Мироповорот - Петр Хомяков

Вот так по рекомендации нескольких молодых людей в команде Чугунова появился доцент политологии Локтионов. Мужчина около сорока лет. Он оказался грамотным умелым доверенным лицом и многим помог Чугунову в его отношениях с бюрократизированной выборной машиной.

Чуть выше среднего роста, среднего телосложения, спокойный, немногословный, деловой и подтянутый. Надежный и, судя по всему, хороший человек, он, те не менее, ни чем особым не выделялся. Ни внешностью, ни манерами, ни блеском особой эрудиции. Единственной яркой чертой его внешности были большие чуть навыкате, выразительные голубые глаза. В которых иногда читалась беспричинная тоска и боль.

Позже Чугунов узнал, что Василий был националистом со стажем. Участвовал в защите Белого дома в 1993 году. Позже в меру своих возможностей помогал активистам Русского движения из студенческой среды.

Что-то толкнуло Чугунова постараться сблизиться с Василием. Впрочем, у него сложились великолепные отношения со всей командой, которая работала на него во время выборной кампании. Так что завязывание неких контактов с Локтионовым не выделялось особо из общей атмосферы его общения с соратниками в те дни.

С началом деятельности Союза русских инженеров Чугунов привлек Василия к работе в аппарате этой организации. При всем блеске общества молодых русских технократов с националистическими убеждениями, найти среди них людей, способных к организационно-технической работе не столь легко. Так что Локтионов был настоящей находкой. Василий вновь зарекомендовал себя как надежный ответственный сотрудник, кроме того, полностью разделяющий взгляды Чугунова на перспективы страны и нации.

И их общение стало еще более тесным. Но при этом Локтионов оставался все же несколько замкнутым. Единственное, что Чугунов узнал о нем нового, было его увлечение авиацией в молодости. Василий даже поначалу учился в МАИ. А потом в силу каких-то причин переквалифицировался в политологи.

Да…, довольно резкая смена жизненной линии. Не совсем понятная. Гораздо более понятной стала другая странность Локтионова. Он оказался несколько болезненным человеком. Но мужская гордость заставляла его всячески скрывать свои недуги, связанные с некой травмой, полученной в молодости.

Такая замкнутость в большей части случаев не способствует установлению полного доверия. Однако, начиная проект создания неоязыческой конфессии, Чугунов не нашел под рукой лучшего сотрудника, который мог бы взять на себя организационную и «штабную» работу.

Как оказалось в дальнейшем, профессор не ошибся.

Петр и Василий ехали в загородный дом Чугунова, чтобы обсудить с Юрой и Зигфридом, которые должны были подъехать попозже, план дальнейших действий.

Выезжали днем. Чугунов был за рулем своей новой машины. Когда проехали немного, Василий спросил:

– Петрович, а зачем надо куда-то ехать, чтобы поговорить? Что в офисе было нельзя? Или деятельность Союза русских инженеров не совместима со становлением неоязыческой конфессии?

– Офис слушается. – Петр посвятил Василия почти во все, не упоминая только, откуда деньги, и как получено предупреждение.

Василий надолго замолчал. В своей обычной манере, уйдя в себя. В конце концов, в данной роли он был подчиненным Петра, и если тот считал, что надо что-то сделать на выезде, то так тому и быть. Скорее всего, он поверил Чугунову, однако тому трудно было понять, как Василий отнесся к его словам.

Долгая езда в машине невольно сближает людей. Тем более, когда дорога пустынна, а за окном идет мокрый снег с дождем. Вечерело. Чугунов включил фары. Василий достал из своей спортивной сумки бутылку пива.

– Не возражаешь, Петрович, если я выпью.

– Почему я должен возражать?

– Ну, некоторым неприятно, когда они работают, а другие при этом расслабляются.

– Я не испытываю таких чувств в отношении сотрудников и соратников.

– Да, в отношении всех подчиненных ты слывешь удивительным либералом.

Чугунов рассмеялся.

– Знаешь, когда я служил в армии, то самой страшной угрозой для моих подчиненных была угроза: «Я с тобой больше дежурить не буду». В мою смену стояла очередь желающих дежурить со мной.

– В это легко поверить.

Они стали вспоминать выборную кампанию и все события, связанные с их знакомством год назад.

– Да, лихо закрутились события, – сказал Чугунов.

– Это ты их закрутил, Петрович, – заметил Василий.

– Не я, Василич, не я. Судьба, Боги… Короче, нечто, что выше нас. А называть это можешь, как хочешь.

Они поговорили о неоязыческом проекте. О новом облике русского национализма, связанного с массовым приходом в национальное движение молодых технарей.

Разговор невольно свернул на тему национальной революции. Совсем стемнело. Они подъезжали к окраине городка, которую Чугунов называл «своей деревней».

Неожиданно для Василия, Чугунов свернул с трассы.

– Насколько я понимаю, поворачивать еще рановато.

Чугунов однажды объяснял Локтионову, как до него добираться.

– Знаешь, дружище, там впереди обычно стоят менты. Сейчас они мне по барабану. Но, знаешь, есть желание уже начинать приучать себя не расслабляться, а предчувствовать места возможных перехватов. Так что объедем-ка мы это место по проулкам.

Василий рассмеялся.

– Ну, ты и конспиратор.

– Нет, не конспиратор. Я только учусь, – рассмеялся в ответ Чугунов.

Дорога слегка поднималась в гору. Она шла вдоль стен старого монастыря, который оставался справа. Слева были старые дома, предназначенные под снос с заросшими деревьями и густыми кустарниками заброшенными дворами. Одинокий фонарь у монастырской калитки едва освещал местность.

В свете фар мелькнула канава, пересекающая дорогу. Было не видно, это небольшая выемка, или приличная яма. Чугунов затормозил, и, не выключая мотора и фар, вышел осмотреть препятствие.

Почти автоматически он взял саперную лопатку, которую всегда возил с собой.

Он не успел сделать и двух шагов, когда услышал сзади:

– Эй, мужик, часиками и мобильничком не поделишься. А может у тебя и денежки лишние есть?

Чугунов был в темно-серых брюках, черных демисезонных сапогах, черной кожаной куртке и темно-серой шапке. Машина тоже была темного цвета. На этом фоне была совершенно не видна саперная лопата в его руках, ручка которой тоже была темной.

Не говоря не слова, Чугунов сделал шаг навстречу смутно видневшейся фигуре, надвигавшегося на него человека.

Когда-то он участвовал в одном исследовательском проекте вместе с антропологами и биомеханиками. Ему очень понравился шутливый афоризм, обоснованный, тем не менее, вполне академично: «Удар сверху вниз сделал обезьяну человекообразной, удар снизу, сделал из нее человека».

Впрочем, до сей поры большинство людей опасается именно удара сверху. Полагают, что наибольшая угроза исходить от замахивающегося чем-то противника. Человека с опущенными руками опасаются гораздо меньше.

Чугунов сблизился с любителем чужих часов, мобильников и денег и ударил его острой лопаткой, как неким холодным оружием, снизу вверх, целя в левую глазницу. Удар был совершенно неожиданным. Лопатка немного порезала веко и рассекла бровь. Кровь хлынула из рассеченной брови, заливая глаза нападавшему.

От крови, потери ориентировки и боли, нападавший отшатнулся. И на миг потерял Чугунова из виду. Между тем, лопатка пройдя по векам и бровям продолжала свой путь вверх. И теперь Чугунов стоял с поднятым над головой своего противника орудием. Он немного повернул лопатку, и косо ударил нападавшего по переносице.

Вообще-то таким ударом можно было и убить. Но Чугунов об этом не особо задумывался. Тем более, что «Убийцу укокошить можно смело, а вора обобрать – святое дело».

Все это заняло несколько секунд. Любитель чужого личного имущества, шатаясь и зажимая лицо, пятился назад, не думая уже ни о чем, кроме своей боли и крови.

– У, с-с-су-ука! Из-за его спины к Чугунову бросился еще один. В тусклом неверном свете, Чугунов заметил нож в его руке. Но лопатка была снова поднята. Как шашкой рубанул он ей по руке с ножом.

Короткий вскрик, стук упавшего ножа о камень.

Чугунов резко ударил нападавшего ногой куда-то в район его колен. И тот рухнул на землю. Чугунов уже хотел окончательно добить его ударом ноги по горлу, но ограничился тем, что ударил лежащего по пальцам руки. Теперь тот был не опасен.

Сзади послышался какой-то шорох, возня, звон разбитой бутылки и звук каких-то повторяющихся движений.

Чугунов резко обернулся и все понял. Третий налетчик хотел напасть на него сзади. Но в горячке не заметил, как на него самого сзади напал Василий. Локтионов ударил нападавшего бутылкой по затылку. Тот не потерял сознание. Наверное, его спасла вязаная шапка. Но удар все же был крепким. И теперь он стоял на коленях, пытаясь подняться и обхватив голову руками. А Василий в порыве безумной ярости бил его по этим рукам острым бутылочным горлышком. Вернее не бил, а вполне серьезно хотел перерезать ему горло или повредить глаз бутылочной «розочкой».