Практическая магия - Дебора Смит

– Они еще убедятся в том, что он был гением, – убежденно ответил Джои.

Вдова Ричарда Рикони посмотрела на него, не мигая, и торжественно кивнула. У Анджелы появилась возможность устремиться вперед, она нашла для себя цель в жизни. Письмо, написанное ею в колледж Маунтейн-стейт, находящийся в Тайбервилле, штат Джорджия, гласило:

“Мне приятно думать о том, что самая лучшая работа моего мужа украшает ваш студенческий городок. Я уверена, что последние десять лет она была предметом восхищения и обсуждения. Мой муж недавно трагически погиб, но его душа, его цели и его наследие будут жить в его монументальных творениях, таких, как эта медведица. Просматривая его записи, я обнаружила, что он дал скульптуре название “Квинтэссенция мудрости”. Фантастическое название напомнило мне, что он был наделен не только талантом, но и чувством юмора. Не могли бы вы сообщить мне, как поживает “Квинтэссенция мудрости”? Я буду очень признательна, если вы пришлете мне фотографии и истории, связанные с этой работой”.

Как-то вечером Квентин вернулся после долгой прогулки и нашел мать сидящей на ступенях крыльца. Миссис Зильберштейн обнимала ее и успокаивала. Анджела выглядела совершенно убитой.

– Что случилось? – спросил Квентин.

– Эти недоноски из второсортного колледжа огорчили твою мамочку, вот что! – горячо ответила миссис Зильберштейн.

Мать протянула ему письмо, полученное ею от администрации колледжа.

“Уважаемая миссис Рикони,

с сожалением вынуждены сообщить вам, что после недавней кончины миссис Герберт Дж. (Бетти) Хэбершем заказанная ею скульптура медведицы была вывезена из студенческого городка и уничтожена. Администрация колледжа не может предоставить вам никаких фотографий и никакой информации ни сейчас, ни в будущем”.

– Я так мечтала снова увидеть ее, – уже спокойно произнесла Анджела. – Мне так хотелось, чтобы ею восхищались, чтобы о ней говорили.

Квентин положил письмо ей на колени.

– Я бы привез ее тебе, если бы только смог, – попытался он утешить мать.

Молодость, надежды, утраченное счастье, любовь – он бы вернул все это матери, если бы был в силах.

Детство Квентина началось и закончилось этой самой медведицей.

В самом начале марта, холодной ночью, Квентин угнал “Ягуар” из гаража на Манхэттене. Он возвращался в Бруклин по мосту на длинной, серебристо-серой машине, рассуждая вслух о том, что предпочел бы судьбу своего прадеда, сорвавшегося с этого моста, если бы его настигали копы. Квентин свернул в переулок к подпольной мастерской, громко посигналил, вылез из машины и встал у стены, дожидаясь, пока Маршалл, владелец гаража, откроет ему ворота.

Что-то он не торопится, подумал Квентин. Он достал серебристую зажигалку из кармана черной куртки и щелкнул крышкой. Звук отозвался долгим эхом от кирпичных стен. Квентин оцепенел. Это не его зажигалка, это отзвук выстрела… Он все понял, но было уже слишком поздно.

– Не двигаться! Полиция! – прозвучал совсем рядом чужой грубый голос.

Яркий свет фонаря ударил Квентину в глаза, ослепляя, но он еще успел услышать топот множества ног. Полицейские высыпали из парадного возле гаража. Он чисто инстинктивно рванулся к улице, но увидел еще троих, бежавших ему навстречу.

Квентин остановился. Полицейские ударили его, повалили на землю. Он ощутил острую боль в челюсти, рот наполнился кровью. Копы сидели на нем, упираясь в него ногами, каблуки их ботинок впивались ему в поясницу. Они заломили ему руки за спину и защелкнули наручники.

Внезапно все расступились, и Квентин смог дышать свободнее. Он сумел чуть приподнять голову, и его взгляд уперся в отполированные до блеска носки ботинок Альфонсо Эспозито. Отец Карлы присел на корточки рядом с ним. У детектива было серьезное, длинное лицо, седые виски и неоднократно переломанный нос. При этом Альфонсо всегда говорил и одевался с действующей на нервы элегантностью.

И теперь голос детектива Эспозито звучал очень тихо и удручающе бесстрастно:

– Я давно подозревал тебя, но не хотел ничего говорить твоей матери. Вчера я обнаружил у Карлы деньги, которые ты ей дал. Она мне ничего не сказала, но я не настолько глуп. На этот раз я помогу тебе выйти сухим из воды. Но ты должен принять мои условия. Я за этим прослежу, и делаю это только ради твоей матери. Она классная леди, верит в тебя, а ты разбиваешь ей сердце, как и твой папаша. Хотя мне следовало бы убить тебя за то, что ты впутал в это мою дочь.

– Убивайте, – прохрипел Квентин со странным безразличием и опустил голову на окровавленную мостовую.

– Неужели кодекс честного человека, которому я пыталась тебя научить, оказался таким сложным, что ты не можешь ему следовать? – Мать спрашивала так тихо, что Квентину пришлось напрячься, чтобы услышать ее.

Его только что выпустили под залог, и они сидели друг против друга за кухонным столом. Губы у Квентина распухли, одна щека побагровела от синяка. Он сидел ссутулившись, его широкие руки лежали перед ним на дешевом пластике, как будто их все еще сжимали наручники.

– Я помогал тебе оплачивать счета, – выдохнул Квентин. – Остальное я откладывал.

– Альфонсо перешлет мне деньги, спрятанные Карлой для тебя на ее банковском счете. Это несколько тысяч долларов. Я намерена все отдать на благотворительность.

– Так я зарабатывал для нас с тобой. И для папы, если бы он не сдался. Для будущего.

– Ты чувствовал, что на отца нельзя надеяться? – В голосе Анджелы зазвучали плохо скрываемые эмоции. – Ты считал, что он никогда ничего не добьется?

– Да.

– И поэтому ты стал вором. И лжецом. И мошенником. И ты позволил Карле превратиться в твою сообщницу. А девочка любит тебя всем сердцем. Ты сделал такой выбор, но стало ли тебе от этого легче?

Квентин поморщился. Его покоробила подобная оценка его поступков.

– Я несу ответственность. Я поступил так, как должен был поступить.

– Нет, ты выбрал самый легкий путь и назвал это необходимостью.

Он промолчал. Мать подняла голову. Ее глаза заблестели. Она выглядела неухоженной в неопрятной одежде, с взъерошенными каштановыми волосами с пробивающейся сединой.

– Я слишком ослабла после смерти отца, – продолжала Анджела. – Позволила себе горевать, когда меня ждала работа. Я поверила тебе, зависела от тебя. Мне казалось, что ты в ответе за свою жизнь, что совесть у тебя, так же, как у отца, чиста.

Квентин еще ниже опустил голову. Он не просил простить его, ему не хотелось крикнуть ей в лицо, что отец не заслужил ее защиты. Ему просто было больно, он оплакивал все в глубине души.

– Я все исправлю ради тебя, – пообещал он.