Заповедь субботы. Новый подход к происхождению человека - Роман Романов

Итак, уже второе Событие в процессе антропогенеза, «творения человека», формирует пол­но­цен­ную первичную структуру социума, которая затем воспроизводится на каждом новом уровне раз­вития и усложнения. Практически во всех человеческих сообществах есть деление на две неравные части. С одной стороны – иерархия во главе с вождем, царем, президентом, занятая поддержанием по­рядка при распределении материальных благ и чувственных поощрений. С другой стороны – аль­те­р­натива, ведающая тайным, сакральным знанием во главе с верховным жрецом.

Нужно также особо заметить, что в конце Первого Дня Творения для посвященных произошло разграничение двух частей сообщества, двух иерархий, одна из которых оказывается окрашена нуми­нозным светом священного Артефакта, а вторая пребывает на этом фоне буквально во тьме. Причем символика света и тьмы при этом означает также степень сопричастности к сакральному знанию. Ес­ли же говорить о значении Артефакта, то он становится не только символом жи­вотворящей, опло­до­творяющей силы, но и первым постоянно используемым Магическим Инст­ру­ментом. То есть в конце Дня Первого проявилось первое значение имени «Зевс», известное в древ­ней­шей крито-микенской цивилизации. Однако, как мы помним, у имени верховного божества есть еще несколько значений – топорик и сардонический смех, а также бык, птица и змея. А в ветхозаветной реконструкции речь идет о семи «днях творения». Так что нам еще есть куда стремиться в наших поисках.

И был вечер, и было утро

Прежде чем двигаться дальше, есть смысл еще раз вни­мательно свериться с единственным бо­лее или менее надежным свидетельством о событиях Начала Времен, а именно – с содержанием са­мых древних слоев «коллективного бессознательного». Мы считаем, что творческая рекон­струкция в форме Откровения «Книги Бытия» является на­де­жным свидетельством. Поскольку во времена Мо­исея человечество еще не научилось философским и эзотерическим спекуляциям, а само «кол­лек­тив­ное бессознательное» еще не было сильно загружено сложным опытом Истории. Поэтому нужно внимательно присмотреться к первым стихам пер­вой Книги, чтобы не допустить явных противоречий и нестыковок. Это значит, что символические образы Семи Дней Творения должны обязательно полу­чить рациональную интерпретацию в нашем социально-психологическом исследовании.

Например, День Первый описан в Библии так: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною и Дух Божий носился над водою» /Быт 1, 1/. Как совместить этот возвышенный тревожный пафос с идиллической картиной первобытного тропического леса, в котором человекообразные обезь­яны ле­ниво играют в свои социально-сексуальные игры? Получается, что мы заблудились в Лесу?

Если понимать стихи Книги Бытия буквально, тогда мы в тупике. Но в том то и дело, что Библию нужно понимать символически – как образы, относящиеся не к физической реальности, а к психической, духовной субстанции. То есть «земля», «во­да», «небо», «деревья», «звери» и «птицы», «мужчина» и «женщина», и многие другие образы Библии – это на самом деле архетипы (элементы) или свойства глубоких слоев психики, скры­тых от обычных ощущений и чувств. Об этом «тайном», небуквальном толковании всей Библии, соб­ст­венно, и говорится в Новом Завете, а также в книгах са­мых мудрых толкователей. Подробное тол­ко­вание библейских символов выходит далеко за рамки на­шего исследования. Однако кое-какие ори­ги­нальные выводы мы можем сделать и сами. Для этого до­статочно лишь помнить, что архетипы и другие символы мифологических и религиозных Откровений отражают внутренний (!) психи­ческий опыт человечества, в том числе и прежде всего – следы пере­жи­тых стрессов и общую картину психологических состояний на том или ином этапе развития рода человеческого.

Кроме того, следует помнить, что первый этап развития человеческой психики связан с душев­ным состоянием лишь одной из двух частей первобытной стаи приматов, а именно – сообщества фру­стрированных перезревших девственниц. Так что ничего удивительного, что их психологическое сос­тояние на первом этапе описано в виде опустошенности, в темных, депрессивных красках. Однако мы уже вполне можем догадаться, что за психическая субстанция скрывается за символом воды, зани­ма­ю­щей все пространство первобытной психики. Это опять же достаточно простой вопрос для минут­ного обсуждения в игре «Что? Где? Когда?», особенно если сформулировать его так: «Что общего мо­жет быть между большим водным пространством и человеческой психикой?» Правильный и даже, на­верное, тривиальный ответ – «Волнение».

Действительно, наши девственницы-подростки, как и любые живые существа, не пребывали всегда в самой темной депрессии, а хотя бы иногда предпринимали какие-то действия, играли в игры, в том числе довольно агрессивные. Не случайно похожие состояния в психиатрии называют не просто «депрессивными», а «маниакально-депрессивными». Соответственно, в глубинах «коллек­ти­вного бе­ссознательного» этот переход от темных полос глубокой депрессии к более светлым полосам маниа­кальной активности должен выглядеть как мерцающие волны на темной поверхности моря.

Заметим, что волнение – это все же свойство воды, точнее – водных пространств, морей. В та­ком случае, что же такое «море» или «нижние воды» на символическом языке, описывающем ду­хов­ный мир. Очевидно, что это бездны фрустрации, заполняемые вполне определенным психическим со­держанием – темные плотские фантазии, порождаемые инстинктом «реакции на отсутствие». Именно такое толкование символа «моря» можно найти в книгах о тайной символике Библии.

Итак, мы разобрались с темной бездной депрессии и водой животной фантазии, которые напо­лняли почти весь первый этап Творения. Заканчивается День Первый вполне оптимистично: «И ска­зал Бог: да будет свет... И отделил Бог свет от тьмы». И назвал свет днем, а тьму ночью, а также учредил вечер и утро. Это и был «день один».

Что можно сказать об этом? Бог в конце первого этапа антропогенеза не просто впервые сказал Слово, но выступил как активный субъект процесса. До этого только Дух Божий носился над вода­ми, то есть образ животворящего начала властвовал над плотским воображением несчастных девствен­ниц. И вдруг этот образ воплотился в Артефакт, значение которого определяется вовсе не физической аналогией с плотским животворящим началом, а качественно новым психическим со­стоянием девст­венниц – переносом на Артефакт своих социально-сексуальных вожделений. Поэтому Артефакт для наших девственниц – это и «бог», и «свет» как символ нового, «тайного» знания о маги­ческих свойст­вах первого «инструмента».