Развод (СИ) - Маша Малиновская

Не знаю, почему моя нервная система срабатывает именно таким образом, но я вдруг закрываю лицо ладонями и начинаю смеяться.

Стараюсь не слишком громко, чтобы не разбудить Вику, но прекратить не могу. Напряжению нужно выйти, и оно выбрало именно такой способ.

Когда опускаю ладони, с удивлением замечаю, что Гордей тоже смеётся, уперевшись лбом на ладонь.

Мы как два идиота. Развелись. Трахались. Теперь ржём посреди ночи.

Но это помогает. Нервы, до этого натянутые, словно струны, расслабляются, отпускают. Дышать становится легче, хотя накатывает дикая усталость.

И это важный момент. Мне кажется, именно сейчас мы, наконец, готовы отпустить друг друга.

— Ира, переходи работать в “Манифест”, — когда смех стихает, говорит Гордей. — Ты действительно талантливый специалист, мне такой нужен.

А вот это неожиданно. И приятно.

— Спасибо, Гордей, но… я не могу. Не хочу, — говорю откровенно. Сейчас это кажется возможным и очень правильным. — Мне нужен свой путь, понимаешь? Независимый результат собственных усилий.

— Почему ты никогда об этом не говорила? — склоняет голову чуть набок и прищуривается. — Просто не сказала, что тебе нужно больше свободы, Ира?

В груди что-то ворочается и цепляет оголённый провод. Да, он всё ещё оголённый, как бы я это не отрицала.

Разговор может принять другой оттенок, получиться таким, который так и не получился тогда, когда я предложила развестись.

И мне вдруг хочется пойти на попятную, потому что я не уверена, что готова сейчас говорить об этом. Говорить о нас.

Но, кажется, уже поздно…

— Я не знаю, — смеха как ни бывало. Я опускаю глаза. — Не знаю. Может, я сама этого не понимала. Или не считала правильным.

— А что вообще правильно? — Гордей откидывается на спинку стула и трёт уставшие глаза под очками. — Вика. Она — наше правильно. Ещё что? Я уже ни в чём больше не уверен.

— Я не знаю, — пожимаю плечами и обхватываю их руками. Внутри тянет, в груди где-то глубоко. — Я пытаюсь понять. Пытаюсь нащупать в жизни то, что позволит мне дышать полной грудью.

Я не хочу, чтобы это звучало как обвинение, как претензия к нему. Не хочу, чтобы он подумал, что я виню его в том, что стала задыхаться в нашем браке. Это не его вина.

Мне хочется как-то обозначить это словами, но внезапно я не могу их подобрать. Будто кручу в голове карусель из слов, а они все мимо пролетают, не дают ухватить их.

Гордей начала хмурится, а потом сжимает зубы. Желваки натягиваются. Его настроение меняется — я вижу это. Будто он сомневается в чём-то, о чём сейчас думает.

— Я прошу тебя быть осторожной, Ира, — вздохнув, говорит Гордей. В голосе уже не слышны те бархатные тёплые нотки, которые я всегда про себя называла “солнечными” — какой-то особый для восприятия тембр. — С Сабуровым. Если тебе это так нужно, то пробуй. Но держи с ним ухо востро, хорошо? Поверь, это лишним не будет.

— Хорошо, — киваю.

Гордей встаёт, по выработанной годами привычке, ополаскивает чашку, убирает её в кухонный шкафчик и идёт к двери.

Наверное, я должна чувствовать спокойствие, радоваться, что мы, наконец, поговорили, что он принял моё желание работать там, где я хочу и с кем хочу.

Но…

Возникает странное ощущение, что Гордей просто свернул разговор. Что это его “будь осторожна” как конфета для капризного ребёнка.

Я не первый день его знаю. Поэтому уже по взгляду, который он бросает на меня, уходя, понимаю, что чёрта с два Гордей даст мне самой контролировать ситуацию с Сабуровым.

Glava 24

— Я тебя заберу, — говорит по телефону Сабуров. — Через сколько подъехать?

— Не надо, Сабур, я сама приеду, — отвечаю спокойно и твёрдо.

— Мне не сложно, Ирина.

— Спасибо, правда. Но я уже в пути, так что до встречи в офисе.

Отключаюсь и выдыхаю. Несмотря на абсолютно деловой оттенок наших взаимоотношений, он явно с трудом приемлет женскую самостоятельность. Приходится быть осторожной.

Сворачиваю с трассы и паркуюсь у офиса Сабурова. Ещё раз проверяю, все ли документы взяла, одёргиваю рукава платья и набрасываю куртку. Рядом с ним мне интуитивно хочется быть максимально закрытой.

Едва захожу в здание, как мне навстречу тут же поднимается его секретарша и с приклеенной улыбкой предлагает провести в кабинет босса. От улыбки этой дамочки у меня по коже мороз бежит. Вроде бы всё приветливо, мило, но при этом улыбка её глаза не затрагивает. Они горят таким неприятием, будто я у неё мужа увела.

— Спасибо, — киваю и, прижав плотнее папку с документами, иду за ней.

— Ирина, — Сабур поднимается, едва я только переступаю порог. — Здравствуй. Я ждал тебя.

— Здравствуй, Сабур, — стараюсь держаться спокойно и уверенно, не мяться и не опускать глаза, хотя с ним это сложно. Взгляд его этот тяжёлый непросто выдерживать.

— Свободна, Анита, — бросает секретарше, даже не глядя на неё.

Секретарша тихо испаряется, а я присаживаюсь после приглашения за стол и достаю бумаги.

— Я продублировала тебе на электронную почту все графики по медиаплану. Отчёт по предварительной кампании и прощупывании лояльной аудитории в соцсетях тоже.

— Ирина, мне достаточно общей статистики. В остальном я тебе полностью доверяю. Сравнительный анализ по повышению продаж моя бухгалтерия мне предоставит, и тогда я тебе сообщу.

— Да, анализ предварительный проведём и по выводам уже будем корректировать кампанию. А пока покажу мои предложения по наружной рекламе.

Я раскладываю печатные макеты на столе и поясняю, где какую наружку, по моему мнению, следует разместить и какой примерный поток посетителей это может дать.

— А что насчёт набережной? — уточняет Сабур.

— Пару информационных бордов мы поставим, но набережная — это место, где люди, после визуального восприятия рекламы, хотят реализацию в трёх шагах. А у тебя объекты далековато. Вряд ли кто-то, увидев рекламу с аппетитными блюдами, к примеру, будет вызывать такси и ехать шесть-семь километров. Будет спровоцировано желание найти точку питания поскорее, там же, на набережной.

А ещё на набережной несколько ресторанов Гордея. Если они начнут делёжку узкой территории, то я не знаю, как себя вести.

— Ты права, — кивает Сабуров. — Большая часть моих ресторанов сосредоточена в центре.