Следствием установлено… - Юрий Тихонов

На обратном пути Вячеслав не заводил с Субботиным разговоров об убийстве. Они беседовали на отвлеченные темы. В свободной обстановке Вершинин старался получше понять характер своего попутчика. Валять дурака тот перестал сразу, как только переступил порог прокуратуры. По дороге на вокзал настроение его заметно улучшилось, а когда поезд тронулся и серо-зеленое здание вокзала медленно поплыло в сторону, он лихо засвистел какой-то мотив. Пожилая проводница, проходившая с веником по вагону, сделала ему замечание, и Субботин на полтона сбавил художественный свист. Необъяснимая радость сквозила в каждом его движении.

«Странный парень, — подумал Вершинин, наблюдая за ним из полуприкрытой двери купе, — знает, куда и зачем едет, а веселится. Или не виноват? Вряд ли, — он тут же отбросил сомнения. — Надеется выкрутиться, рассчитывает на отсутствие доказательств. Кстати, почему он повеселел, когда я рассказывал об их последней встрече с Ханыгой на вокзале? Веселого-то мало. Может, я ошибся в существенной детали и это убедило его в мысли о нашем заблуждении? Тогда где я ошибся и в чем? Стоп, стоп. В конце концов разве обязательно быть убийцей, даже если собираешься вернуть свои перчатки. Допустим, преследует группа парней, в том числе и Субботин, ножом ударил другой, который оказался впереди. И все-таки его теперешняя радость выглядит странной. Придется связываться с психиатрами».

— Эй, Вадим, — позвал он Субботина. — Давай попробуй кефирчику. — Вершинин подвинул ему бутылку кефира и распечатанную пачку печенья «Привет».

С удовольствием выпив кефир и съев всю пачку печенья, Субботин вместо благодарности глубокомысленно заключил: «Пшенная каша вкусней», — и тут же поинтересовался: «Домой отпустите или сразу заберете?»

— А есть за что?

— По-моему, не за что, но ведь вы-то можете и так, как у вас называется, — для профилактики. Сажали меня раз. Двое суток продержали за здорово живешь. Прощения даже не попросили. Подумаешь, у одного двадцать копеек взаймы взял, а потом по носу щелкнул.

— Вот, вот. Вымогательство в чистом виде, а когда еще силу применяют — самый настоящий грабеж. Статью уголовного кодекса, надеюсь, знаешь.

— Хм… грабеж! Тогда каждого второго можно грабителем назвать.

— Заблуждаешься! Шестакова, например, за то, что он отнял шапку и перчатки на вокзале, можно назвать грабителем.

Субботин метнул взгляд в следователя, но за спасительную соломинку не ухватился.

— Домой-то отпустите? — теперь уже уныло спросил он.

— Посмотрим. Жизнь покажет. А вот встречу с родителями гарантирую.

Поезд сбавил скорость. Субботин встал, быстро вышел из купе. Вершинин пошел следом, настороженно глядя ему в спину.

— Думаете сбегу? Не беспокойтесь; — бросил он на ходу. — В туалет надо, а то остановка скоро, Да и чего мне бежать? Пока нам по пути.

«Когда же наши пути разойдутся?» — хотел спросить Вершинин, но передумал и встал около туалета.

Однако Субботин решил поиграть на нервах у следователя и торчал там минут двадцать, пока не собралась приличная очередь.

Выйдя из вагона, Вершинин стал медленно пробираться через толпу встречающих, ощущая спиной теплое дыхание Субботина. Тот шел по пятам. В дежурной комната их уже ожидал Стрельников.

— Посиди пока здесь, — сказал Вершинин, указав спутнику на скамью рядом с дежурным и пошел с Виктором.

— Съездил успешно? — нетерпеливо спросил тот, не успев поздороваться.

— Здрасьте, товарищ начальник. Вежливость прежде всего, — в шутливом тоне начал было Вячеслав, но потом посерьезнел и устало произнес: — Похвастаться пока нечем. Работать с ним надо и сейчас же. Нину доставили?

— Ждет в кабинете Пантелеева.

— Как она относится к очной ставке?

— Поначалу отказалась. Потом убедили — согласилась, но настроение у нее — не очень.

Нина появилась в дверях, губы у нее были надуты.

— Подкатили почти к дому на желтой мигалке, — недовольно пробурчала она. — Бабки из тридцать шестой разнесут на всю улицу: опять, мол, Нинку в милицию забрали. А все Сашка Пантелеев. И чего вы только его в милиции держите?

— Смени гнев на милость, ворчунья, — заулыбался Вершинин. — Скажи лучше, как работается, какие дела дома?

— Спасибочки, хорошо, — ответила она, разом помягчев при виде Вячеслава. — Приняли меня ученицей на швейку, сейчас учусь. А дома? По-прежнему, разве мамашу теперь исправишь!

— Мне в завкоме обещали поселить тебя в общежитие. Так, по-моему, будет лучше для вас обоих.

— Для меня-то, может, и получше, да ведь она совсем тогда пропадет.

Вершинин еще прежде заметил, что Нина избегает произносить слово «мать» и всегда говорит неопределенно: «она». Одно время он даже считал, что девушка не любит мать, но теперь понял свою ошибку. Любовь к ней она пыталась скрыть за нарочитой грубостью.

— Будешь приходить к ней, навещать, — успокоил он свою собеседницу, — может, и она после твоего ухода за ум возьмется. Редко ведь дети уходят от родителей в общежитие.

— Ладно, посмотрим, — уклонилась от ответа Нина. — Вы только скажите в инспекции, пусть поменьше за мной бегают, и на фабрике с моим начальством хватит им шушукаться. А то ведь брошу к черту. Я ведь такая: решила пить бросить и работать начать, сделаю, а носом тыкать меня каждый раз в прежнее кончайте.

— Главное не в них, главное в тебе самой. Решила ли ты окончательно?

— Пока не знаю, — после паузы ответила она. — Посмотрю на ваше поведение.

Вершинин засмеялся:

— Смотри, смотри. А сейчас давай поговорим о другом. Знаешь, зачем тебя пригласили?

— Знаю. Стукача из меня хотите сделать.

Вячеслава больно резануло по сердцу грубое слово, вылетевшее из полудетских уст. Как от острой физической боли он закрыл глаза и плотно сжал зубы. Лицо его окаменело. Заметив реакцию следователя, девушка забеспокоилась. Она не хотела причинять боль человеку, нашедшему доступ к ее сердцу. Вершинин понравился ей сразу.

— Я пошутила, — торопливо поправилась Нина. — Знаю, я должна сказать Субботину насчет перчаток. Одного, правда, в толк не возьму, зачем вам это нужно. Вадька Ханыгу не убивал, где ему убить человека. Он может отнять у сопляка десять копеек, надавать ему подзатыльников, но убить, и притом Ханыгу! — она рассмеялась.

— А кто говорит об убийстве? Мы хотим выяснить, что произошло в тот злополучный вечер, когда ты встретила на вокзале Субботина. К тебе одна просьба: сказать Субботину правду в глаза.

— Хорошо, — согласилась она. — Давайте сюда Вадьку, я ему скажу, что зря отпирается.

Однако, когда тот появился на пороге и скользнул по ней нагловатым взглядом, она покраснела и опустила голову. В такой позе, запинаясь, она смущенно рассказала о последней встрече с Субботиным на вокзале. Рассказ не произвел на того ровно никакого впечатления. Он остался спокойным.

— Врет она, — равнодушно процедил он сквозь зубы. — Пьяная была, наверно, вот и выдумывает, что в голову взбредет. С Витькой своим выжрала пару бутылок и забалдела. На вокзал-то я, может, и приходил, но к ней с такими разговорами и не думал подходить.

После его слов Нина окончательно сникла, понурилась, и Вершинин пожалел, что устроил ей такую экзекуцию. Он предвидел, что Субботин может отказаться, но не ожидал столь резкой и циничной формы отказа. Вячеслав отпустил девушку.

— Так, — начал он, смерив Субботина презрительным взглядом, — солгать в глаза, оскорбить человека тебе раз плюнуть.

— Какой это человек? — сморщился тот. — Глиста она и есть Глиста. Разве это человек?

— Она человек, она исправится, потому что у нее осталось главное — совесть, а вот ты ее давно потерял.

Субботин демонстративно отвернулся в сторону.

Вячеслав помолчал, разглядывая его затылок.

— И все-таки, Вадим, в тот день ты был на вокзале, — возобновил он разговор.

— В какой?

— В день убийства Шестакова.

— Не помню, давно это случилось. Может и… был.

— Значит все-таки был. Один?

Субботин вздрогнул. Кровь отхлынула от его лица, нижняя челюсть отвисла. И хотя Вершинин привык к резкой смене настроения у парня, на сей раз он понял, что тот действительно сильно испугался.

«Почему он так испугался? — стучало в голове. — Может, увидел кого в окошке? Нет. Окно грязноватое, и к нему близко никто не подходил. Что же произошло? Я поинтересовался, был ли он на вокзале один. После моего вопроса возникла такая странная реакция. Но «после» не всегда означает «вследствие». Продолжить расспросы? Сейчас с ним разговаривать бесполезно. Он сильно испуган. Чертовщина какая-то. Самый настоящий испуг».

Он попытался расшевелить Субботина, вывести его из оцепенения, но безуспешно.

— Вот твой пропуск, — сказал тогда Вячеслав. — Иди домой к родителям. Понадобишься — пригласим.