Перевал (СИ) - Виктор Климов

Подходя ближе, они замедлились, приготовив к стрельбе автоматы. Алексей стал снова слышать своё дыхание, когда стал оглядываться по сторонам, высматривая потенциальную опасность.

Пускай здесь тихо, как на кладбище, но кто его знает. В тихом омуте, сами знаете ли…

Наконец, оказавшись рядом с автомобилем, Алексей протянул руку, чтобы смахнуть налёт с лобового стекла.

— Не надо! — предупредил Данила, но было уже поздно. Всё равно придётся проходить процедуру тщательной дезинфекции, так что терять? Тем более, полковник же сказал — проверить.

Видно было, что Толик тоже не одобряет такого действия, но как иначе? Он лишь провёл рядом с авто дозиметром, который стал издавать трескотню несколько чаще, но не так чтобы радикально сильнее.

Плетнёв ещё раз протёр перчаткой стекло, смахивая остатки треклятой пыли.

Из автомобиля на него смотрел ребёнок. Если, конечно, так можно назвать иссохшую морщинистую мумию, у которой местами, там где разошлась кожа, проглядывали кости.

Просто обтянутые сухой кожей кости.

Пустые глазницы безучастно встретили взгляд случайного пришельца.

Глаза давно высохли, и маленькое лицо не могло выразить никаких эмоций от встречи с незнакомцем из другого мира. Никаких, кроме ужаса, когда-то поразившего его.

А может быть, это просто нижняя челюсть отошла вниз со временем, оттягиваемая усыхающими сухожилиями и распадающимися хрящами. Может быть, ребёнок вовсе не кричал в приступе страха, а то, что произошло, стало для него такой неожиданностью, что он взирал на происходящее с молчаливой обреченностью и удивлением.

Ещё движение перчатки по стеклу — за рулём сидит явно молодая женщина. Когда-то молодая, а теперь такая же мумия, как и ребёнок на пассажирском кресле. Разве что волосы, бывшие когда-то пышными кудрями, свисали теперь редкими прядями.

Мать? Голова ребёнка тоже была в локонах неопределённого цвета.

Одежда, а вернее то, что от неё осталось, ничем примечательным не отличалась. Одежда, как одежда: на ребёнке когда-то было что-то вроде комбинезона, на женщине — обрывки истлевшей блузки и таких же жилетки и юбки, видна цепочка с маленьким кулоном на шее. Судя по свету металлу и сохранности — золотая.

В такой же золотой оправе был цветной камень, но какой, из-за вездесущей пудры было не понять.

Алексей обошёл автомобиль и взглянул на дверь со стороны водителя: ага, ручка была расположена не горизонтально, как он привык, а вертикально. Таких замков он на своей памяти не встречал.

— Может, не стоит? — подал голос Толик.

Плетнёв задумчиво посмотрел на него.

— Ты лучше скажи: раньше в таких местах бывал?

— Нет, — покачал головой Чекан, — хочешь верь, хочешь не верь.

Плетнёв бросил взгляд в сторону остальной группы: кто-то просто отдыхал, присев на дорогу, походу смирившись с вездесущем налётом, кто-то просто осматривал округу. Полковник же наблюдал за действиями старшего сержанта.

Дверь оказалась открытой.

Алексей осторожно потянул её на себя и от неожиданности вздрогнул, заставив вскинуть автоматы Данилу и Толика. Мумия женщины, до того удерживаемая силами притяжения в равновесии наклонилась в сторону старшего пограничника, а рука сползла с руля.

Голова ребёнка также сместилась, будто реагируя на вмешательство чужака, побеспокоившего их случайную усыпальницу.

Холодный пот выступил на лбу. Да, было неожиданно.

Сколько трупов повидал на своей жизни, а когда они начинают дёргаться, невольно начинаешь додумывать самое невозможное.

И ведь они куда-то ехали, когда их застала катастрофа. Не было похоже на то, что они куда-то собирались заранее, в салоне не было заметно ни собранных в спешке чемоданов, ни рюкзаков, ни других сумок или пакетов.

Могли, конечно, обчистить мародёры, но даже если и так, то было это очень и очень давно.

Алексей протёр свисающий на золотой цепочке кулон. Глазам открылся прозрачный синий камень с фиолетовым оттенком. Не исключено, что хозяйка кулона была при жизни очень красива, но сейчас судить об этом было слуожно.

Получается, что апокалипсис застал их в пути, произошло что-то внезапное. Или то, что все ожидали, но до конца не верили в его реальность. Пока не стало слишком поздно.

Интересно, выжившие здесь вообще есть?

Алексей ещё раз посмотрел на кудрявую головку мумии, когда-то бывшей ребёнком.

Труднее всего во время апокалипсиса, наверное, придётся приходится, нет, не детям. Труднее всего придётся взрослым. Хотя на первый взгляд, кажется, что должно быть наоборот.

А ведь это именно взрослые вынуждены будут менять привычный уклад жизни, приспосабливаясь к новым условиям, терпеть лишения, страдать по утраченному комфорту.

Образ мыслей детей гораздо пластичней. Если ребёнок с детства не знал, что такое Макдональдс, не играл в "плойку", не ездил на отдых в Египет, то и переживать по этой утрате не будет.

У каждого свой апокалипсис. Для этих двух он закончился на перекрёстке в автомобиле.

Как однажды вычитал где-то Алексей: апокалипсис — это время перемен, возможность появления чего-то нового из ничего. Время новых открытий и переживаний.

Этот ребёнок уже точно ни о чём переживать не будет и ничего нового для себя не откроет. А вот стоит ли опасаться того, что могло появиться на руинах здешнего апокалипсиса, было пока не ясно.

Признаться, Алексей многое повидал за свою не слишком длинную жизнь, зря он что ли на границе служит, но к мёртвым детям привыкнуть никак не мог. Дети для него, хоть бы пока он своих и не имел, были всем тем, ради чего стоит жить и ради чего не жалко умереть.

Такие вот установки он воспитал в себе, будучи сам не из полной семьи. Другие, оказавшиеся в его ситуации подсознательно, а то и вполне осознанно, копировали образ жизни своих родителей, но он так жить не хотел. Необходимо было разорвать это кольцо сансары.

А люди живут в городах.

Алексей осторожно закрыл дверь автомобиля.

Глава 10. Игрушки

В своё время, Алексей как-то услышал, что, в случае глобального конфликта, больше всего людей погибнет вовсе не от ядерной бомбардировки, а от последствий, которые неизбежно наступят позже и далеко не сразу.