Ожерелье Монтессумы - Жюльетта Бенцони

— И не забыли очаровательную девушку, возможно, несколько инертную, но чья исключительная красота стала их единственным шансом начать все сначала! — В словах Морозини прозвучало презрение. — Достаточно было найти… любителя — если не сказать простака — в меру богатого, чтобы он мог удержать их семейство на плаву. Я знаю, что это не ново… Но почему они приехали во Францию?

— Они вернулись в Европу к своим истокам. Не обманывайте себя, Морозини, они действительно принадлежат к знати, и их предки завоевали империю ацтеков вместе с Кортесом.

На этот раз Альдо не выдержал.

— Приличные люди во всех отношениях, да? — яростно бросил он. — С трудом верится, что они, возможно, убили одного симпатягу, сумев прежде связать его узами гражданского брака, чтобы легче было опустошить его дом!

— Прошу вас, успокойтесь! Я всего лишь излагаю известные мне факты. Это не значит, что судьба Вобрена нас не интересует. Если они его убили, клянусь, они за это заплатят, будь они родственниками хоть самого короля Испании!

— А я, со своей стороны, даю слово, что не оставлю их в покое до тех пор, пока не узнаю правду!

— Мы снова вернулись к тому, с чего начали, — вздохнул Ланглуа. — Мне остается только предупредить вас еще раз: будьте осторожны! Не теряйте бдительности!

Дивизионный комиссар и в самом деле выглядел взволнованным. Это никак не вязалось с его привычной, почти английской флегматичностью. У Адальбера вдруг возникло сомнение: все ли им рассказал Ланглуа? Но свои соображения он оставил при себе. Альдо и без того уже расстроен, не стоит тревожить его еще больше.

4

СДЕЛКА

— План-Крепен, попросите Люсьена приготовить автомобиль к трем часам!

Мадам де Соммьер поставила пустую кофейную чашку на столик.

— Мы куда-то едем?

— Если, употребляя местоимение «мы», вы подразумеваете себя и меня, то нет. Я еду одна!

Удивление Мари-Анжелин было так велико, что старая дева забыла о своем хорошем воспитании и уязвлено спросила:

— А почему без меня?

— Потому что там, куда я еду, вас и так видят слишком часто! Я хочу кое-что предпринять, но не знаю пока, что из этого получится. Мне кажется, что лучше будет обойтись без свидетелей. И нечего дуться! — добавила маркиза, заметив, что острый кончик носа Мари-Анжелин покраснел. Это было верным признаком того, что она едва сдерживает слезы. — Вас никто не подвергает остракизму! Просто, если предстоящий разговор не перейдет в рукопашную, то вести его лучше вдвоем, а не втроем!

— Осмелюсь все-таки спросить, куда же мы направляемся?

— На улицу Лиль! Я решила поговорить с доньей Луизой!

— Альдо в курсе?

— Разумеется, нет. Но… если в семь часов я не вернусь, то вы можете сказать ему, что пора посылать Ланглуа вызволять меня из «каменного мешка», где я к тому времени, вероятно, уже начну высыхать, — закончила она лукаво.

— Я… Мне даже в машине нельзя посидеть?

— Что вы там будете делать? Мерзнуть? Напоминаю вам, что у нас в доме Вобрена есть свой человек — дворецкий Ромуальд. Это должно вас успокоить!

Ровно в половине четвертого достопочтенный черный «Панар» маркизы, за которым ухаживали так, что он выглядел как коллекционный экземпляр, остановился у ворот особняка. Люсьен в безупречной серо-стальной ливрее вышел из автомобиля, позвонил и передал консьержу визитную карточку маркизы де Соммьер. Он добавил также, что благородная дама хотела бы поговорить с госпожой маркизой де Варгас и Виллаэрмоза. Спустя мгновение ворота распахнулись, Люсьен въехал во двор и остановился у самого крыльца. Там уже ждал Ромуальд, такой же торжественный, как английский дворецкий. Он спустился по ступеням, чтобы помочь посетительнице выйти из машины, и проводил ее в вестибюль, где мадам де Соммьер сняла длинный черный редингот. Затем он провел ее в маленькую гостиную, где сидела та, с кем хотела поговорить прибывшая гостья. Донья Луиза с книгой в руках расположилась у камина из розового мрамора. Мексиканка вышла навстречу мадам де Соммьер. Ее тяжелое лицо с холодными серыми глазами было непроницаемым.

Дамы обменялись приветствиями. Донья Луиза указала маркизе на другое кресло у камина и позволила ей самой начать разговор.

Мадам де Соммьер попыталась улыбнуться.

— Я вам очень обязана, мадам, за то, что вы согласились принять меня без предварительной договоренности. Мне вдруг показалось, что нам было бы неплохо встретиться и поговорить о весьма печальном событии, которое должно было бы сблизить наши семьи…

— Я не заметила в этом Вобрене никаких признаков благородного происхождения!

— Фамилия с частицей «де» или «дю» не всегда означает, что ее владелец принадлежит к аристократическим кругам. Возможен и противоположный вариант. Предки Жиля Вобрена с честью служили французским королям. Кроме того, наша семья практически усыновила его. Мой племянник князь Морозини считает его братом, а он потомок двенадцати патрицианских семей, основавших Венецию, не считая дожей…

— Мы прямые потомки Солнца!

Это прозвучало так, будто вдова стукнула по столу кулаком. Мадам де Соммьер слегка приподняла брови.

— Блестящее происхождение, но едва ли оно затмевает детей Господа нашего Всемогущего. А мы все его дети! И все же я позволю себе набраться смелости и попрошу вас ответить на один простой вопрос. Почему вы согласились на союз вашей внучки с человеком несомненно утонченным и владеющим хорошим состоянием, но к которому вы, как я смогла заметить, относитесь с пренебрежением, если не сказать с презрением? В этом нет никакой логики.

— Ради великой цели можно до этого снизойти до заурядного. Боги этому не препятствуют. Красота моей внучки сразила этого несчастного. Он помял, что судьба уготовила ему женщину, которую надо обожать, стоя перед ней на коленях. Он объявил себя ее слугой…

Великая цель? Боги? Маркиза де Соммьер уже начала спрашивать себя, что она здесь делает, но ей необходимо было прояснить ситуацию.

— Можно обожать и при этом не жениться. Я повторю мой вопрос: зачем было допускать эту свадьбу? Жиль Вобрен, насколько мне известно, был готов отдать все…

— Для Изабеллы это было вопросом чести. Возможно, это сейчас не в моде, но моя внучка именно такая. Теперь вы знаете, как ее за это отблагодарили: бросили у алтаря, а пылкий возлюбленный отправился красть священное ожерелье…

— Допустим на мгновение, что Вобрен его действительно украл. С вашей точки зрения, он сделал это для того, чтобы… не потерпеть поражения в первую брачную ночь. Если так, то, получив ожерелье, почему он не приехал в базилику Святой Клотильды? С какой стороны ни посмотри, эта история не выдерживает никакой критики, мадам!