Трудно украсть бога - Николай Леонов

– Припомните, может, еще кто-нибудь?

Реставраторша резко остановилась на месте и нервно поправила очки:

– Вам это зачем нужно? Меня позлить? Никому больше ничего я не рассказывала! Ясно? Все, добирайтесь до дома самостоятельно. Больше я вам помогать не буду, хватит.

Оскорбленная Маргарита оставила Гурова одного посреди аллейки сквера, по которому они шли. Ее чересчур бурная реакция показалась ему подозрительной. Чего было обижаться? Неужели непонятно, что ему нужно узнать правду, а ее невозможно узнать, если не стараться быть объективным. А стараться быть объективным, значит, подозревать всех одинаково: и тех, кому симпатизируешь, и тех, кто тебе лично неприятен.

Оставалось надеяться, что разведка Крячко прольет свет на роль Маргариты в этом деле.

Костюма для поминок в отпускном гардеробе Гурова не обнаружилось, что было неудивительно, но неудобно. Пришлось идти в том, что нашлось: темно-синей рубашке и самых темных брюках, которые оказались в чемодане.

Полковник был совершенно не уверен, что его пустят на это мероприятие, как не принадлежащего общине и вере. Однако попытаться он был должен.

По адресу, названному Маргаритой, обнаружился частный дом. Деревянный, в старорусском стиле, только совсем новый и с явно недешево обошедшейся хозяину отделкой. Хозяином его, судя по наведенным справкам, а также и главой общины, был некий Варфоломей Иоилович, которого для простоты звали Ивановичем. До того как он вышел на заслуженную пенсию, этот Иванович работал в городской администрации и, по слухам, занимал какой-то очень важный пост. Теперь он ушел на покой и полностью посвятил себя делам общины.

Гуров предусмотрительно постучал в аккуратную калитку и услышал в ответ громкий собачий лай. Гостей тут явно не ждали.

– Кто там? – послышался совсем молодой голос.

– Я дальний родственник покойного Макара Ивановича Круглова. Можно мне войти?

Обладатель молодого голоса куда-то скрылся и вернулся через пару минут с подмогой. Старшее поколение приняло решение пустить гостя, и Гуров оказался по другую сторону ограды, во дворе старорусского дома. Его встретили спокойно, чинно познакомились и усадили за стол. Вопросов не задавали и размеренно провели обряд поминания.

Полковник отметил про себя, что сидевшие за столом действительно по большей части не молоды. Здесь было более тридцати человек, несомненно, лично знавших покойного. Многие рассказывали о нем и поднимали тосты. Однако пили что-то не очень знакомое Гурову. Он осторожно поинтересовался у соседа – бородатого мужика средних лет, и тот охотно пояснил, что это медовуха, причем собственного производства. Градус у нее получается небольшой и потому ее разрешается пить на торжествах.

Гуров быстро выделил из этого собрания хозяина и главу общины. Он был весьма стар, но при этом бодр и громогласен. Когда большая часть гостей покинула стол, Гуров решил поговорить с Варфоломеем Ивановичем.

Тот выслушал представление незваного гостя спокойно и с достоинством. Сразу через его манеры религиозного лидера стали проступать замашки начальника, к которому пожаловали на прием.

– Как я понимаю, полковник, вас интересует что-то касательно моего покойного друга и собрата? Что именно?

– Он оставил своему внуку, далекому от вопросов религии, довольно странное письмо, в котором утверждает, что одна из принадлежавших ему икон является некогда пропавшей иконой Казанской Божией Матери. Вам что-нибудь об этом известно?

Варфоломей Иванович загадочно улыбнулся, снова возвращаясь в свое религиозное амплуа:

– Макар-Макар, как всех взбаламутил, старый дурак! Во-первых, эта икона, о которой, скорее всего, идет речь, долгое время принадлежала роду его покойной жены и передавалась из поколения в поколение. Так что его собственностью она стала совсем недавно. Я помню эту икону с детства, и она всегда пользовалась особым почитанием у нас в общине, но я ни разу не слышал, чтобы при мне ее кто-то называл так, как вы только что сказали.

Дело в том, что у нас не так много икон. Сейчас много стали писать, а в то время их было очень и очень мало. Особенно чтились, конечно же, старинные. А уж тех, которым могут равно поклоняться и старообрядцы, и нынешние православные, вообще считаные единицы. Это те иконы, которые писаны до раскола. Эта как раз такая – древняя и дораскольная. Такие всегда в особом почете были.

А Макар, видать, на старости лет решил прославиться или, может, денег заработать, вот и принялся всем рассказывать про то, что это та самая икона и есть.

– Так, значит, вы в это не верите? А кто-нибудь другой в вашей общине верит?

– Этого я вам точно не скажу. Мне никто такого в глаза не заявлял. А уж что они там про себя думают, я точно сказать не смогу. Есть те, которые считали, что негоже такую большую ценность отдавать из общины. Ведь наследник Макара, его внук, а он не из наших, и икону продаст на сторону. Такие тут есть. Но вот про другое не слышал.

– А как вы думаете, Варфоломей Иванович, мог ли кто-то из вашей общины эту икону выкрасть после смерти Круглова? Ну, чтобы не уходила она в чужие руки?

Старик рассмеялся:

– Вот сразу видно человека, испорченного миром! Воровство – это страшный грех! Никто у нас на это не пойдет, даже ради святыни. Раз Господь ее нам законными путями не отдает, значит, не заслужили мы ею владеть. А кто другой, может, и заслужил. Господу Богу виднее. Здесь вы своего преступника не найдете. Но можете ходить, спрашивать. Люди у нас всякие, как везде, но не воры.

Гуров решил воспользоваться предложением Варфоломея Ивановича и принялся активно расспрашивать собравшихся о том, что они думают обо всей этой истории. Ценного эти разговоры принесли мало. Большая часть братьев и сестер были едины во мнении, что Господь сам решил оставить общину без почитаемой иконы. С большим удовольствием они обсуждали покойного, его чудачества и странные идеи. Про нанятых реставраторов никто из них ничего не слышал. Зато Гуров неоднократно выслушал рассказ о том, какие скверные читальщицы достались бедному покойнику из-за того, что никто из его родни так и не озаботился достойными похоронами.

Вспомнив свой первый день по прибытии в городок, Гуров стал расспрашивать про этих читальщиц и выяснил немало любопытного. Оказывается, представительницы этой «профессии» вызывали стойкое отвращение почти у всех остальных братьев и сестер. Они, как вороны, слетались на свежего покойника и начинали наперебой предлагать свои услуги. Отказаться от них вовсе было невозможно – обычай требовал, чтобы хотя бы одна женщина читала над усопшим псалтырь все три дня перед погребением.

Раньше это делали три женщины непрерывно. Они сменяли друг друга на посту и таким образом слово божье ни на мгновение не переставало звучать, пока покойника не опускали в могилу. Теперь же такой строгости уже не было. Достаточно было в каждый день прочесть псалтырь по одному разу, и все. Эта работа и была главной задачей читальщиц.

Чтобы успевать первыми на похороны своих собратьев, читальщицы вечно крутились возле погребальных контор или дружили с регистраторами больниц и узнавали дурные вести первыми.

Все эти сведения показались Гурову чрезвычайно любопытными. Читальщица теперь казалась новой ниточкой в запутанном деле. Ведь именно она тогда сообщила Федору впервые о том, что икону украли и что она непременно чудотворная. С ней как минимум нужно было переговорить.

Уходить с поминок было как-то неприлично и потому полковник вместе с представителями общины посетил местное кладбище и постоял над свежим холмиком, под которым теперь покоился старик Круглов. Выполнив свой долг, Гуров отправился обратно, в место прижизненного обитания Макара Ивановича.

Нападения он не ожидал. В конце концов, был белый день! Возвращаясь от Варфоломея Ивановича, Гуров пошел дворами, чтобы сократить путь. Здесь было тихо и солнечно. Потому неожиданно выскочившие из-за гаражей парни застали полковника врасплох.

Кажется, он еще не до конца восстановился после того случая с газом и теперь реагировал слишком медленно. К тому моменту, когда он понял, что это нападение, один из парней держал его за руку, а второй ощупывал карманы.

Судя по всему, нападавшие прекрасно знали, кто именно им нужен и зачем. Они не задавали вопросов и не начинали долгое «заигрывание», как это обычно бывает у «гоп-стопщиков».

Тот, который крепко ухватил Гурова за правую руку, был небольшого роста и субтильным. А второй парень, наоборот, отличался и ростом, и могучим телосложением. Однако было заметно, что это больше жир, чем мышцы.

Раз парни сразу не стукнули его чем-нибудь увесистым по голове, значит, все же имели какие-то довольно мирные намерения, и полковник решил пока стратегически подчиниться.

Все эти наблюдения не заняли у Гурова больше секунды. Нападавшие еще не успели ничего предпринять, а полковник уже медленно поднял свободную левую руку в знак мирных намерений.