Тайны прииска Суцзуктэ - Игорь Александрович Тангаев

в области геологии и горного дела. В тридцатых годах, когда остро назрела необходимость в подготовке собственных кадров, правительство нашей республики послало несколько групп молодежи в развитые страны. Большая часть была отправлена в СССР, но несколько человек послали и в другие страны — Францию, Англию и Германию. Цевен оказался среди немногих, кто попал в Германию, и его образование там пришлось на период наивысшего расцвета фашистской идеологии. Он был подвергнут активной обработке и, как ни странно, на фоне принципов превосходства арийской расы над другими народами его обрабатывали в духе восхваления былого величия Монголии, и ее созидателя — Чингисхана. Постоянно подчеркивалась его принадлежность к народу, которому свыше предназначалось быть повелителем судеб иных неполноценных наций и народностей.

Уже тогда делалось все возможное для пропаганды шовинистических идей и вербовке на этой основе преданных агентов во всех уголках земного шара. Цевен клюнул на эту удочку и вернулся на родину ярым и активным сторонником германского нового порядка. Однако ему ничего не удалось сделать в этом ключе — после нападения Германии на Советский Союз он был арестован за прогерманские настроения и осужден на десять лет. Всю войну он проработал на оловянных рудниках Мадато и был амнистирован по случаю победы в 1945 году. С тех пор он замкнулся в себе, стал вполне добросовестно работать, но в душе, очевидно, остался врагом социалистической Монголии.

Ха-Ю говорит, что он, будучи в услужении у Цевена, довольно быстро почувствовал его второе дно. Вначале Цевен расспрашивал его только об организации работ на бывших приисках, но постепенно стал проявлять все больший интерес к взаимоотношениям среди их руководства и, особенно, каналами утечки золота. Вскоре отношения между ними стали более доверительными, хотя дарга и продолжал относиться к китайцу с прежним высокомерием.

Надо ли говорить о том, с каким волнением Ха-Ю ждал момента, когда устье штольни будет вновь вскрыто и какое его ждало разочарование, когда увидел, что впереди новое препятствие в виде ледяной пробки, закрывшей и гезенк. Когда лед, наконец, был убран и Ха-Ю смог увидеть сруб гезенка, до краев заполненный ледяной водой, в нем всколыхнулись старые воспоминания и прежние желания овладеть сокровищем. Но если он не смог сделать это тогда, когда вокруг не было ни души, то как он сделает это сейчас, когда вокруг столько людей? И он решился!

Однажды Ха-Ю, подойдя вместе с Цевеном к гезенку, сказал ему, что штейгер Ма-Линь утопил в нем несколько золотых самородков, которые не смог взять с собой при бегстве с разгромленного прииска. Как он и ожидал, Цевен проявил большой интерес к этому известию. После возращения в юрту он долго расспрашивал, насколько это достоверно и не пытался ли кто-нибудь вытащить их. Почувствовав живой интерес дарги, Ха-Ю окончательно решил, что появилась последняя возможность извлечь клад и рассказал Цевену все. С тех пор дарга Цевен стал его заинтересованным и самым надежным компаньоном.

Ну а дальше Вы сами были очевидцем и непосредственным участником всех событий!

— Да! Длинная и довольно трагичная история, — сказал я. — И, знаете, мне даже немного жаль этого старика, которого буквально в последний момент ожидало такое жестокое разочарование! Ведь он всю жизнь, как скупой рыцарь, просидел возле своих сокровищ, но в отличие от него так и не смог ими полюбоваться. Вы хоть напоследок показали их ему?

— А как же. Я ведь должен был получить от него подтверждение, что это именно то, что они с Цевеном искали.

— Ну и как он отреагировал на это?

— Вы знаете, удивительно спокойно. Я бы сказал — совершенно равнодушно. Видимо в душе у него все уже перегорело, и от прежних страстей остался только холодный пепел.

Когда Батмунг окончил свой рассказ, за окнами было уже темно. Он последний раз раскурил свою трубочку. Мы посидели молча, думая каждый о своем, и стали одеваться. Капитан запер кабинет. Мы вышли из управления. По городу метался колючий злой ветер, сдувавший с улиц остатки снега. Пройдя вместе огромную площадь имени Сухэ-Батора, посредине которой возвышался памятник вождю монгольской революции, мы вышли на улицу Сталина, в конце которой находился наш геологический городок. Перед тем как расстаться Батмунг сказал:

— Материалы на Ха-Ю переданы в суд. Его будут судить за сокрытие ценностей, по праву принадлежащих государству. Если бы он во время сообщил о них, то получил бы вполне приличное вознаграждение. Однако теперь ему грозит тюрьма за соучастие в организованном преступлении. Жаль, что ему придется отвечать одному. Мы до сих пор не можем выйти на след Цевена. Объявлен розыск, и хотя народа у нас немного, но страна большая, глухих мест много и далеко не во всех сомонах есть милиция. Но мы обязательно его найдем, если только он не скроется во Внутренней Монголии на территории Китая.

Однако время уже позднее. Давайте прощаться. Будете в городе, заходите или позвоните. Я всегда буду рад с вами встретиться. Должен признаться, что в моей практике это самое интересное дело.

— Товарищ капитан, а ведь для меня осталась нерешенной еще одна загадка. Я имею ввиду скелет, который я обнаружил в подвале дома, где, как оказывается, жил старший штейгер. Вы не спрашивали Ха-Ю об этом?

— Как же, конечно спрашивал, но он категорически утверждает, что узнал об этом только тогда, когда заглянул в освещенный подвал и увидел там вас. Китаец высказал предположение, что это мог быть кто-то из служащих прииска или белогвардейцев, убитых или раненых в то бурное время. Полное отсутствие каких-либо документов или предметов на трупе не позволяет выдвинуть пока ни одной приличной версии. По-видимому, эта ваша находка так и останется тайной, покрытой мраком минувших лет и событий.

На этом мы распрощались.

Через пару дней я вернулся в партию, ободренный обещаниями руководства управления выделить дополнительные средства и людей для обеспечения возросшего объема проходческих работ. Вскоре в нашем лагере началось большое оживление — прибыли новые люди, привезли буровые станки и мне, наряду с основной проходкой, пришлось пробивать несколько рассечек для их установки. Дел было по горло и некогда было даже сходить поохотиться на рябчиков.

Однако обстоятельства вскоре снова заставили меня вспомнить о злополучном гезенке. Наша новая штольня был заложена на двадцать метров ниже старой. И вот для того, чтобы обеспечить ее более надежную вентиляцию, я решил, как говорят горняки, «сбить» обе штольни вертикальной выработкой. Для уменьшения проходки я решил пройти восстающую выработку из нижней штольни и соединить ее с гезенком. Так как гезенк вновь был полон воды,