Братья Берджесс - Элизабет Страут

Джим захлопнул ящик, взял газету и надел очки.

– Сам знаешь, что сарказм – оружие слабых, – заметил Боб, разглядывая кабинет.

Джим некоторое время смотрел в газету, потом поднял глаза на брата и произнес с расстановкой, еле заметно улыбаясь одними губами:

– Бобби Берджесс. Король глубоких изречений.

Боб снял рюкзак.

– Ты сегодня хуже обычного или всегда был такой скотиной? Я всерьез спрашиваю. – Он встал и пересел на низкий диван у стены. – Да, определенно хуже. Хелен уже заметила? Наверняка заметила.

Джим положил руки на подлокотники кресла, откинулся на спинку и стал смотреть в окно. Лицо его смягчилось.

– Хелен… – Он вздохнул, выпрямился, положил локти на стол. – Хелен считает, что с моей стороны глупо туда ехать. Глупо влезать в конфликт. Но я все хорошо обдумал и полагаю, что мне имеет смысл вмешаться. – Он посмотрел на Боба и заговорил с внезапной искренностью: – Понимаешь, меня ведь там по-прежнему знают. И вроде как любят. Я давно уехал и не имел с этим городом никакого дела. Самое время вернуться. Я вернусь и скажу: «Слушайте, народ, вы живете в штате, население которого стареет и беднеет, заводы и фабрики закрываются, от промышленности почти ничего не осталось». Скажу, что жизненные силы обществу придает новизна, и Ширли-Фоллс блестяще продемонстрировал свою открытость новизне, так держать. На самом-то деле, Боб, иммигранты им нужны. Молодежь уезжает из Мэна. Мы с тобой – прекрасный тому пример. На самом-то деле там все очень грустно. Я каждый день читаю в Интернете тамошнюю газету. Читал еще до того, как Зак вляпался в эту историю. И я могу сказать, что Мэн умирает. Он уже в коме. Молодежь уезжает в колледж и больше не возвращается. Неудивительно, там для них нет перспектив. А кто будет заботиться о белых стариках? Кто будет двигать экономику?

Боб откинулся на спинку дивана. С улицы далеко внизу слышалось завывание пожарной сирены и едва различимые гудки автомобилей.

– Я и не подозревал, что Мэн тебе по-прежнему дорог.

– Я его ненавижу.

Рев сирены стал громче и начал потихоньку удаляться. Боб рассматривал обстановку кабинета: комнатное растение с узкими листьями, рассыпающимися в разные стороны, как струи маленького фонтана, картину с крупными мазками синей и зеленой масляной краски. Он перевел взгляд на Джима.

– Ты каждый день читаешь тамошнюю газету. И давно?

– Давно. Особенно некрологи, они трогают мое сердце.

– Бог мой… Похоже, ты серьезно.

– Абсолютно серьезно. Что касается твоего вопроса, жить я буду в новой гостинице у реки. Если решишь не оставаться у Сьюзан, номер себе бронируй отдельно. Я не намерен делить комнату с полуночником.

Боб посмотрел на соседнее здание, где на террасе росли деревья. В их золотых кронах уже виднелись голые ветви.

– Надо будет привезти сюда Зака. Наверняка он никогда не видел, чтобы деревья росли на крышах.

– Можешь делать с Заком все, что тебе заблагорассудится. Для меня новость, что ты вообще с ним словом перекинулся.

– Погоди, вот увидишь его. Он такой… не знаю… Как без вести пропавший.

– Жду не дождусь, – сказал Джим. – И да, это сарказм.

Боб кивнул и сложил руки на коленях, терпеливо ожидая. Джим откинулся в кресле и сообщил:

– Больше всего сомалийцев в нашей стране живет в Миннеаполисе. В уборных тамошнего муниципального колледжа вечно грязища из-за того, что мусульмане моют ноги перед молитвой. Так вот, администрация приняла решение установить специальные раковины. Конечно, некоторые белые не в восторге, но в целом народ в Миннесоте вполне дружелюбный. Видимо, именно поэтому сомалийцев там так много. Я считаю, что это очень любопытно.

– Любопытно, – согласился Боб. – Я несколько раз созванивался с Маргарет Эставер, она этим тоже интересуется.

– Ты с ней говорил? – удивился Джим.

– Она мне нравится. С ней как-то очень спокойно. Короче говоря, похоже…

– Ты можешь без «короче»? – Джим выпрямился и замахал рукой. – Это дурацкое словечко тебя попросту унижает! Ты сразу как будто деревенщина!

Боб почувствовал, как у него загораются щеки. Он долго молчал, прежде чем продолжить.

– Похоже, – сказал он тихо, глядя на свои руки, – самая большая проблема заключается в том, что большинство сомалийцев в городе совсем не говорят по-английски. Те же немногие, кто знает язык, вынуждены работать посредниками между городом и своими соотечественниками. И эти немногие не обязательно являются старейшинами, а именно старейшины у них принимают все решения. К тому же существует большая разница между этническими сомалийцами, для которых большое значение имеет принадлежность к тому или иному клану, и банту, которые начали появляться в Ширли-Фоллс совсем недавно. В Сомали их считают людьми второго сорта. Так что не думай, что они там все друзья неразлейвода.

– Ты бы себя слышал, – перебил Джим.

– И я согласен с тем, что Мэну они нужны. Но эти иммигранты – кстати, они вторичные мигранты, изначально они прибыли в другое место и потом переехали, утратив право на государственную поддержку, – так вот, эти мигранты не хотят устраиваться на работу, связанную с продуктами питания. Им нельзя прикасаться к алкоголю, свинине и всему, в чем есть желатин. Возможно, еще и к табаку. Продавщица в магазине, у которой я купил сигареты и бутылку вина, наверняка сомалийка. Я не сразу догадался, она была с непокрытой головой. Она не стала класть мои покупки в пакет, а сунула его мне с таким видом, будто ей предложили до говна дотронуться. Сомалийцам довольно сложно найти работу, пока они хоть немного не подучат английский. Многие неграмотны. Представь, письменность у них появилась в тысяча девятьсот семьдесят втором году. Уму непостижимо.

– Может, хватит? У меня уши вянут. Ну что ты сыплешь мне этими разрозненными фактами? Как будто в Ширли-Фоллс вообще есть работа. Обычно мигранты едут туда, где работа есть.

– Я думаю, сомалийцы едут туда, где безопасно. А факты я сообщаю для твоей речи. Эти люди многое пережили, о чем тебе неплохо бы знать, даже если завянут уши. Они пережили много горя в Сомали, а потом ждали своей участи в лагерях беженцев. Просто имей это в виду.

– Что еще?

– Ты сам сказал, что хватит.

– А теперь говорю, что не хватит. – Джим поднял глаза к потолку, как будто изо всех сил старался побороть раздражение. – Надеюсь, сведения из достоверных источников. Я давно не выступал и не хочу ударить в грязь лицом. Может, ты и не в курсе, но я не из тех, кто может себе это позволить.

– В таком случае тебе стоит знать: многие горожане уверены, что государство бесплатно выдает сомалийцам машины. Это неправда. У сомалийцев считается невежливым смотреть людям прямо в глаза. Поэтому горожане – и наша сестра яркий тому пример – считают их высокомерными и скрытными. У сомалийцев распространен бартер, местным людям это не нравится. Местные хотят, чтобы сомалийцы были им благодарны, а сомалийцы не особо спешат благодарность демонстрировать. Конечно же, случались конфликты в школах. Проблемы с уроками физкультуры. Девочки отказываются переодеваться, им нельзя появляться на людях в шортах. Но со всем этим как-то справляются. Комитеты всякие создают.

Джим вскинул руки.

– Сделай милость, пришли мне информацию в письменной форме. Выдержки в сжатом виде. Я придумаю, что бы такого примирительного сказать. А теперь уходи. Мне работать надо.

– И что же за срочные дела? – Боб еще раз обвел глазами кабинет и наконец встал. – Ты вроде говорил, что тебя эта работа достала. Когда же?.. Год назад? Запамятовал. – Он надел лямку рюкзака на плечо. – А еще ты говорил, что не был в суде четыре года. Все твои крупные дела решаются мировым соглашением сторон. Вряд ли это идет тебе на пользу, Джимми.

Джим оторвался от газеты и внимательно посмотрел на него.

– А с чего ты взял, что ты вообще хоть что-то о жизни знаешь? – спросил он.

Боб обернулся в дверях.

– Я лишь повторяю твои слова. И я думаю, что у тебя талант к судебной работе, и тебе следует его использовать. Хотя что я о жизни знаю…

– Ничего. – Джим бросил ручку на стол. – Ты ничего не знаешь о том, как жить среди нормальных взрослых людей, а не в студенческой общаге. Ты не знаешь, сколько стоит учить детей в частных школах с самых младших классов и по меньшей мере до колледжа. Не знаешь, сколько нужно, чтобы платить садовнику и домработнице, сколько нужно, чтобы содержать жену… Да ничего ты не знаешь, кретин. Все, я работаю. Иди отсюда.

Боб помедлил и поднял руку.

– Иду-иду. Гляди, уже ушел.

8

Дни в Ширли-Фоллс стали короткими. Когда выглядывало солнце, оно не поднималось высоко над горизонтом, а когда городок одеялом накрывали тучи, то к обеду уже наступали сумерки, а к вечеру – непроглядная тьма. Большинство горожан жили в Ширли-Фоллс с самого рождения, они привыкли к темноте в холодное время года. Но это не значит, что она им нравилась. На нее привычно сетовали, встречая соседей в супермаркете или на почте, а затем, как правило, упоминали о приближающейся череде праздников. Кто-то им радовался, кто-то нет. Цены на топливо росли, а праздники требовали расходов.