Ты всё ещё моя - Елена Тодорова

никто не знает. Но именно он сделал ее персоной нон грата.

От шока я даже упускаю то, как Лия называет Артема моим. Я просто не представляю ситуации, в которой он способен оскорбить девушку.

«Ты же уже сосала мой член, охотно глотала мою сперму и была от этого, блядь, счастлива…»

Кроме меня, конечно. Или он теперь со всеми такой?

– Ты как будто расстроилась, – замечает Лия. – Из-за Протасовой?

Пожимаю плечами, толком не зная, что сказать, когда нет четкого понимания своих же чувств.

– Немного. Жаль ее.

– Ой, ладно тебе. Наверняка она сделала что-то отличительно гадкое. Иначе Чарушин бы не сорвался. Он же воспитанный! – акцентирует, закатывая глаза.

Не хочу очернять его и говорить, что вся его воспитанность, похоже, в прошлом. Поэтому, делая вид, что мне совсем безразлична эта тема, лишь снова пожимаю плечами. И на этом все.

Но в голове, конечно, кручу. Рисую различные картинки происходящего между Артемом и Викой. Незаметно вскипаю.

– Ребят, давайте, за стол, – окликает всех Сонька. Она, похоже, в любом месте и в любой компании чувствует себя центром Вселенной. – Пицца остывает!

Улыбаюсь той гордости, что меня за нее распирает. Поднимаюсь следом за Лией. Но и шага ступить не успеваю, как открывается дверь, и в гостиную, словно волна горячего и мощного ветра, врывается Чарушин.

– Ну, наконец-то! – восклицает кто-то из парней.

– Всем привет, – бросает Артем быстро.

Пока ребята нестройным хором отвечают, таким взглядом меня заливает, что кажется, платье начинает плавиться. Впрочем, так же быстро этот процесс прекращается – примораживает Чарушин злостью.

– Что вы тут расселись, как старперы? – выдает он вроде как весело, обращаясь к своим друзьям. – Вставайте! Погнали к морю!

– Бля, Чара… Ты не можешь нормально прийти…

– Давайте, давайте… На пенсии насидитесь!

Больше не смотрит на меня. И кажется в этот момент точно таким же, как раньше – свободным, беззаботным, счастливым.

– А как же пицца? – беспокоится Соня.

– А что пицца? С собой забираем, – заявляет Артем. – У меня в багажнике как раз ящик холодного пива.

– Я без купальника!

– Мы все без купальников!

– Пофиг, пляшем! – подрывается из-за стола Шатохин.

А за ним и вся толпа срывается. И как-то так быстро все высыпают на улицу, я и опомниться не успеваю. Пока нахожу свой телефон и сумку, в доме остаемся только мы с Чарушиным.

– В мою машину садись, – выписывает очередной приказ, когда я пытаюсь пройти мимо него в прихожую.

– Почему это? – огрызаюсь машинально.

– Потому.

15

Хочу с тобой...

© Лиза Богданова

В дороге Чарушин молчит. Не понимаю, зачем ему понадобилось, чтобы я ехала в его машине, если он делает вид, что меня нет. Может, надо было отказаться? А может, это какая-то проверка? Может, я должна начать разговор? Да, наверное. Но… Как? Мне на ум ничего не приходит. А даже если бы и пришло, я так волнуюсь, что без дрожи в голосе больше двух слов не выговорю.

Раньше Артем всегда выступал инициатором. В любой ситуации. И мне это очень нравилось. Только на нем наши отношения и держались. А сейчас… Все это ему больше не нужно.

Отчего-то и посмотреть на него боюсь. Робко вожу взглядом по панели автомобиля – зацепиться не за что. Пока, наконец, не решаюсь, взять в фокус сжимающие руль руки. Вот на них надолго подвисаю. Удивляюсь тому факту, что даже его ладони кажутся мне родными.

Глубоко и чересчур громко вдыхаю. Веду взглядом дальше. Сердце грудь распирает, когда стопорюсь на лице Чарушина.

Молчаливый. Суровый. Пугающий. И все равно безумно красивый.

«Ты все еще моя…»

В моем рту так сухо, что и сглотнуть не получается. А в горле ведь собрался ком. Кажется, еще немного, и полностью дыхание мне перекроет. Именно поэтому я с этой функцией ускоряюсь – пытаюсь надышаться и захватить какой-то запас. И плевать на то, что процесс становится слышимым. Сейчас мое волнение не ощущается чем-то постыдным.

– Ты не звонил… – начинаю несмело.

Оставляю фразу оборванной, в надежде, что Артем продолжит.

И он продолжает. Только совсем не так, как мне бы хотелось.

– А должен был? – выдает таким тоном, будто ему и говорить со мной лень.

Взглядом же, который неожиданно на меня направляет, буквально припечатывает.

– Не то чтобы должен… – не знаю, где нахожу силы, чтобы выражать дальше свои мысли. – Но я ждала.

Чарушин резко стискивает челюсти. Сглатывает – улавливаю дерганое движение кадыка. Поджимая губы, яростно втягивает носом воздух. Шумно выдыхает, уже глядя на дорогу.

Меня разбивает дрожь, а следом за ней разливается острый жар. Ведь я успела уловить в его глазах мощнейшую вспышку эмоций.

Что это было?

– Не стоило, – высекает Чарушин жестко.

– Почему? – выпаливаю почти сразу за ним.

На этот раз он не отвечает. Только таким взглядом пронизывает, что мне приходится малодушно опустить веки.

Пытаюсь отдышаться. Но не потому, что рассчитываю подавить какие-то реакции. Артем их в любом случае все считывает.

Пусть видит. Пусть знает. Пусть понимает.

А я стараюсь совладать с собой только для того, чтобы иметь силы продолжить разговор.

– Так ты был занят? Почти неделя прошла.

Смотрю на него и замечаю блеснувшее в глазах удивление. Однако пару секунд спустя он его, конечно же, топит раздражением.

– И что? – голос становится ниже, прорезаются хриплые будоражащие меня нотки.

– Я думала, мы начнем как-то общаться… – тарахчу, практически не дыша.

– Общаться мы не будем, – и снова от