Таинственная история Билли Миллигана - Дэниел Киз

До того момента диагноз Миллигана не обнародовался. О его множественной личности было известно лишь лицам, участвовавшим в его лечении, обвинению и судье. Адвокаты Миллигана продолжали настаивать на том, что диагноз лучше держать в секрете, поскольку лечение и разбирательство сильно усложнится, если СМИ поднимут шумиху.

Берни Явич согласился; неразглашение тайны подозреваемого вполне сочеталось с его профессиональной этикой, а никаких показаний на эту тему в суде никто еще не давал.

Но 27 сентября в «Коламбус ситизен джорнэл» вышла разоблачительная статья с огромным заголовком:

В ПРЕДПОЛАГАЕМОМ НАСИЛЬНИКЕ «ПРОЖИВАЮТ» 10 ЧЕЛОВЕК

ДЛЯ СУДЕБНОГО РАЗБИРАТЕЛЬСТВА ИХ «СЛИЛИ ВОЕДИНО»

Когда о статье узнали в больнице Хардинга, Билли порекомендовали рассказать об этом остальным пациентам самому, пока информация не дошла до них от третьих лиц. Он сообщил своей мини-группе, что его обвиняют в совершении этих преступлений, но он сам не уверен, что сделал все это, поскольку на тот момент находился в состоянии «разобщенности».

В вечерних теленовостях тоже показали репортаж, и Билли ушел в свою палату в слезах.

Несколько дней спустя он нарисовал портрет молодой красавицы с измученным взглядом, медсестра Нэн Грейвс записала с его слов, что это Адалана.

3 октября Миллигана посетил Гэри Швайкарт. Он приехал на универсале, чтобы захватить с собой какие-нибудь картины подзащитного. Гэри объяснил, что Джуди Стивенсон уехала с мужем отдыхать в Италию, и на слушании по поводу его способности предстать перед судом ее не будет, но к самому разбирательству она вернется. Они ходили, разговаривали, Гэри пытался подготовить Билли к переводу в окружную тюрьму Франклина, где он должен был ожидать слушания, а также к вероятности того, что они проиграют дело.

Доктор Джордж был уверен, что слияние личностей Билли в одну произошло. Такие выводы он делал по отсутствию видимой диссоциации и по тому, как в Миллигане стали проявляться характеристики всех его людей. Поначалу он наблюдал сочетание их частей, но постепенно они смешивались и гомогенизировались. То же самое заметил и персонал. Теперь в одном человеке, Билли Миллигане, проявлялись аспекты ранее разрозненных личностей. Доктор Джордж объявил, что пациент готов.

4 октября, за два дня до предполагаемого возвращения Билли в тюрьму Франклина, в «Ситизен джорнэл» была опубликована вторая крупная статья за авторством Гарри Фрэнкена. Из оставшегося неназванным источника журналист раздобыл копию заключения доктора Хардинга и обратился к Гэри и Джуди, попросив их это как-то прокомментировать, а также предупредил о публикации. Гэри с Джуди сообщили об этом судье Флауэрсу, который решил, что тогда надо передать эту же информацию и в «Коламбус диспэч». Защитники Миллигана согласились прокомментировать заключение психиатра, раз уж произошла утечка информации. Они также позволили фотографам снять картины, которые привез с собой Гэри: Моисей, собирающийся разорвать скрижаль с десятью заповедями; еврей, трубящий в рог; пейзаж и портрет Адаланы.

Газетные статьи расстраивали Билли, и во время последней сессии с доктором Коукэн он пребывал в угнетенном состоянии. Он боялся, что с ним могут сделать в тюрьме, узнав, что среди его личностей есть лесбиянка.

– Если меня сочтут виновным и отправят обратно в Лебанон, точно придется умереть, – сказал он терапевту.

– Тогда получится, что Челмер победил.

– Ну а что мне еще делать? У меня внутри лишь скопившаяся за долгие годы ненависть. Я с ней не справлюсь.

И хотя Коукэн редко советовала, предпочитая не руководить пациентом, а давать ему самому делать выбор, в этот раз она понимала, что на надлежащую терапию у нее времени нет.

– Можно найти позитивное применение ненависти, – предложила она. – Тебя в детстве мучили. Но ты можешь посвятить свою жизнь борьбе с насилием над детьми и одержать таким образом верх надо всеми этими страшными воспоминаниями и над человеком, который, как ты говоришь, над тобой издевался. Пока ты жив, ты можешь бороться и побеждать. А если ты умрешь, то побеждает тот, кто обижал тебя, а не ты.

Через несколько часов, разговаривая в своей палате с Донной Эгар, Билли залез под кровать и достал лезвие, которое Томми припрятал уже почти семь месяцев назад.

– Вот, – сказал он, отдавая его. – Мне оно больше не нужно. Я решил жить.

Донна прослезилась и обняла Билли.

Через какое-то время он обратился к Розали:

– Я не хочу больше ходить в мини-группу. Мне надо подготовиться к одиночеству. И мне нельзя раскисать. Так что никаких прощаний.

Но пациенты из группы сделали ему прощальные открытки, и когда Розали их принесла, Билли дал волю слезам.

– У меня такое ощущение, – сказал он, – что это моя первая нормальная человеческая реакция. Раньше у меня были, как это называется, «смешанные чувства». А такое со мной впервые.

Билли должны были увезти в пятницу 6 октября. У Розали в тот день был выходной, но она все равно пришла в больницу, чтобы побыть с ним. Она понимала, что кое-кто из персонала Уэйкфилда удивится и даже будет отпускать язвительные комментарии, но ей было все равно. Она вошла в холл отделения, Билли предстал перед ней в синем костюме-тройке; он в ожидании расхаживал туда-сюда, но казался при этом спокойным, как будто у него все под контролем.

Розали с Донной Эгер проводили Миллигана в здание администрации, где у стойки регистрации их ждал помощник шерифа в темных очках.

Когда помощник шерифа вдруг достал наручники, Розали вышла вперед, загородив Билли, и строго спросила, действительно ли есть необходимость сковывать его, как животное.

– Да, мэм, таков закон.

– Боже мой! – закричала Донна. – Сюда его привели две женщины, а вы теперь будете изображать из себя напыщенного плохого полицейского и наденете на него наручники?

– Мэм, я обязан это сделать. Прошу меня извинить.

Билли протянул руки, щелкнули наручники, Розали заметила, как он вздрогнул. Затем он сел в тюремный автомобиль, который медленно поехал по извилистой дороге, ведущей к мосту, а две медсестры пошли за ним вслед. Потом они помахали Билли на прощание, вернулись в свой корпус и долго-долго плакали.

Глава четвертая

1

Прочитав заключение доктора Джорджа Хардинга, Берни Явич и Терри Шерман сказали, что впервые видят столь тщательную психиатрическую экспертизу. Они, как прокуроры, знали, к чему обычно можно прицепиться, но все позиции заключения Хардинга оказались неприступны. Это же был не трех-четырехчасовой осмотр. Доктор исследовал подсудимого в условиях стационара более семи месяцев. К тому же в заключении было выражено не только его личное мнение – Хардинг предоставил свидетельства консультаций с многочисленными другими психологами и психиатрами.

6 октября 1978 года в итоге краткого слушания по вопросу вменяемости Миллигана судья Флауэрс на основании отчета доктора Хардинга заключил, что тот теперь в состоянии предстать перед судом, и назначил слушание на 4 декабря.

Швайкарт заметил, что его это устраивает с одной оговоркой: в ходе разбирательства будет учитываться законодательство, имевшее место на момент совершения преступлений (поскольку 1 ноября планировалось внести поправки в закон штата Огайо, заменив обязанность обвинения доказывать вменяемость подзащитного на обязанность защиты доказывать его невменяемость).

Явич выразил несогласие.

– Нам необходимо тщательно обдумать этот вопрос, – сказал судья. – Мне известны случаи, когда в результате подобных ходатайств вносились поправки: возьмите, например, наш новый уголовный кодекс. И в большинстве случаев, практически без исключения, условия выбираются в пользу подзащитного. Но я не слышал об аналогичных судебных решениях или прецедентах.

На выходе из зала суда Швайкарт сообщил Явичу и Шерману, что от имени своего клиента планировал отказаться от суда присяжных и намерен просить судью провести слушание единолично.

– Уплывает наше дело, – сказал Явич, когда Швайкарт удалился.

– Я с самого начала говорил, что может быть не так просто, – согласился Шерман.

Судья Флауэрс признал, что обвинение сильно все усложнило, согласившись принять заключение доктора Хардинга, но отвергнув утверждение о невменяемости Миллигана.

Когда Гэри с Джуди посетили Билли в окружной тюрьме Франклина, они увидели, что он снова впал в депрессию. Большую часть времени его занимали неприятные мысли, он много рисовал. Ему не нравился нарастающий интерес прессы. К тому же он стал больше спать, чтобы не замечать своего холодного безликого окружения.

– Почему мне нельзя было дождаться суда в больнице? – спросил он у Джуди.

– Это невозможно, – ответила она. – Нам и так повезло, что суд позволил тебе пробыть там семь месяцев. Держись. До слушания осталось уже меньше двух месяцев.