Рассказы - Патриция Хайсмит

Меррик плотно пообедал, затем в кафе на центральной площади выпил кофе с рюмкой бренди. И около пяти они продолжили путь.

Следующим местом, где они остановились, был Позитано — небольшой городок. Был вечер, и огромный оранжевый диск солнца уже опускался в море за лиловым горбом Капри. Меррику казалось, будто он слышит, как солнце шипит, касаясь воды. Но это шумели волны, плескаясь внизу о скалы. Хотя Позитано действительно уютно расположился в изгибе гор — дома громоздились друг на друга, точно скамьи гигантского амфитеатра, сценой для которого служило раскинувшееся напротив море, — Меррик нашел его не более привлекательным, чем любой из полудюжины городков и селений, которые он повидал до этого. Тем не менее Меррик объявил шоферу, что переночует здесь. Шофер был несколько удивлен, потому что до этого Меррик сказал ему, будто направляется в Неаполь или в Рим. Но Меррик объявил, что заплатит, как если бы они доехали до Рима, и это удовлетворило шофера.

— Я знаю, где здесь лучшая гостиница. Хотите, отвезу вас туда?

Меррику не хотелось принимать решение сразу.

— Нет, проедем сначала по городу.

Дорога огибала городок, проходя над верхним ярусом амфитеатра. В самом городке не было дорог, только лестница и спускающиеся тропинки.

— Может, сюда? — спросил Меррик, указывая на гостиницу слева. Черная кованая вывеска на белом фасаде гласила: «Отель „Орланда“».

— Как скажете. — Водитель вырулил на стоянку перед гостиницей.

Из дверей вышел посыльный.

Возможно, гостиница была без претензий, но выглядела дорогой, и Меррик рассчитывал, что, по крайней мере, она будет чистой, а обслуживание — хорошим. Меррик расплатился с водителем и дал ему чаевые.

В номере Меррик разделся и принял горячую ванну. Затем надел халат и заказал в номер полбутылки шампанского. Выпив шампанского, он заставил себя написать открытки в Нью-Йорк сестре и племяннице — обе беспокоились о нем. Обеим он написал одно и то же:

«Провожу приятно время, отдыхаю, как и было предписано. Скоро навещу в Мюнхене Денизов. Надеюсь, у вас все в порядке. Обо мне не беспокойтесь. С любовью — Чарльз».

Доктора советовали ему отдыхать днем два часа в постели. Меррик следовал их предписаниям до Палермо, но последние три дня перестал. Четыре месяца назад его жена Хелена и их единственный сын, их единственный ребенок Адам, разбились в автомобильной катастрофе в Нью-Джерси. Машину вел Адам. Меррик поначалу держался стойко. Срыв произошел месяца три спустя. Неожиданно он перестал ходить на работу в контору своей фирмы «Меррик текстил инк.» в Уайт-Плейнз. Не потому, что чувствовал себя настолько плохо, как, возможно, считали доктора. Просто он неожиданно понял, что его присутствие на работе ничего не меняет. Текстильная фабрика продолжала выпускать продукцию с тем же успехом без него, как и при нем. Его сестра Уинн погостила в его доме в Уайт-Плейнз недели две, но у нее была своя семья, и она не могла оставаться с ним до бесконечности. Ее присутствие в опустевшем доме как-то поддерживало Меррика, но не могло избавить от гложущей душу печали. Хотя он и делал вид, чтобы успокоить Уинн, будто чувствует себя лучше. Он похудел, и это несмотря на то, что заставлял себя есть как обычно.

Меррик не подозревал, что так сильно любит Хелену, просто не может жить без нее. Потеря жены, а с ней и потеря сына, едва закончившего колледж, едва отбывшего воинскую службу, едва женившегося, едва начинавшего самостоятельную жизнь, — этого было достаточно, чтобы поколебать в нем веру во все, чем он жил прежде. Такие жизненные ценности, как трудолюбие, честность, дружба, вера в Бога, сделались вдруг для него далекими и абстрактными. Смысл его жизни, цель существования стали зыбкими, призрачными, тогда как тела его жены и сына на отпевании были осязаемы и тверды как камень. Меррик понимал, что миллионы людей до него испытывали то же, что и он. В его переживаниях не было ничего необычного. Все это люди называют одним словом «жизнь». Смерть двух близких ему людей и то, что с этим связано… Доктора порекомендовали Меррику спокойный отдых в Европе, выяснив, что у Меррика есть друзья в Лондоне, Риме и Мюнхене и что они готовы принять его.

Хотя судно, на котором плыл Меррик, направлялось в Геную, он сошел в первом же порту — в Лиссабоне — и пересел на другое судно, следовавшее в Палермо. Мартины, жившие в Риме, хотели, чтобы он погостил неделю в их большом доме на Виа Аппиа-Антика, но Меррик собирался остановиться у них только на одну ночь под предлогом, что Денизы ожидают его в Мюнхене раньше, чем он предполагал. Денизы жили в Цюрихе и собирались в Мюнхен специально, чтобы встретиться с ним. Из Мюнхена они должны были отправиться на машине в Венецию, а затем в Югославию, на побережье.

Меррику сообщили, что ужин в гостинице подают в восемь. В половине восьмого он вышел в сад, раскинувшийся за террасой, все столики на которой были уже накрыты к ужину. Сад тускло освещался свечами, стоявшими в стаканах на низкой каменной ограде и на камнях, лежавших в траве. Сад был «диким», неухоженным, если его вообще можно было назвать садом. Но едва Меррик увидел его, как был очарован. Слева за невысоким деревцем стояла скамья-качалка, на которой сидела молодая пара, а перед ними — маленький столик с напитками. Больше никого в саду не было. Далеко позади, ставшие черными после захода солнца, виднелись очертания высоких гор, казавшихся очень близкими, точно ограда сада. Свет свечей дрожал на лицах сидевших на скамейке, как на лицах детей, собравшихся вокруг зажженной внутри пустой тыквы на празднике Хеллоуин. Меррик решил, что это молодожены. Что-то в них подсказывало это. Не близость между ними — они даже не касались друг друга, — но исходившее от них ощущение тихого счастья, их молодость.

Заиграла гитара. Казалось, звуки лились откуда-то снизу, где лужайка упиралась в темную стену деревьев и кустарников, хотя там и не было ничего, ни огонька. Гитара играла одна, однако ее звучание было таким богатым и насыщенным, что казалось, играют одновременно три инструмента. Мелодия скользила легко и плавно. Она была протяжной и причудливой. Время от времени гитарист трогал басовую струну, и тогда Меррику казалось, что в такт ей вибрирует его душа. Скорее всего это был популярный медленный фокстрот, что представлялось Меррику все более очевидным, — едва ли какая-нибудь известная ария из оперы великого композитора. Меррик глубоко вздохнул. Когда он и Хелена были в Амальфи, там играли эту же мелодию. Меррик никогда больше не слышал ее с тех пор. Ни он, ни Хелена не поинтересовались, как она называется, и не позаботились приобрести запись, которую могли бы взять с собой в Штаты. Ее тоже играли по вечерам на гитаре в их гостинице. Они знали, что услышат ее снова, точно некую птицу, которая поет на закате, и им также не нужно было узнавать ее названия, чтобы потом попросить музыканта исполнить ее для них, — она звучала сама.

За ужином Меррик сидел один за столиком, предназначенным для четверых. Стол находился возле балюстрады террасы, справа от него поднималась бугенвиллея, бледно-лиловая ветка которой лежала на перилах и едва не касалась белой скатерти рядом с его рукой. Меррик оглядел своих соседей по ужину. В основном это была молодежь. Он заметил молодоженов, все так же поглощенных друг другом и болтавших за столиком в центре террасы.

В самом конце террасы, в углу, за столиком сидела женщина со светло-каштановыми волосами, хорошо одетая, явно американка. Она была одна. Меррик прищурился, разглядывая ее, затем оглядел угол террасы позади женщины, напомнивший ему такой же угол террасы гостиницы в Амальфи. Там тоже росла бугенвиллея. Но в остальном эта гостиница ничем не походила на гостиницу в Амальфи. Не походила — и все же чем-то напоминала. К примеру, там тоже был запущенный сад, в состоянии, близком к дикой природе. И тут Меррик понял, что нашел наконец то место, которое искал.

— Закончили, синьор?

Тарелка Меррика с антипасто[2] была убрана, и улыбчивый официант, которому на вид было не больше шестнадцати, подал ему большое блюдо с феттучини[3], чтобы Меррик сам положил себе, сколько захочет. Затем были поданы жареная телятина, овощи и большая корзина с фруктами, из которой Меррик выбрал грушу, и, наконец, десерт. Меррик попросил кофе, который ему принесли в сад, и выпил его, стоя у ограды, хотя были свободны и скамья-качалка, и две другие скамьи.

В сад вышла женщина со светло-каштановыми волосами. Меррик заметил у нее в ушах маленькие сережки. Она щелкнула несколько раз зажигалкой, пытаясь прикурить сигарету, но зажигалка лишь искрила.

— Позвольте? — Меррик направился к ней, вынимая на ходу свободной рукой свою зажигалку.

— О!.. Я вас не заметила. Спасибо.

Она совершенно не походила на Хелену, хотя там, на террасе, Меррик нашел какое-то сходство. Точно это Хелена сидела в углу террасы в гостинице в Амальфи.