Близость. Переходя черту (СИ) - Довлатова Полина

Но я не отпущу. Не смогу просто. Насиловать не стану, принуждать к отношениям не буду, и  так понимаю, что она этого не примет. Но от себя никуда не отпущу. Не смогу просто. Лучше уж каждый день мысленно подыхать от её близости, не имея возможности прикоснуться, чем отпустить и больше не видеть её.

Знаю, что уже клялся ей в том, что между нами всё будет как прежде, и что уже сотню раз нарушил данное мной слово. Но я смогу убедить, что больше к ней не притронусь, найду нужные слова, сделаю всё для того, чтобы она поверила. И, сука, сдержу слово. В следующий раз, когда мне снова начнёт рвать крышу, лучше уж сразу руки себе отрублю.

Наконец, паркую машину на подъездной дорожке и на негнущихся ногах иду в сторону входной двери. Сердце к этому времени уже колошматится об рёбра, как истеричка в остром приступе психоза. Чувствую себя, словно девка перед первым свиданием. Страшно, чёрт бы его побрал. Паники добавляет понимание того, что сейчас я окончательно разрушу всю Катину жизнь своей грязной правдой.

- Добрый день, Андрей Петрович. – на пороге меня встречает Антон на пару с радостно прыгающим Майло. Быстро поздоровавшись, тут же кидаю взгляд ему за плечо, но Кати нигде не вижу. Неужели весь день так и просидела, не выходя из комнаты? Успокаивает хотя бы то, что никаких эксцессов за время моего отсутствия явно не произошло, потому что звонков от Антона не поступало. У него был строгий приказ звонить мне при малейшем поводе, включая в том числе и Катину истерику.

- Антон, спасибо. На сегодня можешь быть свободен.

Хочу поскорее остаться с Катей наедине, потому что мучительнее самой казни может быть только ожидание её исполнения. Но Антон отчего-то уходить не спешит.

- Андрей Петрович, тут к Вам гостья пожаловала…

Я даже не успеваю спросить, какая к чёртовой матери гостья и какого хера она вообще здесь делает, как навстречу ко мне с раскинутыми в приветственном жесте руками выплывает Корсакова с такой счастливой улыбкой, словно только что выиграла розыгрыш на бесплатную пластическую операцию. 

- Андрюшенька, ну наконец-то! Любимый, я тебя уже заждалась. – воркует Кристина с каждым шагом приближаясь всё ближе ко мне.

- Почему впустил? – цежу сквозь зубы, поворачивая голову в сторону начальника своей охраны, чувствуя, как медленно начинаю вскипать.

- Я прошу прощения… Ваша сестра её впустила, сказала, что всё в порядке, и Вы будете рады её приходу.

Я ещё не совсем понимаю, что двигало Катей, когда она впускала в наш дом эту идиотку, но мне заочно не нравится вся эта ситуация. По коже проходит неприятная волна, заставляя мысли в суматохе метаться по черепной коробке.

Не нравится мне, что они были тут вдвоём. Одному чёрту известно, что Корсакова могла успеть наговорить Кате.

Кристина, наконец, достигает своей цели и, повиснув на моей шее, слюнявит мою щёку в приветственном поцелуе.

- Котик, я так соскучилась по тебе! Как хорошо, что ты пришёл!

А моё сердце в этот момент на секунду замирает, словно споткнувшись, и переходит на стремительный галоп, потому что за спиной Корсаковой я вижу Катю.

Маленькая стоит в некотором отдалении от нас, облокотившись плечом о косяк кухонной двери, и смотрит на меня непроницаемым взглядом. Кристина продолжает виснуть на моей шее, счастливо воркуя на ухо какую-то очередную чушь. Но я просто не в состоянии её услышать, потому что все мои ораны чувств сейчас устремлены к Кате. Продолжая игнорировать настойчивые приставания Корсаковой, судорожно всматриваюсь в её глаза в попытке прочесть мысли, но её лицо ровным счётом ничего не выражает. - Дорогой, ну что же мы стоим на пороге? – восклицает Кристина – Пойдём скорее на кухню. Ты же наверно голодный. Буду тебя кормить. Твоя сестрёнка столько еды приготовила. Вот как чувствовала, что сегодня будут гости.

Антон, видимо почувствовавший, что его присутствие в доме сейчас будет лишним, спешит попрощаться и покидает дом, а Корсакова, воспользовавшись моим замешательством, хватает меня за руку и тащит в сторону кухни.

***

- Ну что же ты совсем не ешь, дорогой?

Кристина, прилипшая ко мне, как жвачка к ботинку, продолжает висеть на моём плече и тереться об локоть дойками, видимо ожидая меня таким образом завести, но, в действительности, вызывая лишь чувство раздражения.

Какого хера она вообще притащила сюда свою напомаженную задницу? Я, возможно, и не посылал её официально в отставку, но последний раз, когда мы с ней общались, был день, когда на Катю напали в лесу. С тех пор я ни разу не звонил ей, не брал трубку, когда она настойчиво мне наяривала, и не отвечал на сообщения. Не потому что не мог послать нахуй официально, а потому что было тупо не до неё. Слишком много проблем навалилось, одно убийство Костета чего стоит, я уж не говорю о драматичном откровении тёти Люды по поводу отсутствия между мной и Катей какого бы то ни было родства. Так что в свете последних событий, последнее до чего мне было дело, это жалостливые стенания Корсаковой по поводу загубленной «любви». Но, очевидно, я зря понадеялся на её сообразительность, и факта моего игнора было мало для того, чтобы она поняла, что между нами всё закончилась. Хотя, по сути, кроме секса нас ничего никогда и не связывало, о чём Кристина, конечно же, знала. Ибо этот момент был обговорен в самую первую очередь.

Корсакова, словно не замечая напряжения, электрическими разрядами летающего по комнате, продолжает тараторить какую-то херь по поводу того, как ей вчера в элитном, казалось бы, бутике, пытались втюхать платье из прошлогодней коллекции, выдавая его за свежак. Но всё что я могу делать в этот момент, это смотреть на Катю, сидящую прямо напротив меня.

Она молчит. Не издала ни единого звука с самого моего прихода. Просто с не выражающим совершенно никаких эмоций лицом неотрывно смотрит мне в глаза. Я так отчаянно пытаюсь прочитать в её взгляде хоть какие-то мысли, понять, о чём она сейчас думает, какие чувства испытывает, но натыкаюсь лишь на арктический холод в её серо-голубых глазах.

Для меня не остаётся не замеченным то, что Катя сделала в доме уборку. Возможно, конечно, просто хотела отвлечь себя от мыслей о вчерашней ночи. Не могла сидеть в своей комнате, потому что она напоминала ей о том, что я делал с ней в её кровати. Но еда, приготовленная её руками явно с любовью, поддерживает во мне слабую надежду на то, что, возможно, для меня ещё не всё потеряно, и я смогу добиться её прощения. Вот только надо перед этим выставить Корсакову. Её блять вообще здесь не должно было быть.

Но только я поворачиваюсь в сторону этой продолжающей тараторить идиотки, как та неожиданно замолкает на полуслове и вперивает взгляд в Катю. Её глаза в ужасе расширяются, что заставляет меня напрячься.

- Катюша, боже мой, что с тобой случилось?

Проследив за взглядом Кристины, понимаю, что она смотрит на Катины запястья. А именно, на синяки, оставленные мной, в тот момент, когда я жёстко фиксировал её руки над головой, не позволяя ей вырваться, пока вбивал в  неё свои пальцы, доводя до первого в её жизни оргазма.

Малышка, замечая, куда смотрит Корсакова, нервно дёргается, трясущимися руками подтягивая рукава водолазки, и тут же судорожно поправляет на шее горловину, но слишком поздно. Корсакова вскочив со стула, уже подлетает к ней, дёргая ткань вниз, тем самым оголяя Катино горло и выставляя напоказ засосы, которые я оставил на её шее прошлой ночью.

- Что… что это такое? – ошарашено выдыхает Кристина – Боже мой, Катенька! Кто это с тобой сделал? Андрей, ты это видел?

Замечаю, как Катины глаза в панике мечутся между мной и Корсаковой, продолжающей, надо отметить, с неподдельной тревогой, одной рукой хватать её за запястье, а другой оттягивать горловину бадлона. Вижу, как в уголках её глаз начинают скапливаться первые слёзы, и это становится последней каплей, переполнившей, наконец, чашу моего терпения.