Шарлотта Корде - Елена Морозова

К концу этого начавшегося радостно, а завершавшегося в напряженном молчании обеда случилось еще одно событие, позволяющее в какой-то мере понять характер Шарлотты. С улицы, где уже властвовали сумерки, в комнату ворвались шумные выкрики: «Да здравствует нация!», «Да здравствует наш конституционный епископ!» За окном замелькали факелы, раздался топот, цокот копыт по брусчатке и скрип колес: конституционный епископ Кальвадоса Клод Фоше въехал в город и под восторженные крики толпы проследовал к себе в резиденцию. Бывший проповедник короля, проникшийся революционными идеями, Фоше, о котором говорили, что он с саблей наголо принимал участие в штурме Бастилии, одним из первых присягнул Конституции духовенства и получил место епископа Кальвадоса, вытеснив бывшего епископа, отказавшегося принять присягу. Талантливый оратор, соединявший в своих проповедях революционную риторику со словом Божьим, он основал в городе Социальный кружок и издавал газету «Буш де фер» {La Bouche defer). Основной мишенью своих грозных речей Фоше сделал неприсягнувших священников. Внимая слову воинственного пастыря, революционно настроенные овечки шли громить дома неприсягнувших, и нередко столкновения оканчивались трагически. Именно такая разгоряченная толпа едва не прикончила дядю мадемуазель Корде, Шарля Амедея, отказавшегося принимать присягу. Шарлотта считала Фоше безнравственным и беспринципным, однако многие достойные люди уважали его и даже восхищались им.

Отношения Шарлотты с религией всегда были очень личными; ее республиканский стоицизм являлся для нее своего рода верой. Период пассионарного служения Богу остался в монастырском прошлом. В Кане она сопровождала тетушку в церковь; подняв взор к куполу, она смотрела на резные замковые камни, на великолепные витражи готических окон и быстро переставала понимать, отчего у нее кружится голова — от буйства каменных узоров или от мыслей, посещавших ее под церковными сводами. Не будучи ревностной прихожанкой, она тем не менее презирала и ненавидела присягнувших священников — возможно, потому, что свобода совести у нее всегда была неотделима от гражданской свободы. И, возможно, потому, что мы обычно сочувствуем преследуемым, а великодушное сердце Шарлотты возмущал даже призрак несправедливости. Ходил слух, что незадолго до отъезда в Париж она ездила в Мениль-Имбер, чтобы тайно причаститься у тамошнего неприсягнувшего кюре… Пока Шарлотта вынашивала намерение принять постриг, христианка брала верх над римлянкой, но когда монастырь закрыли, и она лицом к лицу столкнулась с бурлящей революционной повседневностью, она стала черпать силы и искать прибежище не в церкви, а в античных республиках.

Увидев на улице ликующую толпу, молодые люди подбежали к окну, и Шарль де Турнели во весь голос закричал: «Да здравствует король!» Из-за шума его не услышали, и он, распахнув окно, собрался повторить выходку, но тут Шарлотта, схватив его за руку, спешно увела его в глубь комнаты. «Неужели вы не боитесь, что ваше проявление чувств навлечет неприятности на ваших близких? К чему такая бравада?» — укорила она его. «Но, послушайте, мадемуазель, — ответил ей молодой человек, — разве не вы только что оскорбили чувства вашего отца, вашего брата, всех здесь присутствующих, отказавшись присоединиться к здравице в честь нашего короля, чье имя дорого сердцу каждого истинного француза?» — «Мой отказ, — ответила Шарлотта, — мог повредить мне одной, а вы без всякой определенной цели только что рисковали жизнью не только собственной, но и всех, кто вас окружает».

Арманда Луайе вместе с семьей уехала в Руан, договорившись с Шарлоттой часто писать друг другу. В своих воспоминаниях мадам де Маромм утверждала, что получила от Шарлотты больше дюжины писем, из которых, к сожалению, сохранилось только два, случайно положенных в отдельную шкатулку. Ибо после сообщения об убийстве Марата некой девицей «Корде де Сент-Арман», как сначала назвали Шарлотту газеты, мать Арманды вытащила из тайника письма подруги дочери и уничтожила их. По свидетельству Арманды, в уничтоженных письмах звучали печаль, сожаления о бесполезности жизни и разочарование ходом революции. Возможно, горечь мадемуазель Корде усугублялась еще и тем, что эмиграция постепенно забирала молодых людей, среди которых она смогла бы отыскать себе друга сердца. «Снедаемая потребностью любить, внушая и чувствуя иногда самые первые симптомы любви, она вследствие осторожности, зависимости и бедности всегда удерживалась от окончательного признания; она разрывала свое сердце, чтобы уничтожить узы, которые смогли бы связать ее. Ее любовь, отвергнутая таким образом рассудком и судьбой, изменила не свойство свое, а идеал. Она превратилась в смутную, но горячую преданность мечте об общем благе. Ее сердце было слишком обширно для того, чтобы вмещать в себя только одно личное счастье. Она хотела вместить в нем счастье целого народа. Страсть, которую она питала бы к одному человеку, она перенесла на отечество», — писал о Шарлотте Корде Ламартин.

Но революционное отечество проявляло не слишком много интереса к прекрасной половине своих граждан. Провозглашая всеобщее равенство, революционные законодатели имели в виду равенство мужчин и оставляли за бортом новых законов женщин. «Естественные права», о которых так много говорили философы XVIII столетия, оказывались присущими только мужчинам. О праве женщин участвовать в голосовании даже речи не шло. Хрупкие, подверженные постоянным недомоганиям, склонные к нервическим припадкам — разве можно допускать такие создания к выборам? Только Кондорсе пытался доказать гражданам, а главное, депутатам, что женщины достойны выступать на равных на политической арене, но голос его не был услышан. Единственным правом, полученным женщиной от революции, стало право на развод. Не желая мириться с таким положением, революционно настроенные гражданки объединялись в клубы республиканок, приносили клятвы не брать в мужья аристократов и, стремясь превзойти мужчин в гражданских добродетелях, требовали права вступать в армию наравне с мужчинами. Но власти, быстро спохватившись, вернули женщин на кухню, а Шометт, взявший себе звучное греческое имя «Анаксагор», подвел итог боевым устремлениям амазонок, заявив, что Жанна д'Арк была необходима только во времена Карла VII.

Огюстен Леклерк, управляющий, секретарь и казначей мадам де Бретвиль, пытался претендовать на роль наставника Шарлотты. Будучи в курсе новых веяний, он давал девушке читать Руссо и Вольтера, рассказывал о последних событиях во Франции и Нормандии, приносил газеты и, говорят, даже выдавал ей деньги на благотворительность. Правда, злые языки шептались, что повышенное внимание к мадемуазель Корде Леклерк проявлял прежде всего потому, что подозревал в ней конкурентку, претендующую на ключ от кассы тетки. Но Шарлотта никогда не поддавалась никакому влиянию; собственно, она даже не замечала, что на нее пытаются повлиять.