Крылья - Валентин Холмогоров

Видимо, сделав в уме аналогичные выводы, Мендольф ден Фосс с минуту побарабанил пальцами по столешнице, а затем неохотно кивнул.

– Хорошо, я подпишу рапорты. Заберете у статс-капитана Ленхарда по прибытии. Направления в эскадрилью получите в канцелярии штаба.

– Спасибо, господин второй капитан!

Алекс ткнул Диму кулаком под ребра, подмигнул, отдал командиру честь и, лихо развернувшись на каблуках, четким строевым шагом покинул тесную офицерскую каюту. Только оказавшись в уютном, застеленном ковром коридоре, когда за его спиной гулко защелкнулся дверной замок, Дима понял, что теперь его жизнь, похоже, сделала еще один неожиданный кульбит и очень скоро кардинально изменится.

Глава 6

– Господин кабинет-маршал, – обратился к военачальнику Кельвер, стараясь, чтобы его голос звучал как можно увереннее и спокойнее, – сегодня на рассвете наш флагманский дирижабль был атакован в небе над Ректоратом неизвестным аэропланом. Есть раненые. Осмелюсь сообщить, что…

– Да знаю я, – отмахнулся от него, как от назойливой мухи, барон Диттель ден Брунхильд. – Мы уже направили соответствующий запрос в посольство Лореи, те ответили, что аэроплан был аламейским и в его кабине сидел аламейский пилот. А с Аламеей мы, если вы еще не забыли, находимся в состоянии войны.

– Как аламейский аэроплан оказался в небе Лореи? – удивленно подняв бровь, спросил ден Геллер, хотя и без того уже прекрасно знал ответ.

– В точности так же, как и ваш цеппелин, уважаемый генерал-министр. Посол утверждает, что аэроплан накануне прибыл к ним на плановый ремонт. Изволите ли видеть, между Аламеей и Лореей до сих пор действует договор о научно-техническом сотрудничестве, его покамест никто не денонсировал.

– Позволю себе заметить, господин верховный командующий, что посол лжет, – добавив в свой голос чуть-чуть стальных ноток, отчеканил Кельвер.

– Конечно, лжет! – хохотнул ден Брунхильд. – Аламейцы вообще не строят аэропланов, они пользуются лорейской и краймарской техникой. Это была типичная провокация, направленная на то, чтобы выгнать нас из лорейского воздушного пространства. Надо сказать, они своего добились. Не так ли, генерал?

– Если честно, я вообще не до конца понимаю стратегическую необходимость в подобных рейдах наших дирижаблей над территориями сопредельных государств, – осторожно заметил Кельвер. – Вы знаете мое мнение, господин кабинет-маршал: я уверен, что цеппелины принесут гораздо больше пользы на фронте.

– Это потому что вы тактик, а не стратег, – насупившись, отозвался верховный главнокомандующий сурганской армией, – занимайтесь вашими непосредственными обязанностями и не лезьте, куда не просят. Пока мы заняты борьбой с Аламеей, нам следует держать другие территории в постоянном страхе, иначе кто-нибудь непременно ударит нам в спину, выбрав удачный момент. А лучшее средство напугать наших уважаемых соседей – это ваши цеппелины, дорогой генерал, в любую минуту готовые вывалить им на головы кучу фугасных бомб. Согласны?

– Так точно, господин кабинет-маршал! – вытянулся по струнке Кельвер. – Наше великое отечество, окруженное плотным кольцом врагов, в минуту смертельной опасности должно дать отчаянный отпор…

– Хватит, ден Геллер! – повысив голос до крика, хлопнул ладонью по столу барон. – Оставьте эту напыщенную пропаганду Штонфелю, она хорошо годится, чтобы промывать мозги крестьянам. Вы прекрасно знаете нашу согласованную позицию по поводу применения ваших парней в нынешней кампании. Те силы, которыми мы располагаем, погоды на фронте не сделают.

– Это потому, что нам катастрофически не хватает новых аэропланов и опытных пилотов.

– Вот и займитесь, демоны вас раздери, их обучением! Мне, что ли, выполнять за вас вашу работу?

– Никак нет, господин кабинет-маршал! – отчеканил Кельвер, снова вытянувшись по стойке «смирно».

– Вот и отлично, – устало выдохнул главнокомандующий. – Ступайте, ден Геллер, не действуйте мне на нервы.

«Фальтсхеттельмарк» ошвартовался у причальной мачты на западной окраине Тангола на рассвете. Дима сдал каптеру свой шерстяной плед, получил у статс-капитана Ленхарда бумаги и заглянул в жилой отсек к ожидавшему отправки в госпиталь Эрдману, которому предстояло провести на больничной койке как минимум весь ближайший месяц. Парень улыбался и держался молодцом, но все-таки был немного подавлен: от него Дима узнал, что борт-механик, получивший в недавнем бою тяжелое ранение и последние сутки метавшийся в сильной горячке, этой ночью умер. Как сказал фельдшер, от несварения свинца. Прощание получилось недолгим: услышав последние новости, Эрдман сообщил, что теперь он спокоен за небо родной страны, пожелал Диме удачи и пообещал разыскать его, как только закончится война, чтобы пропустить вместе по кружечке крепкого сурганского эля. Похоже, он и впрямь был искренне рад новому назначению своего боевого товарища.

Над базой второго воздушного флота, к которому был приписан «Фальтсхеттельмарк», висели низкие серые облака, сеявшие мелкий холодный дождь, а дорожки между выгнувшими в свинцовое небо металлические спины ангарами и длинными приземистыми казармами превратились в неприятное глинистое месиво. Воспользовавшись выданными ему пайковыми талонами, Дима приобрел в войсковом магазинчике архаичного вида бритвенный станок со сменными лезвиями, помазок из грубой натуральной щетины, полотенце, мыло и дождевую накидку. С удовольствием помывшись в гарнизонной бане, он истратил часть талонов, чтобы перекусить в расположенной тут же солдатской столовой. Что ни говори, а кормили в сурганской армии неплохо: на первое Диме досталась наваристая похлебка с картошкой, в которой плавали желтые озерца жира, а на второе дородный повар в огромном белом колпаке и на удивление чистом фартуке вывалил ему в тарелку большущую гору рассыпчатой вареной крупы, по вкусу напоминавшей гречневую, а затем выудил из котла здоровенный шмат мяса пучуки – местной разновидности индейки.

Успешно решив вопросы помывки и питания, Дима пошел в канцелярию штаба, однако оттуда его завернули, направив в располагавшийся по соседству приземистый деревянный барак, где обитал фотограф: без снимков, которые следовало вклеить в личное дело, оформлять документы штабной писарь отказался наотрез.

Фотограф, пожилой седовласый сурганец, заставил Диму тщательно причесаться перед зеркалом, усадил его на высокий деревянный стул, придирчиво осмотрел, а потом долго и требовательно командовал повернуть голову то чуть-чуть вправо, то влево, то наклонить немного набок. Аппарат, которым он пользовался, представлял собой жутковатого вида ящик из лакированного дерева, оснащенный объективом на темной матерчатой гармошке фокусировочного меха. Решив наконец, что он достаточно поиздевался над своей моделью, фотограф вставил в специальную прорезь деревянную рамку с квадратной, кажется, стеклянной пластиной и скрылся наконец за прикрепленной позади своего ящика черной накидкой. Зашипела и хлопнула магниевая вспышка, после чего пожилой моменталист извлек рамку из камеры и вежливо предложил пытающемуся проморгаться Диме явиться за снимком аккурат после обеда.

– Ну что, пойдем в город, прогуляемся? – предложил ему скучавший у входа в логово фотографа Алекс. – Покажу тебе столицу. Только увольнительную у дежурного выпиши, а то патруль остановит, проблем потом не оберешься…

Тангол впечатлял, подавлял и завораживал одновременно. Город был не просто велик – он был огромен. Высокие каменные дома стояли практически впритирку, соседние здания глядели друг на друга слепыми стенами брандмауэров. Местная архитектура казалась весьма простой, прагматичной, без излишних декоративных изысков – просто дома, надежные и крепкие, как кузнечный молот. Мощенные булыжником улицы довольно широки, не улицы даже, а настоящие проспекты. Только вот зелени мало: оглядевшись по сторонам, Дима увидел лишь несколько зажатых между глухими стенами сквериков, где росли невысокие чахлые деревца.

– Сейчас мотор поймаем, – сказал Алекс и поднял руку. Тотчас возле него притормозил открытый безлошадный экипаж с откидным кожаным верхом, приводимый в движение, судя по торчащему позади открытого пассажирского салона металлическому цилиндру, напоминавшему помесь печки-буржуйки с самогонным аппаратом, газогенераторным двигателем.

– В центр, – лаконично распорядился Алекс, забираясь вслед за Димой на мягкое кожаное сиденье.

Повсюду вокруг сновали тяжелые локомобили и легкие конные упряжки, вскоре Дима с удивлением узрел изрыгающий облака густого едкого дыма двухэтажный пассажирский автобус, с тарахтением ползущий вдоль тротуара, а потом мимо с жутким металлическим лязгом прогрохотал паровой трамвай.

– Удивлен? – перехватив его взгляд, улыбнулся Алекс. – Не поверишь, тут даже метро есть. Правда, двенадцать станцией всего, к тому же оно узкоколейное и тоже паровое.