Старая болезнь - Решад Нури Гюнтекин

подлым, чтобы, убив стольких детей, пытаться застрелить еще и этого несчастного… Зулейха-ханым, я видел столько сражений, но этот гул мотора никогда не смогу забыть…

* * *

На втором фотопортрете, что выпал из альбома, была изображена молодая девушки в соломенной шляпе с широкими полями. Она стояла у края дороги с велосипедом.

Юсуф протянул карточку Зулейхе со словами:

— Девушка из пансиона, в котором я жил, пока был в Париже.

Полковник кашлянул и улыбнулся:

— Есть еще и карточка мадам из парижского пансиона?

— Нет.

— И карточка мужа мадам, братьев и сестер, других людей из пансиона…

— !!!

— Почему?

Юсуф сначала растерялся. Потом угадал мысль полковника, тоже рассмеялся и ответил:

— Нет, командир… Потому что ни на ком другом из них я не думал жениться…

Зулейха с безразличным видом задала странный вопрос:

— Эта мадемуазель ваша невеста?

Юсуф снова рассмеялся:

— У бедняжки сейчас уже, наверное, детям лет по десять-двенадцать… Если бы случилось так, что началась война, то, может быть, сейчас она находилась бы среди нас… Была бы у вас невестка-француженка…

— И вы тогда, возможно, не стали врагом Франции.

— Кто знает, может быть…

— А вы были обручены официально?

— Официально нет… Но мы обо всем договорились. Ее семья была бедной, поэтому никто бы не стал мешать дочери уехать на Восток. Даже ее мать не считала нужным скрывать, что была бы рада этому браку, и всячески содействовала нашей дружбе. Позволяла нам вместе гулять. А ну-ка давайте спросим нашу матушку… В письмах я ей на это намекал. Поднялся скандал… Она поставила мне ультиматум, сказав, что откажется от меня. Не так ли, мама?

Энисе-ханым, стоявшая рядом с печкой — будто бы опасность еще существовала, — удивилась и упрямо покачала головой.

— Спрашиваешь, приняла бы я в качестве невестки французскую девушку? Сохрани Аллах… Это дом твоего отца… Приводи кого угодно, но я точно знаю, что меня тогда здесь не будет.

Всех рассмешило это бессмысленное негодование. Юсуф взял мать за плечи, притянул к себе и потрепал по носу и подбородку:

— Мама, ну сколько уже можно ворчать, а?

Энисе-ханым вдруг будто испугалась, что Зулейха примет ее за старомодную, и сказала:

— Нужно мне еще… Пусть мой сын берет в жены, кого хочет. Я должна уважать ту, кого назову невесткой, это моя обязанность. Но и вы тоже посудите. Как я могу назвать внуками детей, что родятся от французской девицы?

Зулейха улыбнулась:

— Но сейчас есть даже мусульманки, которые выходят замуж за иностранцев…

Пожилая женщина, казалось, обиделась на слова Зулейхи.

— Не пойми меня неправильно, дочка, я не такая нетерпимая, — сказала она. — Я никому ничего не навязываю. Никого не осуждаю. Каждый делает, что хочет… Я это только про своих детей говорю.

Юсуф покрутил в руках фотографию, которую забрал у Зулейхи, и, будто испугавшись, что ее испортят, легким жестом бросил в выдвижной ящик стола.

— Это правда была очень хорошая, очень чистая девушка…

Эти слова стали предисловием для нескольких воспоминаний и рассказов.

Зулейхе показалось, что Юсуф ведет себя немного странно. Она начиталась книг и наслушалась людей из своего окружения и полагала, что основное занятие в жизни мужчины — соблазнять красивых женщин, что ему встречались. Тут обычно шли в ход заигрывания, флирт… Иногда, если были велики различия в социальном положении, в возрасте или еще в чем-либо, все происходило не так явно. Принимало форму совпадения взглядов и чувств, облекалось в профессиональные симпатии, но все лишь для того, чтобы прикрыть все те же похотливые желания. И то, что носило гордое название «высшее общество», являлось ничем иным, как удобным прикрытием, украшением для этой игры.

В первое время Зулейха не видела особой разницы между мануфактурщиком с золотыми зубами и масляными волосами, который среди наивных девушек городка слыл донжуаном, и Юсуфом. Ей казалось, что этот надменный провинциал, гордящийся своими деньгами, образованием и происхождением, обязательно будет с ней заигрывать. Только этому желанию она приписывала его поведение. Он часто заходил к ним, когда они были в Силифке, иногда присылал ей с посыльным букеты цветов и корзинки с виноградом, а во время любых конфликтов, на балах и свадьбах всегда был при полном параде и при всех орденах. Она только искала случая, чтобы посильнее задеть и поставить на место этого человека, который возомнил, что она станет для него легкой добычей.

Зулейха предполагала, что по этой же причине ее, по настоянию его семьи, пригласили во владения Гёльюзю.

Она думала, что Юсуф покажет себя деребеем, на коне, с пистолетом у пояса и хлыстом в руке, объезжающим свои просторные владения среди толп работников, как принц небольшого королевства, и ослепит гостей своим султанатом. Однако ничего подобного не произошло.

Прошло уже столько дней, а Юсуф все не выказывал никаких стремлений сблизиться. Казалось, это ему было совершенно безразлично. Днем он вообще пропадал и не искал случая остаться с ней наедине, предпочитая прогулки по лесам и полям.

И сейчас он без малейшего смущения показывал ей портрет девушки, которую в свое время любил. Более того, он не опасался рассказывать ей об этом во всех подробностях. Словно говорил это не ей, а другу в непринужденной беседе.

Этот поступок Юсуфа пробудил в Зулейхе странное доверие и симпатию к нему. Она тоже начала привязываться к этим людям и постепенно подружилась даже с сестрами Юсуфа. Но оставалось еще недопонимание между ней и Энисе-ханым. Пожилая женщина хотя и полюбила Зулейху всей душой, но побаивалась ее передовых суждений и, разговаривая с ней, всегда казалась взволнованной и стесненной. А иногда вообще замолкала на полуслове.

Глава одиннадцатая

Через год умерла мать. Зулейха смогла понять, какое место занимала в ее жизни эта молчаливая и спокойная женщина, только когда ее не стало.

Девушка успокаивалась только рядом с Энисе-ханым, которая на недели оставляла собственный дом и жила у них. Зулейха чувствовала себя очень одиноко в эти дни неопределенности и печали. Она, не стесняясь, клала голову на грудь старой женщине и только тогда чувствовала странное спокойствие, которое давало ей возможность отдохнуть и притупляло душевную боль.

Это был самый несчастный для Зулейхи год. Она видела, как день ото дня слабеет отец, и не знала, что делать и к кому обратиться.

Полковник еще больше похудел. Рана над левой грудью размером с игольное ушко, которую вот уже несколько лет почти не было видно, снова начала гноиться.