Колдунья - Джейн Фэйзер

— Кто это был? — спросила она. — Зачем кому-то понадобилось похищать Данте? Может быть, они посчитали его очень ценным, как вы думаете? Я знаю, что он необычный, но…

На какой-то момент Хьюго опешил: она так и не поняла, что охотились именно за ней. Да и как ей было это понять! Она почти напрочь была лишена самомнения, и ей наверняка казалось более вероятным, что кто-то охотится за ее любимой собакой, нежели строит козни против нее.

Ее лицо было розовым и разгоряченным, пряди волос прилипли к щекам, глаза широко распахнуты, скорее от удивления, чем от страха. Она откинула волосы назад и нетерпеливо взглянула на Хьюго: она ждала ответа.

У Хьюго просто сердце перевернулось. Она достаточно настрадалась от одиночества и безучастности окружавших ее людей, не стоило усугублять ее боль объяснением, что это и на этот раз ее собственная семья желала ей вреда, что родственники видели в ней одно достоинство — ее состояние.

Он отчаянно сопротивлялся возникшему желанию крепко обнять ее и прижать к себе.

— У меня нет ни малейшего понятия, почему какому-то сумасшедшему взбрело в голову утащить это нелепое животное, — взорвался он. — Ради всего святого, только посмотри на себя. Тебе уже было сказано, что нельзя бегать полураздетой, в одной ночной рубашке. И где, черт возьми, твои туфли? Ты же насмерть простудишься. И вообще, почему ты, черт возьми, не подумала, что делаешь? Почему ты не позвала меня, когда услышала лай Данте?

Данте навострил уши и завилял хвостом.

А Хлоя внезапно для самой себя сделала такое, чего впоследствии так и не смогла объяснить.

В тот самый вечер, только чуть раньше, Хьюго разбудил в ней женщину, затем на нее напали и испугали, и она вся дрожала от гнева и страха. А потом ее спасли так же внезапно и грубо, как и напали. Всем этим она была так потрясена, что ей стало казаться, что ничего обычного с ней уже никогда не случится.

Вместо ответа на его вопрос, следуя слепому инстинкту, она обняла Хьюго за талию и посмотрела на него снизу вверх, прижав голову к его груди. Глаза ее потемнели от переполнивших ее чувств.

— Пожалуйста, не сердитесь, — попросила она умоляюще, и голос ее был полон такой чувственности, которая не могла оставить Хьюго равнодушным. — Пожалуйста, Хьюго.

Больше Хьюго не в силах был сопротивляться. Его руки обвились вокруг нее; ладонь мягко легла на изгиб ее щеки.

— Я не сержусь, — пробормотал он, добавив почти как молитву, — но как бы я хотел рассердиться…

— Поцелуй меня. — Она встала на цыпочки, обвила руками его шею, а ее маленькие ладони уже притягивали к себе его лицо.

Хьюго резко вздохнул, услышав эту мягкую, но в то же время настойчивую просьбу, и все его благие намерения рухнули. Ее губы больше не были похожи на губы невинной семинаристки. Она пахла молоком и бренди, невинностью и опытом, и ее тело в его руках было одновременно и мягким и волнующим, напряженным и полным решимости.

Он коснулся рукой холмика ее груди, поглаживая через рубашку твердый бутон ее соска. Она задрожала у него в руках, рот ее открылся, а тело выгнулось навстречу его ладони.

Хлоя плыла в бурном море ощущений. Это было так же, как и раньше, с тем первым поцелуем, но на этот раз она не хотела, чтобы эти ощущения прервались, она жаждала пройти весь путь до конца. Не испытывая никаких сомнений по поводу своей реакции, она жадно прикасалась к нему, упиваясь непривычными запахами его тела.

Он приподнял ее, не отпуская ее губ, и вместе с ней опустился на кушетку. Ее ночная рубашка приподнялась на бедрах. В нетерпении он обнажил ее до талии, наклонился, чтобы поцеловать ее, чтобы прикоснуться к шелковой заросли внизу ее живота.

Хлоя тихо вскрикнула, когда он нашел средоточение ее чувственности. Она испытала безумное возбуждение, кровь ее бурлила от несказанного наслаждения.

Он нежно приподнял ее и стянул с нее ночную рубашку через голову, и она упала обратно на бархатные подушки уже совсем обнаженная. Хлоя прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением своей наготы и пульсирующим чувством возбуждения.

Она протянула к нему руки, и он накрыл ее своим телом, губы их вновь встретились, охваченные безумной страстью, которая затмила все, кроме непреодолимого желания. Она инстинктивно прижалась к его возбужденной плоти, а ее язычок нежно пробежал по его губам, задержавшись в уголке.

Хьюго потянул завязки на бриджах, она стала помогать ему, стягивая одежду и затем, жадно исследуя его тело под рубашкой, опускаясь все ниже к узким бедрам, а затем обхватила пылающую, пульсирующую плоть, поднявшуюся ей навстречу.

В какой-то момент Хьюго замер над ее жаждущим телом — смутное чувство сомнения вновь пробилось сквозь страсть и желание. Он замер и посмотрел на нее: глаза ее были закрыты, лицо запрокинулось в восторге. Густые золотистые ресницы дрогнули и приподнялись, и ее глаза, словно полуночное небо, были полны мольбой и страстью одновременно.

— Прошу тебя, — прошептала она, поднимая руку и дотрагиваясь до его рта.

И он уступил. Нежно овладевая ею, он замер, почувствовав сопротивление ее девственности. Но ее руки обхватили его, настойчиво подталкивая, и он повиновался ей с тихим вздохом облегчения. На какое-то мгновение Хлоя почувствовала, что не может дышать, но, когда преграда была преодолена, она тихо вскрикнула, вдохнув полной грудью.

Хьюго коснулся уголка ее рта, погладил влажные виски и вновь положил руку ей на грудь, скользя большим пальцем по податливому и отзывчивому соску. Он почувствовал, она расслабилась, стала открытой, и он осторожно продолжал ласкать ее.

Наслаждение бушевало в ней, затрагивая каждый нерв Она стала двигаться вместе с ним, ощущая радость слияния бутон наслаждения начал распускаться, и ее мышцы напряглись в ожидании чего-то неведомого ей. Затем он почти оставил ее, и она лежала под ним, напряженная, как тетива лука. Он улыбнулся, глядя на нее и понимая, что она чувствует. Резко и решительно он вновь слился с ней, и бутон превратился в распустившийся цветок.

Прошло много времени, прежде чем она зашевелилась под ним, и мягкая истома, разлившаяся по ее телу, отступила. Она постепенно стала приходить в себя. Хлоя вновь почувствовала тяжесть тела Хьюго, который лежал, уткнувшись в подушку, и, внезапно застеснявшись, коснулась его спины там, где его рубашка прилипла к спине.

Хьюго медленно сел и молча посмотрел на нее таким опустошенным взглядом, что она похолодела. Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь, — все что угодно, лишь бы нарушить молчание. Однако слова замерли под его пристальным взглядом. И тогда она попробовала улыбнуться.

Хьюго поднялся на ноги. Он стоял у кушетки, молча глядя на нее. Он видел ее обнаженное тело, которым только что обладал. Он видел ее улыбку — обольстительную улыбку любовницы. Ее голос, требующий удовлетворения, все еще звучал у него в ушах. Он все еще ощущал прикосновение ее рук, возбуждавшее, мучительное, волнующее и требовательное… Он видел девушку, доверием которой он пренебрег, девушку, которую он лишил невинности. Но он также видел и обольстительницу — женщину, которая не сомневалась в силе своей красоты и знала, как использовать эту силу.