Мошенники времени - Роберт Асприн

— Мы могли бы сунуть нож ей под ребра, — пробормотал седовласый мужчина.

— Лучше уж яд, — возразил мужчина помоложе. — Так она еще помучается.

— Нет, убивать ее нам не надо, — негромко произнесла Йанира, и шум голосов мгновенно стих. Тишина наступила так внезапно, как ночной туман окутывает причалы Эфесского порта. Семеро приняли уже единственно безопасный образ действий, которых им надлежит придерживаться. Теперь им предстояло убедить в этом всех остальных.

Она прижала к себе дочерей — отчасти повинуясь инстинктивному желанию защитить их, отчасти потому, что она — как занимавшая в прошлом не самое незначительное место в храме жрица Артемиды — хорошо понимала, насколько эффектно они смотрятся вместе. Те, кто сидел ближе к ним, видели не только мать и двух дочерей, но вспоминали сразу же и отца этих девчушек, более чем кто бы то ни было другой здесь обязанного Скитеру Джексону.

Именно этих мыслей она от них и ожидала.

Родись она не в Нижнем Времени, а в Верхнем, года через два она бы наверняка уже стояла во главе правительства.

Хотя большинство собравшихся происходили из времен и мест, где женщинам полагалось знать свое место и держать язык за зубами, терпеливо снося побои и унижения, даже седобородые мужчины научились уважать Йаниру — а в нынешней ситуации она обладала к тому же правом женщины, детям которой грозит опасность. Это право было повсеместным, поэтому даже те, кто не слишком одобрял принятый на ВВ-86 статус женщин, придержали языки и слушали в почтительном молчании.

Она переводила взгляд с лица на лицо и медленно кивнула, понимая, что ее спокойствие говорит убедительнее слов.

— Нам не нужно убивать ее, — повторила она. — Нам нужно только обеспечить все для того, чтобы она проиграла пари.

Улыбка засветилась в устремленных на нее глазах — темных и светлых, черных, серых, карих и голубых, даже янтарных и зеленых, — все они улыбались, но улыбка их была холодна, как сибирская зима.

— Да, — пробормотал кто-то в углу, — торговка камнями должна проиграть пари. Но как нам лучше действовать? Помочь Скитеру в его делах? Или подстроить все так, чтобы сорвать планы менялы?

Йанира рассмеялась и гордым движением головы откинула гриву пышных черных волос за плечо.

— Расстроить планы менялы, конечно. Скитер и без нас справится, обчищая карманы людей из Верхнего, которые грабят многих из нас. Все, что нам надо делать, — это удостовериться, чтобы меняла крала меньше. Гораздо меньше. Это должно быть даже весело, вам не кажется?

Люди, которые всего несколько минут назад настроены были достаточно сурово, чтобы говорить об убийстве, не думая о последствиях, — чего так боялись Семеро, — разразились веселым смехом. Тут же распределили обязанности — теперь каждый шаг менялы должен был находиться под наблюдением. Те, кто лучше других мог наблюдать за действиями Голди Морран, получили право расстраивать ее планы или — при необходимости — просто красть ее добычу, прежде чем она успела бы зачесть ее у Брайана, чего требовали правила пари.

Йанира поцеловала дочерей в макушку и мягко улыбнулась.

Голди Морран еще пожалеет о том дне, когда встала на пути покровителя Маркуса. Пожалеет так горько, как только возможно, но так и не поймет, почему все ее усилия потерпели неудачу. Йанира пообещала принести дары своей покровительнице Артемиде, с ее светлыми, как лунный диск, охотничьими псами, луком-месяцем и бьющими без промаха сквозь вечность серебряными стрелами, и другой богине, Афине Палладе, с ее копьем и щитом, в афинском боевом шлеме, богине справедливости, только бы они помогли Скитеру Джексону победить.

Получив собственное задание, она ушла с собрания и вернулась домой накормить Артемисию и Геласию обедом. Она уложила их спать, а сама уселась ждать Маркуса с работы, обдумывая задание Совета.

Думая, она напевала про себя древний мотив, которому научила ее в детстве бабушка. Ей повезло сегодня — она выручила уйму денег за свои изделия благодаря старому торговцу, хитрому Чензире. На волшебном очаге клокотал и пузырился обед, который готовила она своему возлюбленному.

Голди меняла монеты на доллары группе туристов, возвращавшихся в Верхнее Время из тура в прошлое, когда заметила их: три невинные на вид монетки, столь редкие, что стоили несколько тысяч долларов каждая. Алчность боролась в ней с осторожностью: она не могла использовать свое знание монет, чтобы приобрести их, — это противоречило правилам. Она не могла купить их за бесценок, а потом объявить Брайану их коллекционную стоимость — он не засчитал бы их в общий зачет. Поэтому она только улыбнулась и просто смахнула их незаметно со стола. Краденые монеты наверняка считаются. Она подождала, пока туристы вывалятся из ее лавки, потом повесила на двери табличку «ПЕРЕРЫВ» и заперла дверь.

Ей не терпелось позлорадствовать перед Скитером по поводу своей удачи. На всех парах понеслась она в библиотеку, как линкор рассекая море возмущенных такой бесцеремонностью туристов.

— Брайан! Только посмотри на это! Я их честно украла, или я не я!

Брайан внимательно изучил монеты.

— Очень мило. М-м-м… Да, действительно мило, ничего не скажешь. Дай-ка подумать. — Он поднял на нее глаза, и взгляд его был холоден, как сосулька. — Впрочем, оценить их проще простого. Вот эта даст тебе в зачет двадцать пять центов, номинальная стоимость этой, ну, скажем, тридцать пять центов, да? Гм… Вот эта, серебряная, что-то слишком тонковата. Я бы сказал, бакс тридцать за все три.

Не в силах вымолвить ни слова, Голди уставилась на него с отвисшей челюстью. Она даже не подумала о том, что на нее могут смотреть. Зато когда она вновь обрела дар речи, все головы в библиотеке уж точно повернулись в ее сторону.

— Что??? Брайан Хендриксон, ты ведь прекрасно знаешь, что эти три…

— Да, — перебил ее библиотекарь, не дожидаясь, пока ее красноречие наберет обороты. — Их коллекционная стоимость колеблется где-то в районе пяти тысяч долларов. Но я не могу засчитывать эту стоимость, Голди, и ты это знаешь. Таковы правила игры. Ты украла пару монет. В зачет идет их номинальная стоимость — или стоимость металла, если она выше. Вот так. Ты, конечно, можешь продать их за нынешнюю стоимость, но это в зачет идти не будет.

Он вынул маленький блокнот и сделал пометку в графе против ее имени. Голди не верила собственным глазам. Доллар и тридцать вонючих центов. Потом ее взгляд упал на графу Скитера на противоположной странице: ноль.

Это было уже что-то. Не то чтобы много, но что-то.

Голди вырвалась из библиотеки, готовая съесть печень Скитера Джексона на завтрак. Летевшие ей вслед смешки только сыпали соль на ее свежие раны. Она поквитается с Брайаном, обязательно. Подождите и увидите. Бакс тридцать. Из всех чертовых оскорблений…

Покрытый перьями Ichthyornis спикировал в ближний прудик с рыбой, обрызгав подол платья Голди до колен. Она взвизгнула и обругала безмозглую зубастую птицу в выражениях, заставивших все рты в радиусе пятидесяти футов раскрыться. Потом, спохватившись, Голди стиснула зубы, окинула взглядом вытаращившихся на нее людей и аристократически фыркнула.

Может, Скитер отстает, но доллар и тридцать центов — не превосходство, это форменное оскорбление. Она еще покажет этому наглому мелкому проныре, что он всего лишь жалкий дилетант, или она не Голди Морран. Она натянуто улыбнулась. От этого усилия мышцы ее лица заболели, а случайно посмотревший на нее младенец с ревом уткнулся матери в юбку.

Голди Морран еще не начала жульничать по-настоящему.

Успешно обчистив несколько карманов в переполненном кафе, Скитер вернулся в библиотеку, дабы согласно правилам предъявить свою добычу Брайану. Увидев запись об успехах Голди, он весело рассмеялся.

— Бакс тридцать? — Смех его сделался еще громче — искренний смех полудикого монгола, одержавшего верх над врагом.

Брайан пожал плечами.

— Ты воспринимаешь это несколько веселее, чем она.

— Готов поспорить!

— Ты уже поспорил, Джексон, — буркнул Брайан. — Теперь выигрывай, а мне надо работать.

Скитер усмехнулся еще раз, не обижаясь на тон библиотекаря, и позволил себе представить, на что будет похоже лицо Голди, когда она узнает об этом. Можно поспорить на то, что лицо ее сделается таким же пурпурным, как и волосы. Сунув руки в карманы и весело насвистывая, вышел он из библиотеки. В это время года Общий зал становится весьма и весьма приятным местом, и…

Чья-то тяжелая рука схватила его за плечо, резко повернув. Он ударился спиной о бетонную стену и на мгновение отключился. Он поднял взгляд и зажмурился: он увидел перед собой лицо человека, которого в последний раз встречал на берегах Тибра, проклинающего его на чем свет стоит.