Убийство в кибуце - Батья Гур

— Но каким образом? Каким? — спросил Махлуф Леви.

— Вместо медсестры Рики, которая увольняется, — объяснил Бенни. — Помнишь, она говорила, что хочет уйти.

— Значит, ты все-таки хочешь ее внедрить? — спросил Нахари.

— Еще пока не решил, — ответил Михаэль. — Посмотрим, как будут развиваться события. Но две вещи для меня совершенно ясны: мы никогда ничего не найдем, если у нас в кибуце не будет своего человека, и нам нужно во что бы то ни стало найти эту бутылочку, как можно дольше сохраняя спокойствие в кибуце.

— Как насчет прослушивания телефонных разговоров? — спросил Нахари.

— Невозможно, — тихо ответил Михаэль, — у них автоматический коммутатор, поэтому придется подслушивать все разговоры в кибуце, а у них в каждом доме телефон.

Нахари откинулся в кресле, сложил руки и сказал:

— Я не даю разрешения. Но ты можешь обратиться непосредственно к более высокому начальству. Если оно возьмут на себя ответственность за возможные последствия, то я чинить препятствия не буду. Хочу, чтобы в протоколе отразили мое мнение, а я считаю, что это ничем хорошим для нас не кончится.

Михаэль хорошо понимал всю сложность ситуации — соревнование между ними приобрело публичный характер.

Зазвонил телефон, стоявший на полу подле Нахари, тот поднял трубку и, прежде чем что-нибудь ответить звонившему, рукой указал на Михаэля и произнес:

— В письменном виде. Разрешение должно быть в письменном виде, чтобы потом не было разговоров о том, кто это разрешил. — После этого он проговорил в трубку: — Пусть подождут. Мы будем готовы через минуту. — Повернувшись к Михаэлю, он спросил: — Как ты планировал беседовать — по одному или со всеми вместе? Они здесь, все, кого ты пригласил. Сколько у тебя времени, чтобы ты не опоздал на встречу с Мерозом в Иерусалиме?

Михаэль посмотрел на часы:

— Они приехали раньше назначенного времени. Это хорошо. — Затем, уже начальственным голосом, произнес: — Пусть идут в мой кабинет. Если хочешь, я буду только рад твоему присутствию.

— Спасибо, — ответил Нахари, — но у меня на это время назначены другие дела. Это убийство — не самое главное дело моей жизни. Вы с этим и сами можете справиться.

Уже взявшись за ручку двери, Михаэль сказал:

— Авигайль, оставайтесь здесь, пока они будут в моем кабинете. Сарит и Бенни идут со мной. — Обращаясь к Нахари, он добавил: — Не беспокойся, без разрешения я ничего не сделаю.

— Увидим! — грозно произнес он, встал и потянулся.

— А мне что делать? — подал голос Махлуф Леви. — Где я не буду лишним?

Нахари проигнорировал его вопрос. Михаэль взглянул в замешательстве на часы и сказал:

— Можешь пойти с нами, а если нужно, возвращайся в Ашкелон.

— Пойду с вами, — твердо произнес Махлуф Леви. — Заранее никогда не скажешь, как могут повернуться события.

Глава 9

Излагая факты тихим, размеренным голосом, Михаэль изучал своих собеседников, их лица и движения. Заявив, что «самоубийство нужно исключить по техническим причинам», он начал объяснять, зачем следует соблюдать секретность. Когда он попросил их оказать помощь в поисках бутылочки паратиона, он все еще говорил тихо, избегая драматических эффектов и не показывая своих эмоций. Все молчали, кроме медсестры Рики, которая издала сдавленный крик. Моше сидел, согнувшись. Шломит нервно, через равные интервалы, дергала себя за кудряшки волос. Ее брат Иоав сидел, не шелохнувшись, а Дворка то сжимала, то разжимала пальцы рук. Только Джоджо, казалось, понимал, о чем идет речь. Он вытянул свои длинные тонкие ноги, положил руки на подлокотники кресла и сказал:

— Я так и не понял, почему мы должны себя так вести. Что вы делаете в других случаях? И зачем нужна эта секретность?

— Позвольте мне, — вмешался до этого не промолвивший ни слова Махлуф Леви. — Позвольте мне объяснить. Хотите вы того или нет, но по вашему кибуцу разгуливает убийца.

Дворка вздрогнула. Моше опустил глаза, а Михаэль понял, что его излишняя осторожность и мягкость формулировок сейчас неуместна, что нужна шоковая терапия. Он спросил себя, почему он не смог разговаривать с этими людьми с прямотой, присущей Махлуфу Леви. Впервые за весь разговор на лицах сидящих перед ним людей после слов Леви он прочел неподдельный страх. Страх был все время, но только сейчас возникла ситуация, при которой он смог проявиться. И помог этому именно Леви, произнеся без подготовки единственно правильные слова.

— Не вор, — продолжал он, — не наркоман, случайно оказавшийся среди добровольцев, с которыми мне приходилось сталкиваться, а хладнокровный убийца в это самое время ходит по вашему кибуцу.

— Может, это кто-то со стороны? — еле слышно произнес Джоджо.

— Будем надеяться, что так. По крайней мере, мне хотелось бы, чтобы это было именно так, но вряд ли какому-то чужаку будет известно, где у покойного отца Моше хранилась бутылочка с паратионом. Поэтому о чужаке и речи быть не может. — Он посмотрел на них, переводя взгляд с одного лица на другое и пристально вглядываясь в каждого. В нем чувствовалась сила и осознание своей власти. Именно Махлуф Леви оказался тем человеком, которому следовало сейчас вести этот разговор. — Среди вас находится хладнокровный убийца, а мы даже не знаем мотивов его поведения. Мы даже не знаем, что он предпримет дальше. Потому что мы почти ничего не знаем о жертве. Вам нет смысла, как говорится, прятать головы в песок. Вам нужно научиться воспринимать факты, понять, что мы хотим поймать убийцу, а для этого вам нужно сначала помочь найти эту бутылочку паратиона. Вы у себя дома, вы можете заходить в любые дома, все вынюхивать, все высматривать еще до того, когда все остальные узнают про паратион. — Его голос стал громче: — Кто знает, может, вам удастся сделать то, что мы сами не сможем. Есть вещи, которые вы знаете лучше, чем кто бы то ни было, даже не отдавая себе отчета в том, что вы это знаете. Но прежде всего, вы должны проникнуться важностью соблюдения тайны и того, что бутылочку нужно найти немедленно — до того, как убийца захочет воспользоваться ею во второй раз.

Серое лицо Моше потемнело, и он снова положил руку на желудок.

— Я не собираюсь оставаться в кибуце, — сказала Рики слабым, но решительным голосом. — С меня хватит.

Никто не отреагировал на ее слова.

— Вам не кажется, что вы несколько преувеличиваете? — спросил доктор Реймер. Его умные глаза смотрели на Махлуфа Леви сквозь линзы очков, пальцы спрятались в красивой бороде. Леви царственно качнул головой, но Реймер продолжил: — В любом случае по кибуцу бродит много разного люда, добровольцы из-за границы, например, да и другие тоже…

— Мы будем рассматривать все возможности, — пообещал Михаэль, — но не забывайте о бутылочке паратиона, которая исчезла из хранилища, и спросите себя сами, кто из посторонних мог знать, где она находится, кто знал, что Оснат Харель легла в лазарет, и кому хватило двадцати минут, чтобы совершить убийство, если у него не было законного права находиться в кибуце? — Подождав, он добавил: — Конечно, картинка пока получается неясная. Мы мало знаем о жертве и, конечно, не имеем ни малейшего представления об истинном мотиве, но, будем надеяться, что к следующему нашему разговору мы уже будем обладать такой информацией.

Махлуф Леви повернулся к доктору:

— То, что я сказал, — не преувеличение, а наоборот. Мне кажется, что вы не понимаете опасности, которая грозит вам всем.

— Тогда чего же вы от нас хотите? — вмешался Моше. — Чтобы мы вынюхивали все в чужих домах?

Леви не удивил такой вопрос, и он еще ни разу за все время разговора не повернул свой перстень на пальце. Михаэль заметил, что, в отличие от него, Леви совершенно не смутился и сказал:

— Именно! Этим вы и должны заниматься. Вы должны подозревать каждого и внимательно следить за всем происходящим. Вы должны быть осторожны сами и не позволить другим стать новой жертвой. — Последнюю фразу подкрепил поднятый указательный палец. Молодые люди уставились на него с открытым ртом — Шломит перестала приводить в порядок свои длинные волнистые волосы, а ее брат в солдатской форме продолжал неподвижно сидеть в кресле.

Рики вытерла вспотевший лоб, ударила себя по колену и сказала:

— Я не хочу участвовать во всем этом. Завтра же утром ухожу. Люди в столовой уже смотрят на меня так, как будто это я все сделала. — Она взглянула на брата с сестрой и краем глаза — на Дворку, которая, не произнося ни слова, продолжала сидеть, положив на подлокотники испещренные венами руки.

Дворка молчала. Ее крупный рот был плотно сжат, уголки губ опустились еще ниже. Серое платье, спокойствие, с которым она восседала на своем кресле, — все говорило о сдержанности, которая все больше восхищала Михаэля. Одновременно он размышлял над тем, какая среда порождает таких людей, как Дворка, для которых сдержанность является наивысшей ценностью. До сих пор в кабинете только Дворка и Джоджо казались недоступными, но Михаэль знал, что, появись небольшая трещинка, и это с трудом создаваемая крепость недоступности сразу рухнет.