Никто не услышит мой плач. Изувеченное детство - Джо Питерс

Внутри дома все приводило в уныние. От зловония испортившейся еды, пота и грязи сильно тошнило и хотелось заткнуть нос и рот. В доме никогда не убирались. Окна были плотно запечатаны, так что у посетителей не было ни единого шанса выбраться, а у свежего воздуха – попасть внутрь. Дом походил на лабиринт из мерзких маленьких комнаток. Сначала меня отвели в некое подобие гостиной, где сидели другие дети, нервно уставившиеся в пол. Чем-то это напоминало зал ожидания, и дядя Дуглас объяснил мне, что здесь действуют строгие правила. Детям запрещалось говорить с кем-либо, даже друг с другом, или хотя бы переглядываться. Мы должны были все время смотреть в пол. Наверное, у работорговцев в семнадцатом-восемнадцатом веках были такие же правила, чтобы их «подопечные» не взбунтовались и не стали смелыми или непокорными.

В основном в гостиной были мальчики, но было и несколько девочек. Девочки сопели и всхлипывали, а мальчики просто молчали, но были похожи на оживших мертвецов. Мне сказали, что, если кто-нибудь нарушит правило и посмотрит вверх, или заговорит, или откажется выполнять, что будет велено, или просто неправильно выполнит указание, его отведут в «комнату для наказаний» и будут беспощадно избивать до тех пор, пока он не выучит урока.

Дуглас, без сомнения, был главным в этом маленьком королевстве, но с ним был напарник по имени Джо, такой же злой и мерзкий, как сам Дуглас. Джо был его помощником и сопровождал нас куда нужно, когда в этом была необходимость, или отводил в комнату для наказаний. Должно быть, он был совершенно неприспособлен к жизни. На нем были грязные черные штаны, белые носки и грязные ботинки. Если на нем был джемпер, то всегда слишком маленького размера, и это было заметно, потому что рукава заканчивались намного выше его костлявых запястий. Пуговицы на его разноцветных рубашках с цветами всегда были расстегнуты и показывали отвратительно волосатую грудь, контрастирующую с пугающе гладким подбородком на его вытянутом, бледном лице. Высокий и худой, он был полной противоположностью Дугласа. Вместе они напоминали карикатурных злодеев из диснеевского мультика. Может быть, вне дома они были настоящими не удачниками, но внутри него обладали неограниченной властью.

Поначалу для меня было облегчением видеть вокруг других людей, особенно детей. Я думал, что дядя Дуглас, возможно, оставит меня в покое, раз у него не будет возможности уединиться со мной для удовлетворения своих желаний. Но вскоре я увидел, что все находятся в доме с той же целью, и у Дугласа нет необходимости прятаться и сохранять все в секрете. Я слышал в прихожей несколько взрослых голосов, и быстро понял, что это были клиенты, которые платили за наши услуги.

Мужчины, посещавшие этот дом, всегда впадали в некоторое замешательство, зайдя впервые и вдохнув спертый воздух, и большинство из них отказывалось от настоятельных предложений Дугласа выпить чаю из треснувших и грязных кружек, расставленных повсюду, но никогда не уходили, зная, что он предложит им вещи, которые вряд ли можно получить где-то в другом месте. Дуглас предлагал им прогуляться по темной стороне жизни, по местам, не существовавшим в их нормальных, респектабельных повседневных мирах. Иногда гости пытались осторожно открыть окно в одной из зловонных комнат, но петли не поддавались: они были закрашены много лет назад.

Дядя Дуглас мог удовлетворить самые низкие фантазии своих клиентов, потому что владел стайкой рабов вроде меня, людей, которые были проданы ему своими семьями или опекунами и которые были слишком напуганы, чтобы возражать или хоть как-то отбиваться. Все мы знали, что с нами будет, если мы попытаемся. Наш дух был сломлен, и мы были натасканы подчиняться; мы знали, чего от нас ждут, и мы знали, что будем зверски наказаны, если не выполним требования.

Дуглас, наверное, почувствовал, что достаточно меня выдрессировал и я теперь готов к вовлечению в его бизнес, готов стать «порнозвездой», как говорила мать. Впервые попав к нему в дом, я еще не знал, что следующие три или четыре года я буду проводить здесь почти все выходные и каникулы. Мне было всего девять лет. В доме всегда было несколько детей, и нас держали там все выходные или даже дольше во время каникул. Это стало новой стороной моей жизней, ужасной рутиной. Дядя Дуглас забирал меня в пятницу после школы и отвозил домой в воскресенье вечером, чтобы я мог снова пойти в школу в понедельник утром.

Клиенты, приходившие и уходившие на выходных, переступали порог со своими извращенными фантазиями и платили Дугласу, чтобы он подготовил декорации и снял весь процесс, пока они вытворяли с нами все что захотят. Иногда они хотели посмотреть, как мы, дети, делаем разные вещи друг с другом, иногда хотели испытывать боль и страдать сами. Некоторые клиенты предпочитали одеваться в самые нелепые костюмы, и мы бы катались от смеху, если бы не боялись за свою жизнь. Большинство посетителей были ни капли не похожи на Дугласа и Джо, выглядели весьма представительно и носили обручальные кольца. Некоторых из них я уже видел еще дома у матери, например полицейского с его наручниками. Многие приходили регулярно, каждую неделю, как будто Дугласу удалось подсадить их на редкий сорт наркотиков, и им всегда было мало.

Они всегда точно знали, чего хотят, вплоть до того, какие выражения они хотели бы видеть на наших лицах во время действия и какое освещение во время сцен, которые они хотели поставить. Некоторые клиенты приказывали детям называть их «мамочка» или «папочка», но я, конечно, не мог этого делать, поскольку все еще был немым. Иногда они хотели, чтобы мальчики занимались сексом с девочками постарше, и мы молились, чтобы у нас случилась эрекция, когда нужно, иначе нас опять накажут за неповиновение. Как правило, от нас требовали точного следования указаниям, как от настоящих актеров на съемках фильма, иначе нас уводили в комнату для наказаний и избивали до тех пор, пока мы не начинали делать все правильно.

Пару раз во время первых посещений я не понял, чего от меня хотят, и делал что-то неправильно, и вскоре я обнаружил, что они наказывают даже более жестоко, чем моя мать. Их любимым приемом было хватать нас за яички и сжимать их со всей силы, так что мы кричали и умоляли о пощаде. Иногда до меня долго доходило, что я должен сделать перед камерой. Не знаю, было ли это связано с моими трудностями в обучении или нет, но они никому не собирались делать поблажек, и меня избивали точно так же, как остальных.

Я не знаю, были ли клиенты осведомлены, как сильно нас избивают, чтобы заставить делать то, что они хотят, или им просто удалось убедить себя, что мы были готовы к этому, что мы – выходцы из грязного мира полулюдей, где такие вещи являются нормой. Я думаю, что если у них были свои дети, то они не ассоциировали нас с ними, словно были уверены, что мы принадлежали к какой-то низшей расе.

Слушая, что творится вокруг, я выяснил, что некоторые дети имеют отношение к тому или иному посетителю и находятся здесь с согласия некоторых членов своей семьи. Я не знал ни одного ребенка, которого похитили или насильно забрали из дома, все они были проданы в рабство кем-то, кто должен заботиться о них, защищать от окружающего мира. Некоторые дети были даже младше меня, им было не больше восьми лет.

Один парень, которому точно уже было больше шестнадцати, похоже, был сыном одного из постоянных клиентов. Этот парень делал все, что ему говорили, и показывал, что ему нравится происходящее так же, как им. Как будто он начинал как запуганный ребенок, такой же, как я, и спустя несколько лет стал одним из «них». Я знал, что со мной этого никогда не произойдет, я никогда не стану похожим на этих людей. Иногда клиенты приводили этого парня учить остальных, как нужно правильно делать разные вещи. Он напоминал мне Ларри и Барри и то, как они ведут себя дома, наслаждаясь происходящим, словно это было лучшее развлечение в мире.

Если мы хорошо себя вели и все делали правильно, нас награждали передышками, позволяя посидеть в похожих на камеры комнатах, где нас запирали. Нам приносили чай с молоком и тарелки с печеньем или плитку шоколада. Когда ты провел много лет, растягивая на несколько дней одну бутылку застоявшейся воды, то ценишь даже такие мелочи. Но все это было похоже на то, как поощряют животных в цирке, когда они правильно выполняют трюки.

Иногда нам приносили сэндвичи, хотя часто хлеб был уже слегка заплесневелый. Я обычно счищал плесень и ел то, что осталось. Я был благодарен даже за это, потому что никогда не знал, когда нам предложат поесть в следующий раз.

Нам разрешали использовать ванную и мыться, пока мы делали все, что от нас требовалось, но трудно было чувствовать себя чистым после отвратительной ванной Дугласа. Нас и там не оставляли в покое, потому что они всегда хотели пойти с нами, помыть нас, поиграться, поснимать на фотоаппарат или камеру. Они не упускали никакой возможности. Даже если ты шел просто пописать, они хотели сделать фото, организовывая съемку, как профессиональные фотографы: «Давай спускай свои штаны до пола». Если Дуглас собирался что-то снимать в ванной, только тогда она становилась безупречно чистой.