ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета - Кристофер Райт

Важно понимать различие между персонализацией и персонификацией природы. Ветхий Завет часто персонифицирует природу, но исключительно как риторический оборот, фигуру речи, для усиления эффекта. В таком литературном приеме о природе говорится, как о личности. Например, небеса и земля призваны быть свидетелями Божьего обращения к своему народу (напр., Втор. 30, 19; 32, 1; Ис. 1, 2; Пс. 49, 1–6), они возвещают его славу (Пс. 18), они радуются его суду (Пс. 95, 11–13; 97, 7–9). Наиболее ярким примером является описание земли, которая «извергла» прежних обитателей за их нечестие, и сделает то же самое с израильтянами, когда они последуют их примеру (Лев. 18, 25–28). Но суть такой персонификации природы либо в том, чтобы подчеркнуть личный характер Бога, создавшего ее, действующего в ней и через нее, либо чтобы выразить личный и нравственный характер отношений людей с Богом. Подобный литературный прием не наделяет природные силы характеристиками или личными способностями. По сути, персонализация природы (наделять онтологическим личным статусом саму природу) приводит как к обезличиванию Бога, так и к деморализации человечества. Приписывать творению личный статус и оказывать почтение, принадлежащее только Богу (или людям, которые являются носителями образа Божьего), — это форма идолопоклонства, столь же древняя, как и само грехопадение (см. Рим. 1, 21–25), хотя она и облечена в новые характерные одежды XX века в движении Новый век.

В первой половине XX века многие ученые подчеркивали исторический характер веры Израиля. Это включало утверждение, что Израиль «демифологизировал» широко распространенные ближневосточные мифы о сотворении. Утверждают, что Израиль превознес историю над природой. Яхве был Богом истории в противовес окружающим богам природы. Следовательно (согласно фон Радду, например), Израиль не имел независимого учения о сотворении, все было объединено в доминирующей искупительно–исторической традиции Яхве и Израиля. Хотя при разумном подходе подобные сравнения Израиля с окружающими народами правомерны, в случае крайних сравнений они не соответствуют действительности. Сейчас уже установлено, что прочие древние ближневосточные цивилизации верили — их боги действовали в человеческой истории, и не все их божества можно адекватно изобразить в качестве всего лишь обожествленных природных сил. И наоборот, радикальным искажением веры Израиля будет расценивать всю терминологию, метафоры и мистический символизм сотворения, который мы находим в Псалмах и пророках, как всего лишь еще один способ сказать об истории. Яхве, без сомнения, Бог сотворенного порядка, а также Бог истории Израиля. Однако негативным последствием ранней точки зрения было популярное мнение, что Библия десакрализировала природу. Это означает, что Израиль не имел ощущения сакральности сотворенного порядка, и считал его всего лишь объектом, который используется на благо человека. Есть мнение, что это служит библейским основанием научному, технологическому и потребительскому отношению ко всему остальному творению в целом. Подобное светское представление о природе не соответствует тому, что здесь подразумевается под отделением Бога от природы.[79]

Однако существует фундаментальное отличие между сакральным и божественным, когда мы говорим о творении (так же, как существует существенное отличие между святостью человеческой жизни и обожествлением какого–либо человеческого существа). Ветхий Завет постоянно говорит о творении в связи с Богом. Сотворенный порядок повинуется Богу, подчиняется его повелениям, возвещает его славу, пользуется поддержкой и заботой творца и служит его целям, включая обеспечение людей, или функционирует как инструмент Божьего суда над ними. Таким образом, существует сакральность всего сотворенного порядка, который мы призваны почитать, как об этом говорят законы, культ и пророчества Израиля. Но поклоняться природе в каком–либо ее проявлении — значит заменить творца творением. Это форма идолопоклонства, о чем Израиль постоянно получал предостережения (напр., Втор. 4, 14–20; ср. Иов 31, 26–28), и которое Павел связывает с восстанием, перечисляя трагические социальные пороки (Рим. 1, 25 и непосредственный контекст). Радикальный монотеизм Израиля, противопоставивший себя всем прочим богам природы (или в природе), не лишал саму природу связанной с Богом сакральности и значимости:

С этой перспективы радикального монотеизма в учении о сотворении не существует меньших божеств: солнца и луны (реакцией на поклонение которым было Быт. 1, 14–18), золотых тельцов или прочих идолов, священных рощ или древних деревьев, могущественных гор или вулканов, грозных животных или демонов, кесарей, фараонов или героев, даже Геи или Матери Земли. С этой точки зрения политеизм, анимизм, астрология, тотемизм и прочие формы поклонения природе — это не только идолопоклонство, но, как постоянно говорили пророки, суета и глупость (ср. Ис. 40, 12–28; 44, 9–20; 46, 1–11; Деян. 14, 15). Только один творец достоин поклонения… Тем не менее, хотя поклонения достоин только он, все создания Божьи достойны нравственного уважения в знак достоинства, переданного Богом и, по сути, как выражение поклонения Богу. Монотеистическое учение о сотворении не десакрализует природу. Природа все еще сакральна благодаря тому, что сотворена Богом, объявлена хорошей и помещена под исходное божественное владычество.[80]

Слава и хвала Бога

«Какова главная цель человека?» — так звучит первый вопрос Вестминстерского катехизиса. Ответ на него дается с величественной библейской простотой: «Главная цель человека — прославлять Бога и вечно радоваться в нем». Таким же библейски верным было бы и подобное утверждение в отношении всего творения.[81] Но даже постановка вопроса о цели творения может показаться странной, особенно для западного разума. Потому что цель или замысел предполагает разум, и разумность, в свою очередь, предполагает некое рациональное или личное существо. А мы давно согласились, что сможем обойтись без подобной личностной рациональности в нашем арсенале объяснений того, какова вселенная. Стивен Хокинг (Stephen Hocking) спрашивает: «Всех беспокоит, почему вообще появилась вселенная?» — и оставляет вопрос открытым, без какого–либо убедительного ответа.[82] «Почему существует нечто, а не ничто?» — вопрошает философ.

Почему? — самый главный вопрос, который задает ребенок уже в раннем возрасте, и на который все же нельзя ответить, исходя из структуры научного взгляда на вселенную. Наука, которая развилась в рамках канонов современности, в целом питает отвращение к телеологии, то есть к поиску целы вещей. Наука, в лучшем случае, работает в другом направлении, отыскивая причины и вопрошая о том, как все стало таким, каким оно есть. Мы двигаемся в исследовании все ближе к началу, к истокам и процессам всего, стремясь постичь великую цепь причинности. Но мы не осмелимся нащупать цель всего, или открыто заявить о том, что понимаем, для чего существует вселенная. В таком мировоззрении присутствует однобокость: оно блистательно открывает и поясняет, как все работает, но ничего не может сказать о том, почему все работает именно так или хотя бы почему это вообще существует. Но хуже всего то, что это мировоззрение утверждает, что любой ответ на последние вопросы будет неадекватен в свете научного знания. Это напоминает известную аналогию, как некто дает исчерпывающий и точный отчет о механизме часов, объясняет, как они работают, но отказывается высказать мнение, каково их предназначение, и насмехается над теми, кто склоняется к странной мысли, что они, на самом деле, были задуманы и изготовлены кем–то с целью сообщать время.

Те из нас, кто получил образование по канонам современной науки, уже не видят новшество и неестественность современного отвержения существования telos, или предназначения в мире, окружающем человека. Практически все когда–либо жившие люди и большинство людей, живущих в мире сегодня, чьи религиозные и культурные традиции противостоят секулярному влиянию западной культуры, верят, что природа характеризуется целеустремленным устройством и равновесием, имеющим глубокое нравственное и духовное значение[83] .

В Библии же телеологический взгляд на творение очевиден. Творение существует для славы и хвалы своего творца. Будучи сотворенными, мы также сопричастны этой цели: наша главная задача — прославлять Бога и получать от этого наслаждение, ведь это наслаждение в Боге. Но такая цель человеческой жизни не отделяет нас от всего творения. Скорее, мы разделяем с остальным творением эту цель — прославлять Бога. Единственное отличие в том, что мы должны прославлять своего творца по–своему, как приличествует нашему уникальному статусу единственного создания, сотворенного по образу Божьему.