Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934 - Макс Галло

Гитлер продолжает говорить, подводя итоги, подтасовывая факты, словом, уже готовя речь, которую он когда-нибудь произнесет. «Вот уже несколько месяцев, как мы с Ремом очень серьезно обсуждали сложившееся положение». Он призывает в свидетели партийных начальников. Среди них и Виктор Лутце, который стоит по стойке «смирно». «Во время этих бесед у меня впервые зародились сомнения в верности этого человека».

Появляется Брюкнер, который заявляет, что личный самолет Гитлера будет готов к полету меньше чем через час. Гитлер, похоже, не слышит его, продолжая сыпать обвинения в попытке оправдать только что принятое им решение. События уже развиваются своим чередом. В бонском аэропорту Хангелар механики в ярком свете своих переносных фонарей уже проверяют моторы самолета, а во дворе казарм в Кауферинге стоит группенфюрер Зепп Дитрих, отдавая приказы своим эсэсовцам. Молодые парни в черной форме, еще не до конца проснувшись, слушают его. Решение Гитлера набирает силу с каждой минутой и вскоре всколыхнет всю Германию.

Гитлер говорит, а Брюкнер и слуги отеля носят к машинам пальто и черные портфели. Он говорит, словно не может остановиться, словно должен дать отчет за все годы дружбы с Ремом, за все месяцы после прихода к власти, и в первую очередь за весь июнь, который закончится вместе с этим днем. Прошел только один час субботы 30 июня. Каждый час каждого дня месяца июня 1934 года стал свидетелем наступательных и ответных ходов в этой игре, которая началась много месяцев назад, ходов, которые теперь кажутся совершенно неизбежными.

Пятница 1 июня – суббота 9 июня

Рассвет, пятница 1 июня. В лагере Дахау заключенные ждут, выстроившись между бараков и глядя на серую плоскую равнину, которая тянется за колючей проволокой. Перекличка сегодня длится гораздо дольше, чем обычно. К деревянным башмакам пристала лагерная грязь. В то утро оберфюрер Эйке, комендант концлагеря Дахау, несколько часов продержал заключенных в строю без движения и лишь потом начал перекличку. Темный, мрачный Эйке – повелитель узников, жизнь которых идет по какому-то заколдованному кругу. Ему уже не терпится встретиться с руководителями своего отряда. Он только что получил приказ Гейдриха, по которому его люди должны быстро расправиться со штурмовиками в Мюнхене, Лехфельде и Бад-Висзее. Руководители отряда СС из Дахау не задают вопросов. Эсэсовцы Дахау дисциплинированны и подчиняются беспрекословно. Это истинные солдаты дивизии «Мертвая голова», которые выполняют приказ, убивают и при этом напевают. Гейдрих поступил очень мудро, решив вызвать людей из Дахау.

Оберфюрер Эйке как раз тот человек, который нужен Гейдриху. Он хороший офицер, слепо преданный руководству. Он составил список тех, кого надо убрать, не задавая никаких вопросов. Он знает, как надо сделать то, что от него требуется, и делает это. С руководителями своего отряда он составляет план быстрой расправы со штурмовиками на их земле.

Отделения СС в Мюнхене тоже получили приказы Гейдриха и готовятся к действиям. Хотя день еще не назначен, Гейдрих отдает общий приказ: люди, занятые в акции, должны быть готовы приступить к действиям в течение нескольких часов. Лидер СД и гестапо и рейхсфюрер Гиммлер, по-видимому, не сомневаются в прочности своего положения. В субботу 2 июня Эйке начинает готовить своих людей. Потом наступает период ожидания, во время которого эсэсовцы срывают свое раздражение на узниках.

Кто знает, что происходит в лагере Дахау в первые дни июня 1934 года? Дахау – это маленький тихий городок, ни немцы, ни весь остальной мир еще не знают, какая мрачная слава ему уготована. В путеводителях указывается, что он расположен в 8 километрах к западу от Шлейхсхейма, где сохранились два величественных замка XII и XVIII веков, последний из которых похож на Шато в Версале. Дахау – это городок, занимающий очень выгодное положение, доминируя над Баварской равниной. Из города видны болота Дахау – излюбленное место художников, где сочетаются зеленый и серый, голубой и белый цвета неба, земли и воды. Кто знает о полученных оберфюрером Эйке приказах? Кого интересует судьба узников, которые в ту субботу 2 июня замерли в шеренге перед эсэсовцами, чувствуя, как сводит от напряжения пальцы и руки? На некоторых из них обрушивается град ударов; кое-кто даже падает на землю.

Однако даже в Дахау свято соблюдается день отдыха – воскресенье 3 июня. Узники дремлют в смрадной духоте своих бараков, не замечая, как проходит день – их единственный день обманчивой свободы. Он тянется тоскливо, безрадостно. Заключенные вспоминают свой дом, прошлую жизнь и те пытки, которым они подверглись в лагере. Они думают о прошлом и о будущем и слушают тишину, царящую в мире, и крики «Хайль Гитлер!», разносящиеся по всей Германии.

Католики молятся, не подозревая о том, что в этот день состоялось собрание Фульды, организации епископов Третьего рейха.

В маленьком городке, похожем на музей под открытым небом, в соборе, вздымающем свои обе башни в стиле барокко и купол в ярко-голубое небо июньского утра, служат мессу. Неподалеку расположен Рен. Вершина Фогельсберга окутана туманом. Месса торжественна, словно время остановилось и по всей Европе вновь торжествует католицизм. Под клиросом капеллы Святого Бонифация покоятся мощи святого Бонифация, апостола Германии, погибшего от рук язычников в 755 году. Епископы причащаются, некоторые из них даже опускаются на колени на каменном полу – теперь, когда по всей Германии установился черный порядок, мысли о судьбе мученика не выходят у них из головы.

Монсеньор Фаульхабер, примас Баварии, тоже здесь. Этот старик, облаченный в золотую парчу, до того высох, что похож на те статуи из позолоченного дерева, которые украшают церкви Южной Германии.

Рядом с монсеньором Фаульхабером стоит молодой человек с оживленным лицом, которое вовсе не старит отблеск золота на его облачении. Выражение его лица живое и энергичное; он часто поворачивает голову, чтобы посмотреть на других молящихся. Это – монсеньор Баррес, новый епископ Берлина. С момента его рукоположения в январе прошло менее полугода, и гестапо внимательно следит за ним. Донесения о его деятельности читаются Гиммлером лично. Монсеньору Барресу удалось сплотить воинствующих католиков – его письма к пастве осуждают насилие и жестокость. У резиденции епископа часто останавливается машина высокопоставленного чиновника рейха, доктора Клаузенера. Клаузенер истовый католик и человек высоких принципов. Он близок к вице-канцлеру Папену, тоже католику. Многие недели имя Клаузенера, вместе с именами Юнга, Бозе и других, находилось в списке тех, за кем велось пристальное наблюдение. Оно вполне могло быть и в списках, составленных Гейдрихом. Он часто видится с монсеньором Барресом, а гестапо не любит совпадений. На Фульду было послано несколько агентов гестапо – они наблюдают, слушают и записывают. Рейхсфюрер Гиммлер, родившийся в семье католиков, создатель Черной гвардии, которая взяла себе в качестве образца для подражания орден иезуитов, лично проинструктировал их. Впрочем, ничего необычного не происходит. Агенты гестапо слоняются по старому епископальному городу. После мессы епископы удаляются во главе с монсеньором Бертрамом, кардиналом, примасом Силезии и председателем ассамблеи.

Все спокойно, пока вдруг не разносится призыв: «Берегитесь ложных пророков!»

В письме своей пастве епископ разоблачает «атеистов, которые, подняв на нас руку, сознательно борются с христианской верой». Все прекрасно понимают, что в дни, когда социалисты, коммунисты и евреи в Дахау под лай собак и грубые окрики эсэсовцев проходят вечернюю перекличку, под «атеистами» подразумеваются нацисты и люди из Черной гвардии. Шаг за шагом они возрождают языческий культ дохристианских нордических богов под звуки рогов, которые напоминают о древних германских племенах.

На Принц-Альбрехт-штрассе, 8 Гиммлер и Гейдрих встревожены. На коммутаторе центрального офиса гестапо в Берлине прослушиваются все разговоры участников Фульды. Агенты гестапо отмечают, что в самом Берлине многие крупные католические деятели ссылаются на текст письма епископа. Неужели католическая церковь, так долго остававшаяся пассивной, собирается встать в оппозицию к режиму? Об этом сообщают Герингу, после чего следует серия консультаций. Может быть, это начало политического маневра, предпринятого Папеном и Гинденбургом и поддержанного, по-видимому, генералами Шлейхером и фон Бредовом, а также определенными элементами рейхсвера? Если это так, то какую позицию займут Рем и СА?

Информируют, в свою очередь, и Канцелярию. Гитлер остается глух к предупреждениям гестапо, в то время как Геринг, Гиммлер и Гейдрих объединяют усилия. Из большого здания, где царит тишина и где черные гвардейцы из лейбштандарта СС застыли, подобно фигурам, высеченным из гранита и покрытым тканью и металлом, Гитлер наблюдает за действиями своих людей. Герман Геринг, герой войны, офицер и юнкер, связанный с миром финансовых магнатов и рейхсвером, вполне может, поддержанный определенными консервативными кругами, стать соперником в борьбе за пост президента после смерти Гинденбурга, за высшее положение в рейхе – без Гитлера.