Потому что - Даниэль Глаттауэр

Они ошибались во мне, чем вынуждали меня снова и снова разочаровывать их. Пока они, наконец, не осознают, что понимать здесь нечего, я — убийца, самый обаятельный, расчетливый и коварный, поскольку намеренно не даю своему поступку какого-либо объяснения. Я использую все свои козыри, пока игра не кончена и мое преступление не превратилось в газетную пыль.

Два-шесть-ноль-восемь-девять-восемь. Они не имеют права судить мое безумие, в котором убийство стало лишь кратким мигом просветления. Я слишком старательно навязывал себе нормы их жизни. С этим я вырос, жил.

— Мы вернемся к вашей предыстории позже, когда допросим свидетелей, — сказала судья Штелльмайер. — Сейчас же я предлагаю вам совершить скачок в другом направлении.

Я кивнул, хотя ненавидел скакать и прыгать. Боялся приземления, оно никогда не получалось мягким. К счастью, я не депрессивный тип.

— Насколько близко вы знали Рольфа Лентца? — поинтересовалась она.

Я ждал данного вопроса с тех самых пор, как в голове у меня застрял образ человека в красной куртке. Шок сменился облегчением, будто Рольф Лентц, наконец, начал отстреливаться.

— Я не был знаком с ним, даже имени его не слышал. Впервые увидел его в ночь убийства, — ответил я.

Сказал ли я это или только подумал? Судя по шуму в зале, мои слова до них дошли.

— Как умер Рольф Лентц? — спросила Штелльмайер с напором, но спокойно.

Удар ниже пояса. Я недооценил ее.

— Я его застрелил.

— Вы хотели его смерти?

— Да, конечно.

И сам испугался этого «конечно». Публика шумела. Имей такую возможность, они забросали бы меня камнями. Настроение мое улучшилось.

— Вы должны нам все объяснить, — продолжила Штелльмайер.

Она взглянула на психиатра. Тот дремал, словно хотел заработать свой гонорар с еще меньшими усилиями, наблюдая за мной во сне. Не сдержавшись, я оглянулся на студента в черной водолазке. Тот что-то писал, склонившись над листком бумаги. Все шло не так, как мне хотелось. Прокурор с шумом втянул воздух. Он один был здесь моим союзником, моим единомышленником. Это он готовил дорогу, по которой я собирался идти навстречу правде. Нам с ним предстояла тяжелая работа. Но мы должны были отстоять справедливость и добиться обвинительного приговора, вопреки настроению зала.

— Нечего объяснять, — пожал плечами я.

В моих словах прозвучал вызов. Это им не понравилось. Позади послышался ропот, заглушивший призывы Хельмута Хеля к порядку. В каждом его действии сквозило желание скорее со всем покончить и выйти на пенсию.

— Я полагаю, здесь есть что объяснять, — мягко возразила Штелльмайер.

Я скользнул взглядом по ярко-красным губам Илоны Шмидль и посмотрел влево. Мой храбрый защитник вжался в кресло и энергично вытирал пот со лба. Он сидел с разинутым ртом и застывшей гримасой удивления на лице, словно не желая, чтобы очередной сюрприз застал его врасплох. Я ободряюще подмигнул ему. Ну вот, теперь я видел их всех.

Я прикрыл глаза и мысленно приготовился к прыжку. Сейчас я слушал только слова судьи и свои собственные, которые эхом отдавались у меня внутри. Таким образом я пытался сохранить равновесие, одновременно нащупывая под ногами твердую почву.

— Соответствуют ли показания, данные вами следователю и полицейским, истине?

— Да.

— Интересующее нас событие произошло полгода назад. Если вы чего-то не сможете вспомнить, лучше честно в этом признаться, чем вводить нас в заблуждение.

— Я помню все.

— Когда у вас появилось оружие?

— Тринадцатого сентября прошлого года.

— То есть примерно за четыре недели до убийства.

— За четыре недели и пять дней, — уточнил я.

— Откуда оно у вас?

— Я купил его в оружейном магазине.

— У вас есть лицензия?

— Нет.

— Зачем вы приобрели оружие?

— Чтобы кого-нибудь убить.

Тишина, потом шум в зале.

— Кого-нибудь?

— Все равно кого.

— Себя вы тоже относили к числу потенциальных жертв?

— Нет, я — это я. Я хотел убить другого.

— То есть вы не планировали самоубийство?

— Нет.

— Господин Хайгерер, вы не хотели покончить с собой, как ваш отец?

— Нет.

— Тем же способом, я имею в виду.

— Нет.

— Вы не хотели положить конец своей жизни?

Тишина, затем шум в зале. Я закрыл лицо ладонями.

— Господин Хайгерер, может, нам сделать перерыв?

— Нет, спасибо.

— Насколько хорошо вы знали бар, где все произошло?

— Достаточно хорошо. Готовясь к преступлению, я побывал там не менее двадцати раз.

— А раньше вы часто заходили в подобные заведения?

— Нет.

— Правда ли, что за последние десять лет вы ни разу не посетили ни бар, ни ресторан?

— Да.

— Почему же так вдруг?

— Я готовил убийство.

— Ваше самоубийство?

— Убийство, поверьте же мне, наконец.

— Как я могу поверить человеку, который замалчивает от меня правду?

— Никто не признается в убийстве, если он его не совершал.

В зале приглушенный шум, переходящий в ропот.

— Но ведь никто не совершает убийства просто так.

Тишина.

— Вам стыдно за то, что вы не смогли покончить с собой?

— Я спланировал убийство и совершил его.

— Зачем?

— Пожалуйста, не надо.

Тишина.

— Итак, вы готовили убийство несколько дней?

— Да.

— Каким образом?

— Я сидел в баре у Боба всегда за одним и тем же столиком в нише и наблюдал за входом. Выбрал место, чтобы линия выстрела была свободной и я хорошо мог видеть дверь, оставаясь при этом незаметным. Я сотни раз прокрутил в уме весь сценарий…

— Зачем?

— Для полной уверенности.

— В чем?

— В том, что все получится.

— А что должно было получиться?

— Убийство.

— Самоубийство?

— Убийство!

Последнее слово я прокричал, но тут же извинился.

— Давайте перейдем к событиям семнадцатого октября.

— Хорошо.

— Что это был за день?

— Суббота.

— Вы помните, какая стояла погода?

— Шел дождь.

— Довольно мрачно, не правда ли?

— Нисколько, я люблю дождь.

— В тот день вы не работали?

— Совершенно верно.

— И это была первая за долгое время суббота, когда вам не надо было на службу?

— Именно.

— Это выбивает из ритма, не так ли?

— Что вы имеете в виду?

— Выбивает из ритма повседневности. Словно проваливаешься в дыру. Появляется время, чтобы задуматься над собственной жизнью.

— Я так не считаю.

— Тогда что же?

— Человек или проваливается в дыру, или нет, от погоды ничего не зависит.

— И вы провалились?

— Нет.

Было бы уместно добавить, что вся моя жизнь — сплошная дыра.

— Итак, в тот день вы проснулись в своей квартире один…

— Человек всегда делает это в одиночку.

— Я имею в виду, что на постели рядом с вами никого не было.

— Я давно уже жил один.

— Почему?

— Потому что никого не было.

— Никого, после вашей подруги Делии?

— Да, госпожа судья.

— Завтра мы еще вернемся к данному вопросу.

В ее словах звучала угроза. У меня забилось сердце. В зале царила тишина.

— Что вы делали в то субботнее утро?

— Спал.

— А потом?

— Встал с постели.

— И?

— Стал готовиться.

— К чему?

— Моя подруга переезжала. Я договорился помочь ей перевезти вещи.

— Сначала помочь подруге с переездом, а затем убить незнакомого вам человека?

— Да.

— Довольно необычные планы на дождливый октябрьский выходной, вы не находите?

— Вероятно.

— И кто вам поверит, господин Хайгерер, как вы думаете?

— Вы, госпожа судья, суд, присяжные. Вы должны мне верить, потому что это правда.

По залу пролетел беспокойный шепот.

— Вашу подругу звали Александра?

— Да, ее больше нет.

Тишина, потом легкий шум. Я закрыл лицо ладонями.

— Может, имеет смысл сделать перерыв?

— Да, пожалуйста.

— Когда вы покинули свою подругу Александру в тот день?

— Около шести часов вечера. Уже стемнело.

— И чем занимались потом?

— Ждал в своей припаркованной машине.

— Ждали чего?

— Пока пройдет время.

— Вы чувствовали тяжесть на душе?

— Нет.

— А потом?

— Скорее воодушевление.

— Отчего?

— Я думал об убийстве.

— Что именно?

Я не ответил. В зале стало тихо.

— Где лежало ваше оружие?

— В кармане куртки.

— Все время?

— Да, я засунул его в вязаную перчатку.

— Зачем?

— Таким образом я его спрятал.

— Когда вы появились в баре?

— Около десяти часов. Я был в числе первых посетителей.

— Что бы вы делали, если бы ваш столик оказался занят?