Эльфы средней полосы - Юрий Львович Манов

черным маркером пентаграммы. Пентаграмма светилась красным и даже слегка дымилась, от нее веяло жаром. Кажется, один из тапков, в кои были обуты мои ноги, начал тлеть. Надо же, такая высокая температура, а свечи черного воска меж тем совсем целые, даже не оплавились. Волшебство! Магия! Сфера уже прибыла, она висела и сухо потрескивала здесь же, над старым лабораторным столом, который я приволок с институтской кладовки. Все равно на списание шел. Внутри нее что-то слабо пульсировало. А с какой стати «что-то»? Прекрасно известно мне, что именно там пульсирует. Впрочем, а долго я еще так стоять собираюсь? Не особо надеясь на память, я глянул на стену и прочитал заранее написанное на постере с Оззи Озборном заклинание. Пентаграмма погасла, пол сразу перестал дымиться, и я смог без помех выйти из магической звезды. Еще одно заклинание – сфера мигнула и исчезла. Кожаный мешочек тихо звякнул о дно большой фарфоровой чаши. С точностью до сантиметра – знай наших!

«Наши» – то есть мой непутевый братец Сашка, по совместительству – компьютерный гений дрых здесь же, в кресле у компьютерного стола. Очень неудобная поза для сна. Ну скажите, как можно спать сидя, откинувшись, в кресле на колесиках? Но Сашка, он привычный, умудряется высыпаться и таким вот диким образом. Хотя с чего это он дрыхнет? Чего, дождаться брата из опасной командировки не мог? Э, а на дворе светает уже, птички поют. Долго я в этот раз…

Комп, как водится, был включен, с недавних пор я подозреваю, что Сашка его вовсе не выключает. На экране монитора очень красивая девушка восточного типа расчесывала золотым гребнем длинные черные волосы у журчащего водопада. Знакомая, весьма знакомая нам девушка. Зарина ты моя, Зарина, до чего же ты озорна. И на экране она как живая, не удивительно, что великий маг повелся.

Я стянул с себя окровавленную майку, тщательно утер лицо. Бросил майку в корзину у стола – отстирывать кровь с белого – гиблое дело. Взял мешочек из чаши, расслабив шнурок, глянул внутрь. Все вроде в норме, лежит пузырек, светится, ну и слава Богу. Подошел к братцу, но будить не стал – поправил свесившуюся руку. Заодно сгреб с пола кучу запоротых листов из Эльфийского, как я теперь понимаю, кодекса. Какие-то принтер зажевал, на других картридж косячить начал – с полосами получились. А картриджи-то тю-тю, жалко, полстипухи на них грохнул. Ну ничего, теперь, надеюсь, с картриджами проблем не будет. Да и с остальным тоже. Спасибо, папа, за тетрадку.

Я посмотрел на фото над камином. Камин – фальшивый, батя так лестницу в подвал замаскировал. Он у нас рукодельный. Был. Над камином большой групповой фотопортрет. Все наше семейство на празднике Ивана Купалы в экодеревне «Истоки» два года назад. Батя здесь – Лесовик с бородой, мамка с сестрой – лесные нимфы, мы с братцем – эльфы, вон у нас луки какие и шляпы с перьями. Лариска после родов свои идеальные формы еще не вернула, но все равно хороша! Здесь она вся такая из себя – наяда. Наши с Лариской дочки Дашка и Варька еще малы для таких игр, но все равно тоже наряжены наядками, у каждой по персику в руках, улыбаются. Последнее лето, когда мы все вместе. Самое счастливое лето, а потом пришла осень, за ней зима. Проклятая осень, проклятая зима, проклятая экодеревня…

Осенью мамка с сестрой отправились в «Истоки» на праздник цветущего папоротника. Мамка была та еще травница, на этой почве с папкой и познакомилась. И не вернулись, пропали. Все из леса вернулись, а они – нет. Их искали. Полиция, добровольцы, волонтеры. Всю округу у деревни прочесали в радиусе полста километров. Не нашли и поиски прекратили. А батя нет, батя искал. Долго искал, мы его дома почти не видели. Покормит нас ужином после работы, сам за руль старенького Запора и в лес, искать. Не нашел. А этой зимой и сам пропал. Его «Запор» нашли в виде горбатого сугроба на обочине у поселка Озерный. Ключи – в замке, двери открыты, ни отца, ни следов…

А Лариска… я ее понимаю. Муж днем на занятиях в институте, вечерами готовит недорослей к экзаменам по химии и биологии, ночами в кочегарке два через два. По выходным – на птичьем рынке торгует. А денег дома все равно нет, в холодильнике пусто, в комнатах сквозняки, девчонки болели часто. С братцем они опять же не очень сошлись, ссорились по пустякам, задолбался их разнимать. Братец Лариску иначе как крыска не называл. А потом пустая спальня, пустая детская кроватка, и записка на столе: «Извини, так больше не могу, на развод подам сама. Прощай». Ну понятно, у нее мамаша на Урале бизнесом занимается, три магазина своих, десяток ларьков. Считай, на ее донаты и жили. Понимаю тебя, Лариса, понимаю. На Урале у мамы и дом большой, и не придется неделями на пшенке сидеть, как здесь… Да и змей Лаиска, надо признать, боялась. Вот и осталось от большой, дружной семьи двое, я и братец. Да и его забрать в интернат хотели, едва от опекунского совета отбился.

Кстати, о змеях. В аквариуме, стоящем на подоконнике, попискивали крыски. Белые в основном. Счетом – полные две дюжины. Эх, братец, братец, опять забыл покормить животинок. Я не про крысок говорю, крыски перебьются. Им уже незачем. Я взял аквариум, держа его под мышкой, открыл дверь в гадюшник. Гадюшник представлял собой большую комнату – нашу бывшую с Лариской спальню с клетками вдоль всех стен. Вернее, не клетками, а большей частью аквариумами. В аквариумах жили змеи, самые разные. Кстати, смешное дело получается. Хотя все знакомые и соседи называли наше с Сашкой жилище гадюшником, гадюк, как таковых здесь не было. Ни одной. Кобры королевские были, одна даже моноклевая – с одним очком на капюшоне. Гюрза имелась, гремучая змея, эфа. Но это так – для солидности. А в основном я разводил змей крупных и не ядовитых. Питонов, удавов… Под окном, забранным сеткой-рабицей, у нас в бассейне даже анаконда проживала. Настоящая!

Змеи нам с Сашкой от бати в наследство достались, как и крупный выводок белых крыс и мышей.