, и даже о рапире…

А вот о Северусе никто из семьи не забыл - трапезничали на ночь самой сытной и тяжёлой пищей - считалось,что после такой еды крепче спится, да и на утехи ночные сил остаётся довольно. Но наследник - чародей только с утра телятины постной откушал, да всё время в библиотеке пролежал, пуская едкий дым из появляющихся из ниоткуда тонких, коротких трубочек…

… За чтением день незаметно подошёл к концу, и рабы предложили Господину и домочадцам совершить ставшие для Северуса уже обычными, бесполезные с его точки зрения, «гигиенические процедуры».

Они заключались в умывании лица и рук и прополаскивании рта в подогретой воде с только мешающимися размоченными лепестками роз и посещением общего отхожего места, в котором специально для мужчин была установлена кадушка для мочи, которую собирали по всему городу и доставляли в термы.

Снейп засыпал с чувством тревоги и, одновременно… ожидания. Ему и хотелось разоблачить Братика в предполагаемой ворожбе, и… хотелось отчего-то, чтобы сон повторился, но с ещё большими подробностями.

Северусу было стыдно признаться самому себе в этом желании, но… проклятая девственность в сорок три года откровенно утомляла. Ну не с профессором Элизой Синистрой же ему было романы крутить - она годилась ему в матери, хоть и сильно симпатизировала Мастеру Зелий, увлекающемуся астрономией.

И пришёл сон.

Квотриус, медленно, пуговка за пуговкой расстёгивающий его сюртук, бережно снимающий жилет и уже мешающую разгорячённому телу рубашку; Квотриус, нежно целующий его в губы, веки - о, боги!.. Квотриус, медленно запускающий ему руки за шею и склоняющий к себе, своему алому, как кровь на снегу, рту; Северус целующий брата, нежно проводящий языком дорожку из-за мочки уха по шее до ключицы; Северус, запускающий руки под тунику брата, снимающий её рывком через голову; Квотриус, несмело целующий безволосую грудь брата - ну же, смелее, - вот так; Северус, прикусывающий крохотный розовый сосок; Северус, слышащий нескрываемый, восхищённый, такой желанный полустон - полувскрик брата; Квотриус, встающий на колени и языком обводящий кожу вокруг пупка брата; Квотриус, расстёгивающий пуговицы на брюках брата, приспускающий шёлковые трусы; Квотриус, берущий тёплыми, нет, жаркими, руками эрегированный член брата и вопросительно смотрящий ему в глаза; Северус, мгновенно проникающий в мозг Квотриуса и видящий там такое море доверия, страсти, настоящей, не братской - отнюдь! - любви и почтения; Квотриус, затапливающий Северуса этим теплом, разгорячённым воображением, рисующий такие картины любви, что брат утопает в неге и…