Мифы и факты русской истории. От лихолетья Cмуты до империи Петра - Кирилл Резников

Думу «Дмитрий» переименовал в Раду (Сенат), ввел в неё высшее духовенство, учредил чин «великого мечника». Царь вдвое увеличил Думу — Годуновы и Шуйские (ненадолго) уступили место царским «родственникам» Нагим, Басманову и боярам — участникам похода на Москву. «Дмитрий» вернул из ссылки многие боярские роды, в том числе уцелевших Романовых и Черкасских. Филарет (Фёдор Романов) был возведен в сан митрополита. Маленький Михаил, сын Филарета, получил в подарок «посохи: ...рога оправлены золотом с чернью». Сохранилась составленная позже опись, где написано: «а по ерлыку тот посох Гришка Отрепьев Рострига поднёс... Михаилу Фёдоровичу». Самозванец напрасно надеялся задобрить бояр: старая аристократия была раздражена — безродный выскочка (в этом они не сомневались) желал править, а не царствовать. Отрепьев, человек блестяще способный, быстро схватывал суть обсуждаемых в Думе дел и нередко находил решение там, где затруднялись опытные бояре. Но его способности лишь усугубляли раздражение. Выступления царя не восхищали, а унижали бояр, годящихся ему в отцы и деды. Отрепьеву не хватало такта. Нередко он впадал в нравоучительный тон и советовал великовозрастным боярам поехать за границу и поучиться.

«Дмитрию» нравилось править. Он хотел, чтобы народ видел в нём защитника. По Москве было объявлено, что царь по средам и субботам принимает жалобы на Красном крыльце в Кремле, чтобы обиженные могли добиться правды. Как Грозный и Годунов, он вел борьбу с лихоимцами: повыгонял известных взятками дьяков и подьячих и назначил новых (вероятно, таких же). Царь требовал, чтобы приказные и судьи «без посулов [взяток] решали дела, творили правосудие и каждому без промедления помогали найти справедливость». В разосланных по городам грамотах объявил «служилым и всяким людям», что царское величество будет их беречь и защищать от всякой неправды. Велел собрать жалобы на прежних воевод «в насильствах, и в продажах, и в посулах или в каких обидах», чтобы безволокитно» дать на них суд и управу. Провинившихся били палками и водили по улицам, повесив на шею кошель с деньгами, если взятку взяли деньгами, или мехами, жемчугом, даже соленой рыбой, кто чем взял. Сам «Дмитрий» обломал не одну палку о спину взяточников.

О законах, принятых «Дмитрием», осталось мало свидетельств. Большинство документов сожгли, в сохранившихся удаляли имя самозванца. Но законы были и, как писал его недоброжелатель Масса, «все установленные им законы в государстве были безупречны и хороши». Буссов особо отмечает, что «Дмитрий» позволил каждому кормиться так, как он может. И русским и чужеземцам он дал свободу кормиться своим делом, как кто умел и мог, благодаря чему все в стране стало заметно расцветать, а дороговизна пошла на убыль». Речь здесь идет об отмене ограничений на ремесло и торговлю. Царь разрешил торговым людям свободно выезжать за границу, а иноземцам въезжать в Россию. Особую любовь и щедрость «Дмитрий» проявлял к дворянству: людей воинского чина он почитал важнейшими и не жалел для них денежных и земельных пожалований. Поэтому даже в борьбе за власть «Дмитрий» не обещал освободить крестьян. В то же время, он запретил выдавать беглых крестьян, ушедших от помещиков в «голодные лета». Он также облегчил положение холопов, запретив писать владельцем холопа больше одного лица. Это означало, что после смерти хозяина холоп становился свободным.

«Дмитрий» освободил на 10 лет от налогов жителей Путивля, главной его опоры во время похода на Москву. В грамоте, отправленной в Томск, царь защищал права сибирских ясачных людей: «велел ясаки имать рядовые [обычные], какому мочно заплатить, смотря но вотчинам и по промыслам; а на ком будет ясак положен не в силу [непосильно] и впредь того ясака платить немочно... велел им в ясаках льготить, а з бедных людей, кому платить ясаку немочно, по сыску имать ясаков не велел». При царе «Дмитрии» было начато составление Сводного Судебника. В основу был положен Судебник Ивана Грозного, дополненный указами Фёдора, Бориса и самого самозванца. Когда Шуйский пришел к власти, он велел прекратить работу над судебником. В Сводном Судебнике сохранена статья Судебника Грозного о крестьянском выходе в Юрьев день и указы Годунова о частичном восстановлении выхода в 1601—1602 гг. Но в нём же есть закон 1597 г. о пятилетнем сыске беглых. Скорее всего, самозванец не собирался вносить изменений в законодательство о крестьянах.

«Дмитрий» напрасно стремился ублажить бояр — старые роды не желали с ним примириться. Заговор сложился к осени 1605 г. — Голицыны объединились с вернувшимися из ссылки Шуйскими. Вскоре их стану прибыло. Самозванец решил удалить останки царевича Дмитрия, захороненные в Угличском соборе. Этим он глубоко оскорбил Марфу Нагую, и она обратилась за поддержкой к боярам. Те отговорили самозванца от задуманного дела. Теперь заговорщики могли использовать Марфу в своих планах. Бояре постарались раскрыть Сигизмунду глаза, что «Дмитрий» вовсе не тот, за кого он себя выдает. Действовали они через Ивана Безобразова, гонца «Дмитрия» к Сигизмунду. Кроме официального поручения, Безобразов имел тайное — от бояр-заговорщиков. Через канцлера Льва Сапегу он от имени Шуйских и Голицыных пожаловался королю, что тот дал им в цари человека низкого и легкомысленного и что они думают свергнуть его и хотят королевича Владислава. Гонец получил тайный ответ короля, где он просил передать боярам, что не препятствует их действиям. В декабре 1605 г. швед Петр Петрей передал Сигизмунду слова Марфы, что царь не ее сын. Король, помолчав, вышел в другую комнату. Петрею же сказали, чтобы он молчал, если хочет жить.

К этому времени Сигизмунд разочаровался в своем ставленнике. Он понял, что «Дмитрий» не собирается выполнять «Кондиций», подписанных им в Кракове. Ни о каких уступках земель или об обращении русских в католичество уже не шла речь. Правда, «Дмитрий» соглашался воевать на стороне Сигизмунда против Швеции (при условии признания его императором), но Боярская дума не позволила царю нарушить «вечный мир» со шведами. Вместо обращения России в католичество «Дмитрий» предложил папе крестовый поход на турок во главе с Россией. У него хватило наглости просить папу о помощи в признании его императорского титула, о присылке в Москву православных духовных книг и о разрешении Марии Мнишек венчаться по православному обряду. Успехи католицизма в России ограничились устройством домашнего костёла (протестанты со времен Годунова имели свою кирху и школу). Иезуиты, проделавшие весь поход вместе с «Дмитрием», влияния не имели: доверенными советниками царя были протестанты братья Бучинские.

Русско-польские отношения становились все запутаннее. В обеих странах созревали заговоры: бояр — против самозванца, шляхты — против Сигизмунда. В Речи Иосполитой Сигизмунда не любили: многие в нем видели шведа, ради своих интересов втянувшего страну в войну со Швецией. Польские мятежники всерьез обсуждали кандидатуру «Дмитрия» на престол — о нём хорошо отзывались знавшие его поляки. До самозванца сведения о готовящемся «рокоше»[55] доходили через секретарей. Ян Бучинский сказал ему: «Будешь, Ваша царская милость, королем польским». «Дмитрий» был не прочь, но когда Бучинский прибыл в Краков исхлопотать разрешение для Марии Мнишек причаститься по православному обряду при венчании, он узнал, что Сигизмунд знает о его словах. Король был взбешен и угрожал разоблачением самозванца. Воевода Познанский ему вторил: «По твоей, деи, той великой снеси и гордости подлинно тебя Бог сопхнет с столицы твоей, и надобе то указать всему свету и Москве самой, какой ты за человек и что им хочешь сделать».

Зима 1606 г. прошла неспокойно: в январе в Кремль ночью проникли трое неизвестных и пытались подобраться к царской спальне. Злоумышленников схватили и пытали, они не признались и их казнили. Не веря больше русским, самозванец завел охрану из 300 немцев. К весне среди кремлевских стрельцов пошли разговоры, что царь не настоящий. Выявили семерых виновных. Собрали стрельцов, и «Дмитрий» выступил перед ними. Ему жаль, он сказал, что стрельцы не любят своей несчастной земли, столь страдавшей при Годуновых. Теперь обвиняют его. Спрашивается, в чем его вина? Если он не истинный Дмитрий, то перед лицом матери он клянется, что стрельцы могут лишить его жизни. Но как мог бы ложный царевич овладеть таким могучим государством? Бог бы не допустил. Он жизнь ставил в опасность не ради своей высоты, а чтобы избавить народ, впавший в крайнюю нищету. Его призвал Божий перст. И он спрашивает прямо, за что вы меня не любите? Стрельцы залились слезами и требовали выдать, кто царя оговаривает. Вытолкали семерых, их порвали на куски. С тех пор страшно было заикаться, что «Дмитрий» не истинный государь.

«Дмитрий» спешил — речь шла о его жизни. Лучший выход он видел в войне с Турцией. Войну хотели донские казаки и служилые люди Южной России. Дворянам Северной и Центральной России война с турками ничего, кроме разорения поместий, принести не могла. В их лице царь нажил новых врагов. Война означала также напряжение хозяйства страны, едва оправившейся от неурожая 1601—1603 гг. Но война позволяла «Дмитрию» уйти от обязательств, взятых перед королём и папой, обещала воинскую славу и избавляла от кремлевских палат, где в переходах таились убийцы. Войну решено было начать с взятия Азова. Царь к тому готовился: повелел отливать мортиры, создал опорную базу в Ельце, куда свезли огромные запасы воинских припасов, приказал строить суда для сплава армии вниз по Дону. «Дмитрий» во всем участвовал сам: стрелял из пушек, «принимал участие в военных забавах и часто подвергал себя опасности, и однажды заговорщики положили убить его во время подобной игры, но страх помешал им».