Итоги № 40 (2013) - Итоги Итоги

Дмитрий Белявский не верит в возможность принудительного внедрения «черных ходов» в алгоритмы шифрования в открытом софте типа OpenSSL или GnuTLS. Однако напоминает, что сами эти алгоритмы Шнайер тоже считает надежными, хотя стандарты NIST на их базовую математику эллиптических кривых вызывают сомнения — никто не знает, откуда взялись начальные параметры некоторых кривых и не умеет ли АНБ использовать их в своих целях. «Наверное, на волне интереса к безопасности информационного взаимодействия компании из сферы IT-секьюрити смогут дополнительно заработать денег»,— резюмирует Сергей Кирюшкин, советник гендиректора компании «Газинформсервис». Но вот вопрос: как справится обычный пользователь с комплектом рекомендуемого Шнайером защитного ПО? Ведь сам Брюс признается, что далеко не всегда следует собственным советам, поскольку удобство часто перевешивает профессиональную осторожность. Другое дело, что далеко не все обыватели поддерживают алармизм Шнайера.

Действительно, разве плохо, что в США не было с 2001 года инцидентов масштабов «11 сентября»? «Если на одной чаше весов — риск того, что кто-то прочтет мою переписку, а на другой — шанс поймать террориста, спасти сотни или тысячи жизней, я за меры, которые помогают снизить угрозу терроризма», — считает Сергей Потанин, начальник Центра информационной безопасности банка «Союз». Правда, в предложениях Шнайера просматривается еще одна идея, близкая многим обывателям, — создание глобального безопасного Интернета.

За мир во всем мире

Концепция доверенной среды — важный постулат теории информационной безопасности. Вопрос в том, можно ли реально сделать ее всемирной? Господин Шнайер сводит проблему доверия — случайно или намеренно — к аппаратной и программной платформам, к каналам передачи информации. А она на самом деле гораздо шире, подчеркивает Сергей Вихорев: «Для того чтобы среда была доверенной, надо обеспечить доверие ко всему, что ее формирует: к окружению и субъектам, правилам функционирования». А это значит, что не должно быть загадок, что за ПО записано в BIOS вашего компьютера или закрытой области процессора. «Разговоры о создании Интернета-2, то есть защищенной Сети, идут давно,— напоминает эксперт. — Однако пока не будет принято политическое решение и страны не научатся не только вводить какие-то правила, но и строго их выполнять, все останется на уровне разговоров».

Кстати, уж полтора десятка лет тому, как на свет божий появился руководящий документ ФСТЭК России (тогда Гостехкомиссии России) о контроле за отсутствием недекларированных возможностей в ПО, а организации, в том числе государственные, продолжают закупать зарубежное оборудование и ПО, закрывая глаза на опасность получить закладку. Путешествие по Сети сегодня сродни плаванию в нейтральных водах, где у каждой страны есть свои правила. «Однако же суда ходят! — подчеркивает Сергей Вихорев. — И с нарушениями безопасности (читай — пиратством) борются! Где надо, информацией обмениваются, а где надо, ее скрывают. Правда, для того чтобы все оказалось так, пришлось создать международное морское право». Но с правовой точки зрения единый защищенный Интернет — это непаханая целина.

Вассал моего вассала

Николай Федотов подметил интересный парадокс: «Интернет концентрирует в себе самые передовые технические идеи. Но при этом в гуманитарном отношении Сеть — это самая отсталая часть современной цивилизации, где-то на уровне Средневековья». В чем это выражается? Пожалуйста: дикие сетевые «племена», живущие без малейшей оглядки как на национальное, так и международное законодательство. Вольные города и самозваные вожди. Кровная месть и право первой ночи. Вассальная зависимость и идеократия. Именно на этом в виртуале сегодня делаются яркие биографии и большие деньги. Вопрос в том, какая модель управления придет на смену племенному реликту. Но на этот вопрос нет однозначного ответа. Есть лишь возможные варианты.

Скажем, в американской модели провайдер не отвечает за действия пользователя, но расплачивается за это обязанностью предоставлять при определенных условиях информацию о нем. В китайской модели, наоборот, провайдер полностью в ответе за действия своих пользователей, но вместе с ответственностью провайдер получает довольно широкие полномочия по контролю за юзером. А вот российской модели пока вообще не существует — ее только предстоит создать. И до тех пор принятие любого закона относительно Рунета будет подобно русскому бунту, бессмысленному и беспощадному, поскольку нет исходных постулатов, с которыми согласны все стороны.

А раз нет четкого представления о том, по каким правилам должны строиться общественные отношения в Сети, невозможно понять, что это за «интересы Интернета», на которые постоянно ссылается Брюс Шнайер в своих писаниях. Как нет единого понятия «люди в Интернете», так нет единого интереса для всех пользователей. Есть интересы законопослушных граждан своих стран, а есть интересы мошенников и злоумышленников. Есть интересы бизнеса, гражданского общества, власти. «Каждый субъект, преследуя свои интересы, создает проблемы другим, — замечает Николай Федотов. — Это означает, что надо согласовывать и балансировать, а не изгонять и ограждать». Вывод простой: мы находимся в задних рядах массовки на той сцене, где создается новый Интернет. На той площадке, где США в лице Брюса Шнайера уже начали продвижение своих моделей функционирования единого глобального Интернета нового поколения и соответствующих инфраструктурных продуктов по всему миру. Самое обидное, что у этой части массовки не наблюдается никакого стремления выбиться на первые роли. «В России имеются своя сильная криптографическая школа и свои криптографические стандарты, — подчеркивает Дмитрий Белявский. — Их реализации проверяются отечественными сертифицирующими органами, и можно полагать, что при их использовании зарубежные закладки не встретятся. Другое дело, что российские алгоритмы недоступны по умолчанию ни в Windows, ни в открытых системах, нужно устанавливать дополнительное ПО, а кому этого хочется? Простого решения тут нет, но построить систему, свободную от закладок на уровне ПО, вполне возможно». Почему это не делается? Такова загадочная инновационная душа современной России: доверять зарубежным поставщикам больше, чем своим, и благодушно наблюдать, как Брюс Шнайер обрабатывает ее граждан, взращивая ненависть к государству.

Пора бы нашей стране осознать, что есть серьезнейшие вещи, в которые никогда не станут посвящать наших чиновников на симпозиумах в Кремниевой долине. Например, тому, как эффективно продвигать собственные технологии криптозащиты на внутреннем и внешнем рынке, грамотно организовывать частно-государственное финансирование. Как раз об этом пишет Шнайер. Да еще о передовом опыте разработок двойного назначения. Никто ведь из специалистов не сомневается, что новые удобные приложения для маскировки в Сети, о которых, в частности, говорит Шнайер, будут собирать разведывательную информацию, а также ловить на живца тех, кто стремится тайно обделывать делишки. Может, отправить на стажировку к старине Брюсу несколько наших студентов-отличников? Глядишь, эти декабристы разбудят Герцена...

Иван, помнящий родство / Искусство и культура / Искусство

Иван, помнящий родство

/  Искусство и культура /  Искусство

О режиссере и драматурге Иване Вырыпаеве рассказывает режиссер Виктор Рыжаков

Про Ивана уже столько рассказано историй, что вряд ли можно что-то добавить к общей громоздкой картине, еще более закрывающей его, всегда ускользающего и непредсказуемого для появления в новом обличье странника. Претендовать на знание этого человека — то же самое, что говорить о понимании устройства Вселенной и сотворения мира. Пожалуй, и мне не удастся зафиксировать какое-либо знание об этом совершенно неудобном для каких-либо характеристик человеке. Но вот о его текстах и нашем бесконечно продолжающемся диалоге можно отважиться. «…Черные тучи закрыли небо. Черная ночь. Гром и молния. Адский ливень…» — с этих строк начинается театральное представление внутри, пожалуй, самой удивительной пьесы Ивана «Бытие № 2». Автор создает свою особенную, неповторимую реальность, в которой и будут звучать главные вопросы, волнующие и захватывающие дух. Эти вопросы появились в его текстах задолго до написания «Бытия…» и продолжают пронизывать все его творчество. Какую бы мистификацию с новым вымышленным пространством ни предлагал автор, всюду проявится его коварно-ироничный и одновременно открытый диалог с сегодняшним миром — о Боге, о страхе, о свободе, о человеке. Противоречие и несовершенство мира как будто становится обязательным качеством всех его героев и, конечно же, прежде всего самого автора. Иван так живет. Его пьесы и его реальность — один непрекращающийся путь к чему-то самому главному, к чему-то, что спрятано от обычного человеческого знания. Его неожиданное и безоглядное увлечение другой культурой, или религией, или философией, или яркой человеческой личностью, кажется, может сбить с толку любого наблюдателя. Однако за всем этим кроется необъяснимое и даже дерзкое соревнование с кем-то невидимым, но и обязательно с самим собой в способности разобраться во всех несовершенствах этого мира. Иногда кажется, что все, теперь-то уж Иван что-то серьезное для себя открыл и наконец-то определился в своем дальнейшем пути. Но нет! Завтра его невероятная актерская натура рядится в новые, ни для кого не привычные одежды. Он вновь упоенно устремлен в какой-то другой мир, к какой-то только ему видимой цели и уж точно бескомпромиссен в выборе своего «нового». Мы общаемся и видимся теперь не так часто, как в прежние годы, когда мне казалось, что лучшего актера и партнера в своих театральных творческих мытарствах мне не нужно, да и не найти. Но наш какой-то особенный и важный диалог, начатый когда-то на репетициях пьесы Жана Кокто в театре далекой Камчатки, кажется, не прерывается никогда. И наши редкие встречи нужны мне лишь для того, чтобы убедиться, что он по-прежнему в игре и не собирается сдаваться. Мои бесчисленные вопросы сразу оказываются нелепыми или уж совсем глупо сформулированными. Хочется больше слушать и молчать. Но цель достигнута, мне достаточно этого короткого свидания. Дальше мое общение принимает форму взаимодействия с его текстами. Пьесы Ивана живут своей отдельной магически-притягательной жизнью, как будто в них есть что-то еще, кроме самого текста. Их можно услышать! Это и есть мое достояние. Здесь мне открывается возможность, не стесняясь самого себя, вести бесконечный диалог с миром и собой неизвестным. Что это? Не знаю. Но герои его литературных фантазий настолько близки и дороги мне, что хочется продлить их жизнь в театральном пространстве своего вымышленного театрика. Когда-то мы вместе мечтали об открытии собственного театра — «Театра Чудес». Но «время летит неумолимой стрелой»… И, может, именно так этот театр и должен существовать?! Театр — который невозможно найти.