Красный Петушок - М. Сэблетт

Гнев мой смягчился, я готов был броситься за нею и молить простить мою грубость, но гордость удержала меня.

«Она не должна была обижаться», — подумал я, забывая в своей молодой спеси, что я сам виноват. Дьявольски упрямый характер де Брео мешал мне сознаться в своей вине.

Я шел домой сердитым; проходя узкую улицу перед нашим домиком, я увидел на небольшом расстоянии впереди себя де Меррилака. При нем была шпага в зеленых кожаных ножнах, оправленных блестящим желтым металлом.

Это навело меня на размышления.

Английские суда пробыли недолго. Уходя, они оставили нам одно небольшое судно и припасы, обещанные капитаном. Мартин был счастлив и весел в ожидании действий. Мы часто, по желанию де Лодоньера, посещали морской берег и во все глаза высматривали неприятельский флот. Но дни проходили за днями; уже август был на исходе, а обширное морское пространство было спокойно, и спокойствие это не нарушалось ни единым судном.

Глава XV

Возвращение Жана Рибо

Наступили мрачные дни для форта Каролина. Тень тяжелой испанской руки тяготела над ним, и лица колонистов стали угрюмы от недобрых предчувствий. Де Лодоньер работал день и ночь, чтобы укрепить наши позиции; он прибегал ко всяким средствам, чтобы заставить людей работать, — то к ласке, то к угрозам, но все это мало помогало.

Каждый вечер наиболее благочестивыми колонистами устраивались богослужения; раздавалось громкое пение гимнов, которое с удовольствием слушали посещавшие нас краснокожие. Де Лодоньера упрекали в индифферентности к вере — о чем многие уже давно твердили. Это же и послужило поводом к сопротивлению его приказаниям и к недовольству ведением им дел.

— Нет надобности в такой спешке, — заметил Мартину один из колонистов по имени Бело. Это был маленький человек с крысиным лицом, изрытым оспой, в грубой черной одежде. Он иногда произносил проповеди и руководил пением. — Нужны большие силы, чтобы взять наши позиции даже в таком виде, как они теперь. Мартин посмотрел на него с сожалением.

— С двумястами обученных людей я могу обещать взять их в течение двух часов, — сказал он. — Вы не военный человек, мсье, это ясно. Вы бы лучше слушались тех, кто больше вас понимает в военных делах, — прибавил Мартин сурово. — Предоставьте дело защиты форта де Лодоньеру, как он представляет нам укрепление веры.

— Что касается последней, — ответил Бело, — то мы будем на него жаловаться в надлежащее время и надлежащей власти за его небрежное отношение. Мы увидим…

Мартин засмеялся.

— Итак, ветер дует с этой стороны, а? Но будьте осторожны, мсье, это игра, в которой участвуют две стороны.

Бело сразу уставился на нас, испугавшись злобного выражения лица Мартина.

Время шло, враг все еще не показывался; первый страх стал проходить; большинство из нас стали жить прежней ленивой жизнью. Де Лодоньер был занят приведением в надлежащий вид двух судов и укреплением форта. Но вот, однажды утром, когда Мартин и я дежурили на берегу и наблюдали за полетом голубых и розовых цапель с длинными клювами и тонкими ногами и забавных белоснежных пеликанов, мы заметили что-то белое на горизонте. Судно, без всякого сомнения судно! За этим следовало еще одно и еще одно, в конце концов мы насчитали семь судов, быстро идущих по свежему ветру. Все утро, пока они приближались, Мартин старался угадать, какие это суда, и только около полудня мне показалось в передовом судне что-то знакомое. Я почувствовал к нему какое-то странное, малопонятное для меня дружелюбное чувство. Мы со страхом смотрели на развевавшийся на фок-мачте флаг, но не могли еще различить его. Вскоре судно слегка изменило направление, и я увидел его в другом положении. Я узнал его — «Тринити»!

— Это французское судно, Мартин! — закричал я. — «Тринити»! «Тринити»! Я сразу узнал!

— Да, вы правы, — сказал Мартин, не сводя глаз с судна. — Конечно, это «Тринити», без сомнения, это оно. Наконец-то Жан Рибо! Теперь…

— Теперь мы опять увидим Францию, — прервал я его, счастливый только от одной этой возможности.

— А я думал, что вы здесь кем-то очень интересуетесь, — сказал Мартин, подчеркивая свои слова.

В моем воображении сразу появилось лицо, которого я уже много дней не видел, и я печально подумал о том, что никогда не оставлю эту дикую страну один. Это не место для женщин. Только такой сумасшедший, как де ла Коста, мог подвергнуть себя и свою дочь таким ужасным опасностям, какие угрожают нам.

— Наконец, это подкрепление даст нам возможность встретиться с испанцами в одинаковых условиях, — сказал через некоторое время Мартин. — Конечно, — прибавил он с сожалением, — это уменьшит опасность. Признаюсь, Блэз, я жажду битвы.

— Не беспокойтесь об опасности, Мартин, — ответил я ему. — Если испанцы прибудут, как говорили англичане, с пятнадцатью судами, то у нас будет возможность прославиться.

— Да, я надеюсь, — сказал Мартин с сияющим лицом, — что мы сумеем совершить подвиги, так как испанцы превосходные бойцы, они хорошо наносят и хорошо принимают удары.

На реке показались лодки, и другие колонисты присоединились к нам.

Наконец, после полудня, «Тринити» под громкие, радостные приветствия бросило якорь на реке. Мы поднялись на борт, и первый человек, которого мы увидели, был Жан Рибо. Его открытое лицо сияло радостью, когда он, пересекая палубу, направился к нам навстречу.

— Как я рад вас видеть! — закричал он. — Мы считали, что вы погибли, и горячо оплакивали вас. Вы, должно быть, пережили интересные приключения, Мартин?

— Очень интересные, — ответил Мартин, улыбаясь его энтузиазму. — Но о наших приключениях потом; я думаю, что вас ждут другие посетители.

В это время раздался голос с реки, прося разрешения подняться на судно, и в одно мгновение на палубе оказались: грубый, маленький Бело с неприятной улыбкой на жестком лице; Лашерр, высокий человек с потупленными, смотрящими украдкой глазами и — к моему удивлению — Роже де Меррилак. Что он имел общего с этими людьми, я не мог себе представить; он никакого объяснения не дал. Он приветствовал Жана Рибо, как старого приятеля, и отошел в сторону. Мы последовали его примеру. Бело немедленно начал излагать Жану Рибо длинную петицию, требуя удаления де Лодоньера, обвиняя его во многом, а главным образом, осуждая его пренебрежение к вере.

— Я внимательно обдумаю все то, о чем вы мне сообщили, господа, — сказал Рибо осторожно после того, как Бело закончил свои длинные и бессвязные обвинения, — но мне очень трудно допустить, чтобы мой старый друг сознательно пренебрегал интересами колонии. А что касается ваших духовных потребностей, то я привез сюда мсье Робера.