Излом зла - Василий Головачев

– Каким образом мы сможем повлиять на закон? – скептически поднял бровь Иван Терентьевич.

– Для этого я хочу выйти в «розу реальностей», – сказал Матвей легко, как о каком-то пустяке, – и договориться с Монархом, чтобы он поискал другой объект для экспериментирования. А если не удастся – объединить иерархов.

Матвей помолчал, не обращая внимания на то, что в глазах собеседников протаивает изумление и сменяется беспокойством. Их взгляды спрашивали: в своем ли он уме?

– Если же и с иерархами не удастся договориться, – продолжал он ровным голосом, – то я попытаюсь выйти на Безусловно Первого.

Ответом Соболеву было продолжительное молчание Посвященных. Потом Парамонов глянул на Ульяну, крякнул, сцепил и расцепил пальцы.

– Вы меня поразили, Матвей Фомич! Но мне действительно необходимо обдумать ваше предложение, я не люблю и не хочу ошибаться.

– Я тоже, – добавила девушка, в глазах которой снова вспыхнул интерес к Соболеву. – А кто такой Балуев? Вы уже дважды упоминали его имя.

– Вася Балуев – ганфайтер, перехватчик-«волкодав», как их называют профессионалы, мастер захвата. Сейчас он находится в Чечне с одной непростой миссией.

– А поподробней можно?

Матвей допил свой остывший кофе, но заказывать больше не стал. Сказал нехотя:

– Он вошел в состав отряда, которому поручено ликвидировать убийц из ЧАС, так называемой Чеченской армии свободы. Чеченцы начали отлавливать и уничтожать своих бывших врагов по всей территории России. Раньше они просто похищали людей с целью выкупа, сейчас что-то изменилось, они начали более жестокие действия. Их группа проникла в Москву и убила двух офицеров, героев войны в Чечне, а также писателя Кожемякина, приговоренного исламскими фундаменталистами к смерти за правдивое отображение фанатизма. ФСБ решила ответить адекватно.

Парамонов покачал головой.

– Я слышал об этом преступлении. Жуткое явление… я имею в виду терроризм, а тем более исламский. Но чтобы решиться искать убийц на территории Чечни… это же самоубийство! Как они их там найдут? А тем более уничтожат?

– Террор не анонимен. У него есть имя, фамилия, связи, банковский счет, исполнители, базы и так далее. Вычислить имена убийц для силовых контор будет несложно. А вот выполнить задание… тут вы правы. Я пробовал уговорить Васю не идти туда, но он человек военный и пока еще в самом начале Пути. О сущности бытия, о противостоянии добра и зла он по-настоящему не задумывался. Но человек он неординарный, неглупый, интересный, у него все впереди.

– Если только он вернется оттуда живым, – проворчал Иван Терентьевич. – Хорошо бы научиться натравливать зло на зло, вот только не всем дается эта наука. Да и не существует однозначной оценки добра.

– Добро – изнанка зла, – вставила Ульяна.

– Но не всегда можно определить и отделить их друг от друга. Вот недавно возник «Стопкрим», «чистилище», как говорят в народе. К какому разряду отнести это явление, к добру или злу? С одной стороны, «чистильщики» наказывают бандитов и негодяев, с другой – их путь не лежит в русле закона и противоречит самым элементарным нормам морали.

– Разработка Горшиным программы защиты и адекватного ответа, появление «Стопкрима» – это достаточно своевременная реакция социума на возникновение «Купола», то есть в данном случае просто сработал Закон регуляции социума. Кстати, организация банд, киллер-центров, все более частое появление маньяков-насильников и убийц – тоже следствие Закона регуляции, и этому росту зла необходим противовес.

– Но ведь этим должен заниматься Союз Девяти.

– Должен. Но и у них возникли внутренние проблемы как следствие волнений среди иерархов. Некоторые из кардиналов Союза возжелали власти абсолютной, равной власти Монарха.

– Кто? Мы их знаем?

– Вы их узнаете.

Иван Терентьевич покачал головой.

– Да-а, дела-а! И все же не обижайтесь на нас, Матвей Фомич, сегодня мы не можем дать ответ.

– Я и не надеялся. Еще не раз придется контактировать и решать. Ну что, по домам?

– А где вы остановились? Может, поедем ко мне?

– Вы забыли, что здесь у меня «схрон», своя квартира. Кого первого доставить в родные пенаты?

Они расселись в не слишком комфортабельном и удобном, но все же уютном салоне «Таврии».

– Пожалуй, первой доставим Улю, – оглянулся на девушку Парамонов. – Меня никто не ждет, ни жена, ни дети, а ей завтра вставать рано.

Машина выехала со стоянки, влилась в негустой поток автомобилей на улице Ленина.

– Да, Иван Терентьевич, – прижалась к локтю друга Ульяна, – все забываю спросить: почему вы не женитесь?

– Потому что моя жена еще не родилась, – отшутился явно смущенный Парамонов. – И вообще я боюсь семейной жизни, необходимости поддерживать какие-то обязательные отношения. Холостому спокойнее.

– Есть анекдот на эту тему, – сверкнул улыбкой Матвей. – У психолога спрашивают: когда бывают хорошие отношения между мужем и женой? Тот отвечает: когда муж не слышит, что говорит жена, а жена не видит, что делает муж.

Ульяна засмеялась, улыбнулся и Иван Терентьевич.

– Вполне может быть, не спорю. Если серьезно, я действительно боюсь. На моем роду лежит некое заклятие… ради нейтрализации которого я и увлекся психологией, психическими аспектами и целительством. У моего отца была большая прекрасная семья – восемь человек: он, мама, трое дочерей и трое сыновей, я самый младший. Все умницы, без преувеличения, красивые добрые люди, но стоит кому выйти замуж или жениться – отпочковавшаяся семья начинает бедствовать. Болезни, кражи, пожары, стихийные бедствия начинают буквально сыпаться со всех сторон, пока не происходит гибель кого-то из близких.

Иван Терентьевич замолчал, глядя перед собой ничего не видящим взором.

– И что же? – тихонько потревожила его Ульяна.

– А ничего, – очнулся Парамонов. – Я похоронил двух братьев и двух сестер, пока не понял закономерности.

– Выяснили, в чем дело?

– Нет, – с видимым усилием ответил Иван Терентьевич. – То есть я имею предположение, но даже Посвящение во Внутренний Круг не позволило мне его уточнить. Мы были неразделимы – вот все, что я знаю.

– Кластер, – произнес Матвей. – Ваша семья представляла собой психомотивационный кластер, клубок свернутых мировых линий, замкнутых на определенного человека. Я даже рискну предположить на кого – на отца. Верно? Ваша семья была самодостаточна, а вы, очевидно, пытались как-то разорвать этот клубок, уйти из дома, причем еще в юношеском возрасте. Был конфликт. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – задумчиво проговорил Парамонов. – Отец очень не хотел, чтобы я учился в другом городе, но я все же уехал… со скандалом. О чем жалею до сих пор.