Огарок во тьме. Моя жизнь в науке - Ричард Докинз

леопарды и… бородавочники. Последние, должен признаться, были подвергнуты суровой критике в высших кругах и с треском провалились в глазах коронованных особ. Я надел этот галстук по случаю приглашения на один из еженедельных обедов у королевы в Букингемском дворце, где оказался вместе с дюжиной озадачивающе разношерстных гостей: вокруг стола сидели директор Национальной галереи, капитан австралийской сборной по регби (чье “телосложение и выправка” полностью соответствовали ожиданиям), гордо держащаяся балерина (то же самое), самый известный мусульманин Британии[30], а под столом – не меньше шести корги. Ее Величество была само очарование, но мой галстук с бородавочниками не вызвал восторга. “Почему у вас на галстуке такие некрасивые животные?” Придется похвалить самого себя, ведь я неплохо нашелся с импровизированным ответом: “Мэм[31], когда животные некрасивы, насколько больше требуется художественного мастерства, чтобы создать такой красивый галстук?” Вообще говоря, на мой взгляд, это замечательно, что королева не ограничивается учтивыми беседами на ничего не значащие темы, но уважает своих гостей и прямо говорит им, что на самом деле думает. Что до бородавочников, мой художественный вкус с ней согласен: они не красавцы. Но в том, как они бегают, выставив хвосты вертикально вверх, есть некая беззаботность – не очарование, несомненно, не красота, но бойкое оживление, которое так меня радует. И это прекрасный галстук. Хочется думать, что и королева по размышлении согласилась бы со мной.

Возвращаясь к былым дням лиловых галстуков и моего голландского критика – сама идея расширенного фенотипа избежала его гнева, за что я был благодарен, поскольку он обладал на редкость острым умом и языком под стать. Хоть он и был заслуженным светилом в нашей общей сфере деятельности и создал значимую теорию происхождения человека, он не всем был по нраву. Один из второстепенных персонажей Ивлина Во, дядюшка Перегрин, был “известный зануда, проклятие и бич светских салонов”. К сожалению, вынужден сказать, что критик моего наряда имел схожую репутацию (в мире этологии при одном упоминании его имени коридоры мгновенно безлюдели) вкупе с бережно лелеемой манией преследования. Ходили слухи (не лишенные правдоподобия), что Амстердамский университет платил ему полноценную зарплату профессора с одним строгим условием – чтобы его нога никогда не ступала в Амстердам. Он поселился в Оксфорде.

Боюсь, он был мишенью и для других недобрых насмешек в Нидерландах. Однажды он отправил в некий голландский журнал статью на английском языке, в которой содержалась опечатка: “Man is a ridicolous species”. Он имел в виду “nidicolous” (“гнездовой”), то есть вид, чьи детеныши полностью зависят от родителей – как, например, птенцы дрозда, – в противоположность “nidifugous” (“выводковый”) – как, например, цыплята или ягнята, которые покидают гнездо на своих собственных ногах и намного более привлекательны для нас. Авторитетные редакторы журнала, безусловно, знали, что автор имел в виду, но в притворно-извинительном исправлении, вышедшем позже, сослались на то, что не смогли связаться с автором, поскольку он был в африканских джунглях, и им пришлось спешно принимать решение, полагаясь на законы вероятности: “ridiculous” (смехотворный) в английском языке встречается намного чаще, чем “nidicolous” (гнездовой), и оба можно получить мутацией в одну букву из слова с опечаткой. Поэтому опубликованная версия гласит “Man is a ridiculous species” (“Человек – смехотворный вид”). Что ж, возможно, его мания преследования и имела под собой некоторые основания. В наши дни эту работу исполнял бы компьютер с проверкой правописания – и, скорее всего, пришел бы к тому же выводу.

Холодная вода, горячая кровь

Дальше я остановлюсь на конференции 1978 года в Вашингтоне: там произошел инцидент, вошедший в устные предания о так называемом “социобиологическом конфликте”, и, в отличие от большинства рассказчиков этой истории, я был ее очевидцем. Эту конференцию организовали этолог Джордж Барлоу, мой старый друг из Беркли, и антрополог Джеймс Силверберг, чтобы обсудить социобиологическую революцию и ее дальнейшее развитие. Звездным докладчиком был Эдвард О. Уилсон, автор, собственно, книги “Социобиология”; меня тоже пригласили, потому что как раз в это время набирал популярность “Эгоистичный ген”. Между грандиозным опусом Уилсона и моей книжкой помельче было много пересечений, хотя ни одна из работ не повлияла на другую. Одно из важных различий между ними состояло в том, что важнейшая теория Джона Мэйнарда Смита об эволюционно стабильных стратегиях (ЭСС) играет значительную роль в “Эгоистичном гене”, но загадочным образом отсутствует в “Социобиологии”. Это я считаю самым серьезным недостатком великолепной книги Уилсона, хотя в тот момент критики не обратили на него внимания – и, как отмечалось в предыдущей главе, мое выступление на вашингтонской конференции было посвящено именно этой теме. Может быть, критиков отвлек шквал глупых политических нападок на последнюю главу книги Уилсона, в которой говорилось о людях; от этих нападок косвенно пострадал (но не сильно) и “Эгоистичный ген”. Вся прискорбная история полно и беспристрастно изложена в книге “Защитники истины” социобиолога Уплики Сегерстроле.

На вашингтонской конференции я сидел в зале на общем обсуждении, когда на сцену ворвалась пестрая орава студентов и сочувствущих леваков и один из них выплеснул на Эдварда Уилсона стакан воды. Уилсон тогда получил травму при подготовке к Бостонскому марафону и передвигался на костылях. Некоторые журналисты писали о “графине ледяной воды”, который ему “вылили” на голову. Возможно, было и это, но я в суматохе разглядел только, как кто-то плеснул водой из стакана примерно в направлении Уилсона: ее принял на себя Дэвид Бараш, который взмахнул своей бородой в стиле Бернарда Шоу (или У. Г. Грейса[32]) в сторону обидчика в классическом демонстративном жесте воинственности приматов. Бараш, кстати, написал легкий и ясный учебник социобиологии для студентов, а в более поздних книгах он проявил себя как мудрый, человечный и прозорливый голос нашей области исследований. Нападавшие выкрикивали лозунги, очевидно, навеянные гарвардской кликой марксистов под предводительством Ричарда Левонтина и Стивена Гулда, так что присутствие самого Гулда на сцене оказалось весьма кстати: ему представился случай процитировать ленинское порицание “детской болезни левизны”. В том же духе выступил и сильно огорченный председатель – он встал и произнес гневную речь, заключив ее словами: “Я марксист, и я хотел бы лично попросить прощения у профессора Уилсона”. Сам Эд Уилсон воспринял это с присущим ему благодушием. Полагаю, он, как мы все, знал, что в этой кутерьме, не стремясь выиграть, все же одержал тихую победу.

Северный соловей

В 1989 году Майкл Руз, основатель и главный редактор журнала Biology and Philosophy, организовал конференцию, посвященную “пограничной зоне между эволюционной наукой и