Учитель фехтования - Артуро Перес-Реверте

— Пока не жалуюсь, — ответил дон Хайме. — Вы же знаете, это лекарства для моих учеников.

— Вы уезжаете на лето? Королева уже в Лекейтио. Там, конечно, соберется весь двор, если только не вмешается дон Хуан Прим. Таких удальцов, как он, еще поискать! — Продавец восторженно хлопнул себя по хромой ноге. — Вы бы видели его в Кастильехос, на коне; представьте себе: кипит бой, кругом враги, словно демоны, а он спокоен, как воскресное утро в августе. Там я имел честь сражаться вместе с ним и пострадал за родину. Когда я упал, раненный в ногу, дон Хуан обернулся, посмотрел на меня и воскликнул со своим каталонским акцентом: «Ничего страшного, парень…» И в ответ я трижды прокричал «ура!», прежде чем меня унесли на носилках… Конечно же, он меня помнит!

Дон Хайме вышел на улицу со свертком под мышкой, прошел перед дворцом Санта-Крус и зашагал по крытой галерее к площади Майор, где возвышалась конная статуя Филиппа III; там, у подножия статуи, он постоял несколько минут, примкнув к группе людей, завороженно слушавших бравые аккорды военного оркестра, и пошел дальше. Он уже приближался к площади Майор, собираясь поужинать в трактире Перейры, но внезапно остановился как вкопанный. На другой стороне улицы, в окне неподвижно стоящего экипажа, он увидел Аделу де Отеро. Она не заметила дона Хайме, занятая беседой с неизвестным господином среднего возраста во фраке, цилиндре и с тростью в руках, который стоял рядом с ее экипажем, непринужденно облокотившись о раму окна.

Дон Хайме замер, наблюдая за происходящим. Господин, стоя спиной к нему и наклонясь к своей собеседнице, тихо и учтиво беседовал с ней вполголоса. Она была необычайно серьезна и время от времени, как видно с чем-то не соглашаясь, отрицательно качала головой. Затем что-то тихо говорила она, а он кивал в знак согласия. Дон Хайме собрался было продолжить свой путь, но любопытство возобладало, и он остался стоять на том же месте. Он старался не обращать внимания на угрызения совести: шпионаж, которым он занялся неожиданно для себя, был одним из самых постыдных занятий. Он изо всех сил напрягал слух, чтобы расслышать доносящиеся до него обрывки разговора, но его усилия оказались тщетными — он был слишком далеко.

Господин по-прежнему стоял к нему спиной, но дон Хайме почему-то был совершенно уверен, что он этого человека не знает. Внезапно Адела де Отеро возмущенно взмахнула веером и что-то быстро заговорила, рассеянно обводя взглядом улицу. Через мгновение она заметила дона Хайме, который в знак приветствия поднес руку к цилиндру. Однако цилиндра он так и не коснулся: в ее глазах появились недоумение и тревога. Она отпрянула от окошка и скрылась внутри экипажа, а ее собеседник, явно обеспокоенный, на мгновение повернулся к дону Хайме. Кучер, скучавший на облучке, видимо повинуясь приказу, взмахнул хлыстом, и лошади сорвались с места. Незнакомец проводил экипаж взглядом и, помахивая тростью, поспешно удалился. Маэстро видел его лицо, но успел разглядеть лишь пышные английские бакенбарды и аккуратно подстриженные усики. Это был среднего роста элегантный господин довольно заметной наружности. В руке он держал трость с набалдашником из слоновой кости и выглядел озабоченным и деловитым.

Возвращаясь домой, дон Хайме размышлял о загадочной сцене, свидетелем которой он стал неожиданно для себя, и не находил ей объяснения. Он продолжал думать об этой встрече за скромным ужином и потом, уже в тишине кабинета, все еще неустанно пытался хоть как-то объяснить таинственное происшествие. Кто этот незнакомец? Маэстро снедало любопытство.

Но куда больше заинтересовало его другое: будучи обнаруженным, он заметил на лице Аделы де Отеро выражение, не виденное им никогда ранее. Это не было ни удивление, ни гнев, вполне обоснованные в минуту, когда человек внезапно обнаруживает, что за ним бессовестно и открыто следят. Чувство, прочитанное маэстро на ее лице, было темным, тревожным и странным до такой степени, что он даже не сразу поверил своей интуиции: на какую-то долю секунды в глазах Аделы де Отеро мелькнул ужас.

Дон Хайме внезапно проснулся среди ночи, охваченный тревогой. Он лежал весь в поту: только что ему приснился кошмарный сон, и хотя глаза его были открыты и напряженно вглядывались в темноту, кошмар по-прежнему стоял перед ним. Картонная кукла плыла лицом вниз, как утопленница. Ее волосы запутались в жирных стеблях кувшинок, покрывающих неподвижную поверхность стоячей зеленоватой воды. Дон Хайме наклонился к кукле и, взяв ее в руки, перевернул лицом к себе. Стеклянные кукольные глаза были вырваны из глазных впадин, и, неизвестно почему, темные пустые отверстия внушили маэстро неописуемый ужас.

Он несколько часов неподвижно просидел на кровати, не в силах сбросить с себя гнетущее впечатление сна, пока сквозь закрытые ставни не проник первый луч нарождающегося дня.

В последние дни Луис де Аяла выглядел обеспокоенным. Он с трудом сосредоточивался на поединке, словно его мысли были где-то очень далеко от фехтования.

— Вы уколоты, ваша светлость.

Маркиз сокрушенно покачал головой.

— Что-то я не в форме, маэстро.

Его обычная жизнерадостность сменилась необъяснимым унынием. Он то и дело задумывался, уйдя в себя, и не острил, как обычно. Поначалу дон Хайме объяснял его рассеянность пристальным интересом, с которым маркиз следил за накалившейся до предела политической ситуацией. Прим таинственным образом исчез из Виши. Двор безмятежно отдыхал на Севере, но политики и представители закона по-прежнему оставались в Мадриде, словно чего-то напряженно ожидая. Сомнений не было: задули ветры, не сулившие монархии ничего хорошего. Как-то раз на исходе августа, когда дон Хайме, как обычно, пришел к Луису де Аяле, тот неожиданно отказался от занятия.

— Я сегодня не в духе, дон Хайме. Не стоит браться за рапиру в такой день.

Вместо фехтования он предложил маэстро прогуляться по саду. Они медленно брели в тени старых ракит по аллее, посыпанной гравием; в конце ее, в маленьком фонтане с каменным ангелочком, тихонько журчала вода. В некотором отдалении от них работал садовник. На ухоженных клумбах под раскаленным полуденным солнцем печально никли цветы.

Некоторое время они прогуливались, обмениваясь банальными фразами. Когда они не спеша дошли до чугунной беседки, маркиз внезапно обернулся к маэстро. Произнесенные им слова странно контрастировали с его невозмутимым видом.

— Простите за нескромность, маэстро… Позвольте узнать, при каких обстоятельствах вы познакомились с сеньорой Отеро?

Дон Хайме опешил: имя этой дамы Луис де Аяла произнес в его присутствии впервые, если не считать того дня, когда маэстро представил их друг другу. Однако он как ни в чем не бывало вкратце рассказал ему об их знакомстве. Маркиз слушал молча, время от времени кивая головой. Казалось, он был чем-то обеспокоен. Затем он спросил, знает ли дон Хайме кого-нибудь из ее знакомых, друзей или родственников, но маэстро лишь повторил ему то, что уже рассказывал несколько недель назад: она жила одна и была отличной фехтовальщицей, — вот и все, что он знал. На мгновение он заколебался, не рассказать ли маркизу о странной встрече возле площади Майор, но решил воздержаться. Он не был предателем, а, судя по ее поведению, встреча с незнакомцем была строжайшим секретом.

Интересовало маркиза и кое-что другое: не произносила ли Адела де Отеро его имени когда-либо раньше, еще до того, как он появился в доме дона Хайме? Не изъявляла ли она желания познакомиться с ним? Немного поколебавшись, маэстро признался, что все было именно так, и вкратце пересказал разговор, который состоялся между ними в экипаже той ночью, когда он провожал ее домой.

— Она знала, что вы замечательный фехтовальщик, и очень просила познакомить ее с вами, — признался он, догадываясь, что любопытство маркиза отнюдь не случайно. Маэстро ничем не выказывал волнения и не требовал никаких пояснений.

Внезапно на лице Луиса де Аялы появилась мефистофельская усмешка.

— Должно быть, мои слова кажутся вам забавными, — заметил дон Хайме довольно сухо. В поведении маркиза ему почудился тонкий намек на комичную роль сводника, которую он, маэстро, волей-неволей сыграл в их знакомстве.

Маркиз словно угадал его мысли:

— Не поймите меня превратно, дон Хайме. — Его голос звучал искренне и серьезно. — Вам трудно представить, насколько эта история меня волнует. Своим рассказом, — добавил он, улыбнувшись, словно в голову ему пришла какая-то забавная мысль, — вы подтвердили кое-какие догадки, которые не давали мне покоя все последние дни. Наша юная знакомая действительно великолепная фехтовальщица. Посмотрим теперь, что она предпримет, чтобы завершить столь блестяще начатое дело.

— Простите, ваша светлость, я вас не совсем понимаю…

Маркиз жестом попросил его набраться терпения.

— Спокойствие, дон Хайме. Всему свое время. Обещаю рассказать вам все, но только… чуть позже. Сперва я должен решить одну маленькую головоломку.